|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
«ПРЕЗИДЕНТ ИЗ СПИСКА СВИДЕТЕЛЕЙ ПРОСТО ИСЧЕЗ…»
Юрий ИВАНОВ, член
федеральной парламентской комиссии по
расследованию обстоятельств и причин трагедии в
Беслане — в интервью «Новой газете»
На 26 января
назначено первое в новом году заседание
«комиссии Торшина» — федеральной парламентской
комиссии по Беслану. Как известно, в ней
произошел раскол. 28 декабря, накануне Нового
года, вместо давно обещанного доклада состоялся
лишь отчет о проделанной за 16 месяцев работе.
Отчет вышел очевидно поверхностным и вторичным
по отношению к тому, что утверждает официальное
следствие. Однако большинству членов комиссии
удалось сохранить полное молчание; они остались
верными подписке о неразглашении как материалов,
так и хода работы комиссии. Один из тех, кто имеет
особое мнение, — Юрий Иванов, депутат Госдумы от
КПРФ, — ответил на вопросы нашей газеты.
Досье
«Новой»
ИВАНОВ Юрий Павлович —
депутат ГД (КПРФ) с 1994 г., сейчас заместитель
председателя Комитета ГД по конституционному
строительству. Беспартийный. 61 год, юрист.
Известный российский адвокат. Защищал шефа КГБ В.
Крючкова по делу ГКЧП, А. Руцкого — по делу о
расстреле парламента в октябре 1993 г., компартию в
Конституционном суде.
— Почему все члены
комиссии дали подписку о неразглашении? Какую
страшную тайну надо вам всем хранить?
— Мне непонятно.
Уверен, что всех чиновников, которые прошли через
комиссию, надо было опрашивать гласно и публично,
в присутствии прессы. Это — принципиально.
Комиссия работала на основе регламента, который
взял да и утвердил Миронов (Сергей Миронов —
глава Совета Федерации. — А.П.); в Думе этот
регламент даже не обсуждали. Мне объявили:
видите, все члены комиссии дали подписку о
неразглашении и ответственности в случае
разглашения. Отмечу, что в недавно принятом
законе о парламентском расследовании нет такой
нормы. В регламенте же установлено: все заседания
по Беслану закрытые. А закон о парламентском
расследовании требует обратного: все заседания
— открытые. Кроме исключительных случаев, когда
исследуются вопросы, связанные с гостайной.
— Какая часть
материалов, поступивших в комиссию, все же имела
отношение к гостайне?
— Не было у нас
никаких закрытых вопросов, никакой гостайны. Я
сошлюсь тут на самого председателя комиссии
Александра Торшина, который через полгода работы
комиссии сказал, что секретности у нас 1%. Секреты
— я так понимаю — были лишь в схемах расстановки
снайперов и в разглашении их фамилий, так же как и
фамилий танкистов, которые стреляли по зданию. И
все. Но никто бы и без подписки не стал об этом
говорить публично.
— Тогда зачем
понадобилась эта сверхсекретность, которой
опутали деятельность комиссии?
— На одном заседании
у нас был председатель Думы Грызлов. Как раз на
том, когда, кстати, отклонили все мои ходатайства.
Среди них — чтобы вас и Бабицкого опросили на
заседании комиссии и выяснили, почему вы не
долетели до Беслана в те дни и что это была за
драка в аэропорту, за которую задержали
Бабицкого 2 сентября во Внукове перед вылетом в
Беслан, и т.д. Также — ходатайство о том, чтобы
получить информацию по делу Пуманэ. Напомню: в
центр Москвы, в райотдел милиции, съехались
несколько десятков генералов ФСБ и МВД. После
чего там не просто убили этого Пуманэ, но забили
так, что ни мать родная, ни жена не могли опознать
— это была каша из человека, и потребовалась
генетическая экспертиза. В то время была версия,
что Пуманэ хотел взорвать на Кутузовском
проспекте в Москве кортеж президента, и вопрос
тесно смыкался с терроризмом.
И вот Грызлов, который
пришел на то заседание, сказал: все это не нужно, к
комиссии отношения не имеет, — и ходатайства
даже не поставили на голосование. Парадокс в том,
что регламент определял: председатель комиссии
Торшин ведет все заседания, а Грызлов как
председатель Думы мог лишь присутствовать, а не
председательствовать и давать оценку моим
предложениям.
К чести Миронова, он вел
себя тактичнее. Нередко посещал заседания
комиссии, сидел, слушал, просил выступить — ему
давали слово. Но при этом именно Миронов
совершенно четко обозначил, чем должна
заниматься комиссия: «Вы должны канализировать,
канализировать и канализировать». И тогда мне
все стало ясно.
— Что канализировать?
— Настроения людей.
Мы должны успокаивать народ.
— Но успокоить можно
только правдой.
— Думаю, страдания
матерей Беслана и правдой не успокоишь. Но
подчеркну: глава Совета Федерации изначально
видел основной задачей комиссии успокоение
народа. Он рассматривал членов комиссии как
«канализаторов». Мне же кажется, комиссия должна
доложить обществу правду. Мне поручили
установить причины и обстоятельства теракта — и
я их должен четко изложить. А стремление
«успокоить народ» привело к неожиданным,
суперуродливым формам взаимодействия власти и
общественности — например, следователей обязали
предстать перед потерпевшими в бесланском клубе
и давать в начале следствия групповой отчет. На
мой взгляд, в бесланском клубе перед
потерпевшими должен был отчитываться Путин и его
администрация.
— Какие главные факты
о Беслане оказались отсечены при подготовке
отчета 28 декабря из тех, которые могли бы сыграть
принципиальную роль в оценке трагедии?
— Я разделяю все
расследование по Беслану на уголовно-правовое и
парламентское. Для установления полного ряда
фактических обстоятельств у комиссии не было и
нет должного инструментария. Мы не вправе
предупреждать об ответственности за дачу ложных
показаний, устраивать очные ставки, проводить
экспертизы и т.д. Поэтому в этой части любые наши
выводы на 75% будут иметь своим источником
информацию, полученную от следствия, а она может
быть дозированной или искаженной. Нам же надо
было сосредоточиться на другом — на действиях
должностных лиц федеральной власти.
Региональные аспекты могла решить комиссия
парламента Северной Осетии — Алании под
председательством Станислава Кесаева, которая,
по моему мнению, со своей задачей справилась. Их
доклад откровенный и честный — и это главное.
Нам же надо было начинать
с оценки действий президента и директора ФСБ
Патрушева. К сожалению, за все 16 месяцев комиссия
вопросами ответственности президента за Беслан
не занималась. Сначала мы собирались его
опросить. Путин фигурировал в списке вызываемых
целый год, но вдруг оттуда исчез.
— Комиссия не
принимала решения о том, чтобы Путин выпал из
списка?
— Нет. И не обсуждала,
просто его фамилия исчезла из списка свидетелей.
Еще один важнейший вопрос,
который я ставил много раз: это о вызове
представителей кавказского духовенства. Вроде
бы никто в комиссии и не возражал послушать, кто
такие ваххабиты. Я сам хотел все время выйти на
контакты с ними, поговорить, понять — ваххабизм
же не запрещен. Стал искать их. Когда в комиссии
мы заслушивали руководителей ФСБ и СВР, я задавал
им вопросы: кто эмиссары ваххабизма у нас на
Кавказе? А они то ли не владеют вопросом, то ли не
хотят отвечать. Но я уверен: надо сесть вместе,
поговорить. Помню, пришел в думский комитет по
религии и попросил: назовите мне лидеров
ваххабитов, я хочу встретиться с ними. Один из
заместителей руководителя комитета по делам
религий сказал: «Вот тебе телефон главного
ваххабита, он все объяснит». Звоню, а это оказался
номер Гейдара Джемаля, известного московского
философа и политолога. Вот такой у нас уровень
понимания проблемы.
— Если бы Путин не
исчез из списка свидетелей, о чем бы вы его
спросили?
— Комиссия Кесаева
констатировала: Закаев заявил о готовности
Масхадова к переговорам. Ясно также, что приход
Масхадова в бесланскую школу мог бы закончиться
освобождением детей. Уверен, боевики бы ему
подчинились: они ведь заявляли, что ими командует
Басаев, но у них есть президент — Масхадов и с ним
надо вести переговоры. Но появление в Беслане
Масхадова было не нужно Путину, потому что рост
рейтинга Масхадова сразу опустил бы клан
Кадырова.
Когда был оглашен доклад
Кесаева, пропрезидентская пресса стала
обсуждать, что в нем подчеркивалось: да, Аушев и
Дзасохов звонили Закаеву и вызывали Масхадова,
но тот на связь не вышел. Так умышленно подменили
проблему.
На мой взгляд, все должно
было быть по-другому: прерываются все
телепередачи, президент выходит по всем каналам
связи и объявляет, что открывает Масхадову
коридор и гарантирует неприкосновенность.
Срочно. Где бы последний ни был, он должен
объявиться в Беслане и дать указание боевикам
прекратить акцию. Затем он будет отпущен на все
четыре стороны.
Но этого Путин сделать не
пожелал. Он же ранее объявлял, что Масхадов
бандит и масхадовых надо только «мочить». И вот
дождались: в страшные бесланские часы президент
оказался заложником своей крутизны — отказаться
от своих слов ему самолюбие не позволило, и жизнь
тысячи людей стала вторичной по отношению к
самолюбию. Так Путин опустил проблему с
федерального на региональный уровень, а Дзасохов
не имеет права дать коридор и гарантировать
неприкосновенность.
Дальше: уничтожение
Масхадова. Его о многом можно было бы спросить
позже, но кто-то дал приказ не брать живым, а
забросать гранатами. Путин любит поговорить о
международном терроризме, но кто, как не
Масхадов, если бы его захватили в плен, мог бы
рассказать, кто финансирует террористов, есть ли
у боевиков своя агентура и взяткополучатели в
Кремле, откуда оружие, применявшееся в Беслане.
Очевидно, живой и плененный Масхадов Путину был
не нужен.
— Вы несколько раз
заявляли, что в Беслане не было следов
международного терроризма. На каком основании?
— В комиссии нет
никаких данных о причастности международного
терроризма к Беслану. Оружие — наше, о
финансировании группы ничего не известно.
Лебедев, глава СВР, выступая на комиссии, много
говорил о том, что они и там «пресекли», и здесь.
Но что такое — «пресекли»? Убили? Отдали под суд?
Дайте постановления следственных органов и
судебные приговоры. Ничего нет. У комиссии — лишь
расплывчатая справка. Если мне дадут что-то
конкретное, я изменю точку зрения. Но пока —
пустые речи.
— Какой процент
свидетельствовавших на комиссии вызывал у вас
сомнения такого рода? Когда качество информации
их было сомнительным?
— Я не подсчитывал.
Пример Лебедева я вам привел. Прошу его назвать
эмиссаров ваххабизма в России, а он отвечает: это
не мой вопрос.
По поводу
арабов-наемников нам говорили: да, они были в
Беслане. Но я постоянно обращался к
представителю прокуратуры: если были саудовцы,
почему вы не обратитесь к посольству Саудовской
Аравии, где подтверждение от них? Ведь пока нет
ответа, нельзя категорически утверждать?..
Однако, если Саудовская Аравия и подтвердит, что
это будет означать? С моей точки зрения, ничего.
Отдельные террористы могут или из-за денег, или
из-за религиозного фанатизма поехать пострелять.
Таких персонажей всегда много в разных частях
света, но это не означает, что они являются
членами международной террористической сети
«Аль-Каида».
А та таинственная кассета,
которую А.П. Торшин демонстрировал во время
публичного отчета? Следователи ее не нашли, а
какие-то дети «подобрали» и «передали»
американской журналистке. На кассете якобы араб
Абу-Дзейт. Но он тараторит по-русски так, что
лучше не придумаешь! Так дайте досье на него!
Опять-таки подтверждение из-за рубежа — ничего
ведь в комиссии нет.
Констатирую: мне, члену
комиссии, соответствующие спецслужбы ничего
конкретного не предъявили. Материалов я не видел,
из которых мне было бы ясно, кто такой Абу-Дзейт. Я
беру заключение комиссии американского
конгресса по 11 сентября и вижу, что там
подробнейшие данные по каждому из смертников:
где родился, где учился, где посещал авиакурсы,
что было источником его существования. А у нас в
комиссии лишь список фамилий из прокуратуры.
Соответствуют ли они действительности? Почему
они стали боевиками? Почему пошли на такой
страшный акт? Ответа общество не получит.
— После участия в
работе комиссии как вы для себя решили, почему
образовалась группа, захватившая школу в
Беслане?
— Для этого надо
изучать состав группы. Личности восьми
террористов вообще не установлены, об остальных
— только общие данные: ФИО, национальность. И что
часть этих людей ранее проходили по другим делам.
И еще часть были на наркотиках. Но почему те, кто
был на наркотиках, умудрились несколько часов
отчаянно сопротивляться? Есть один потрясающий
эпизод: Хучбаров ликвидировал двух женщин и
мужчину, террористов, за то, что они отказались
ему подчиняться. Когда дети стали пить мочу и
очень мучиться, они стали кричать Хучбарову, что
этого нельзя делать, выпусти детей… То есть они
пошли на захват, а в стадии захвата отказались от
ранее намеченных целей, и за это их убили… Кто
эти трое? Может, надо было выдать их тела
родственникам?.. Они — пострадавшие или боевики?
Есть же понятие добровольного отказа от
совершения преступления. Добровольный отказ не
освобождает от ответственности, но учитывается
при определении наказания. Но исследованием
личностей террористов комиссия не занималась.
Пожалуй, я заявлю такое ходатайство: об изучении
личностей террористов.
Беслан — часть чеченской
бойни. Один из эпизодов в этом ряду. Если
считается, что комиссия должна установить
причины захвата школы, то ясно: они не в Осетии.
Меня пугает, что никто не собирается — и в этом
принципиальное мое расхождение с докладом
Торшина — исследовать причины. В готовящемся
докладе не звучит мысль о том, почему появились
боевики. Почему у них социальная поддержка?
Какова роль в этом массовых нарушений прав
человека в Чечне?
— Но изучала ли
комиссия хотя бы историю нападения на Ингушетию
21 — 22 июня 2004 года, непосредственно
предшествовавшего Беслану?
— Нет. В чем мои
противоречия с комиссией? Первое: Путин,
отказавшись от гарантий Масхадову, тем самым
привел к штурму. Второе: советники от Патрушева и
Путина (Анисимов и Проничев, заместители
директора ФСБ РФ. — А.П.) — главные фигуры, но
без всякой ответственности. Третье: нарушение
прав человека на Кавказе как главная причина
трагедии Беслана, порождающая новых и новых
боевиков. Четвертое: неисследованность причин.
Анализом захвата Ингушетии и других терактов
комиссия не занималась вообще — якобы к Беслану
это не имеет никакого отношения.
Но дело в том, что вся эта
запутанность в делах, эта ликвидация Масхадова
порождают одну страшную версию, которая
настойчиво звучит в разговорах депутатов между
собой. Чтобы не пустить Масхадова в Беслан, кто-то
якобы организовал этот взрыв, штурм и все
остальное. Советники Анисимов и Проничев, как
следует из доклада комиссии Кесаева, имели в
штабе отдельный отсек. Что там происходило? Какие
принимались решения? Кто же теперь поверит в
случайные взрывы?! Тем более если они возникли не
на полу, там даже нет воронки, а где-то за
потолком…
Почву же для этой версии
опять-таки создал сам президент. Эта версия,
которую стараются не обсуждать и не замечать,
конечно, позорит государство. И поэтому я хочу
получить ответы от Путина.
— Комиссия
официально опрашивала Анисимова и Проничева? Что
они сказали?
— Они объяснили: нас
послал Патрушев для оказания помощи в качестве
советников, и все. А дальше — сфера
предположений, что они там делали и что они не
делали. С моей точки зрения: президент и Патрушев
эту ситуацию запутали до невозможности. По
закону о борьбе с терроризмом никаких советников
быть не должно: есть штаб, у него вся полнота
ответственности за принимаемые решения. В
Беслане же параллельно с руководством штаба
функционировали какие-то не предусмотренные
законом советники. Если у руководителя
контртеррористической операции Андреева (В.
Андреев — начальник УФСБ по РСО-А на момент
захвата школы. — А.П.) в качестве советников
два его начальника, то как он будет принимать
решения?
— На основании тех
материалов, с которыми вы познакомились в ходе
работы комиссии, могли бы вы дать свою оценку
конкретной деятельности в эти дни главных
действующих лиц трагедии из списка высших
госчиновников? Патрушева, к примеру? Он сделал
все, что мог?
— Нам он сказал, что
был в Москве, на месте не был. Но надо к нему
предъявлять претензии другого рода: почему до
сих пор отсутствует эффективная агентура в рядах
террористов? Почему ФСБ не была готова не только
в Беслане? А в Ингушетии, когда несколько часов
боевики «правили бал» и убивали сторонников
федеральной власти? Это ведь не менее позорный
факт.
То же — с министром
Нургалиевым. Главная претензия к МВД — не сумели
организовать элементарного оцепления. Они
говорят: жители на Кавказе — люди горячие, не
слушались. В Беслан министр Нургалиев направил в
те дни своего заместителя Панькова. Толпа стояла
вокруг школы, толпа участвовала в штурме,
пожарные не могли въехать из-за огромного числа
личного автотранспорта, который мешал. А где была
милиция? Не скажу, что должен нести за это
ответственность Нургалиев, но Паньков — точно.
Вместо этого запущено объяснение: «Хорошо, что
помогали ополченцы, без них погибло бы больше
людей, раненых они многих вытащили». Ну что же, в
следующий раз, родственники заложников, хватайте
что под руку попадется — и на штурм?
— Дзасохов? Оценка
его деятельности?
— Должен ли он был
идти в школу? У меня нет ответа на этот вопрос:
идти ли Дзасохову на смерть? Ваш вопрос — слишком
тяжелый. Совершенно ясно, что Аушев, который
пошел внутрь, меньше рисковал, чем Дзасохов.
Степень угрозы Аушеву, с учетом прошлого, была
менее значительна, чем Зязикову или Дзасохову.
Они бы, уверен, живыми оттуда не выбрались. Для
меня очевидно: республиканских президентов в
таких ситуациях надо щадить, они не должны в
процессе контртеррористических операций нести
нагрузку за все. Сделал ли Дзасохов все, что мог? А
что он мог? Переговорный процесс с Закаевым
начал… Был на месте, среди людей, не спрятался…
Наверное, действовал в пределах возможного.
— А Зязиков?
— Если бы он туда
пошел, его бы там прикончили. Он был для них
предатель.
— Доктор Рошаль? Его
деятельность в Беслане была достаточной?
— Рошаля опрашивали
на комиссии, он — порядочный человек. Мое мнение:
Рошалю не надо ходить к боевикам. Единственный
разговор с ними у него закончился тем, что он
получил «жидовскую морду» — хамское, скотское
оскорбление. С другой стороны, они его
потребовали первоначально. И он приехал.
— Оценка
деятельности Аушева?
— Аушев для меня —
фигура из кавказской элиты ельцинской эпохи. И на
первом ее этапе все они были президентами и
министрами — Аушев, Масхадов, Дудаев, Басаев
нередко сидели за одним столом. Кавказ,
братство… Потом чеченцы ушли в подолье и стали
убивать. Началась война с Россией, и Аушев
остался с Россией. Аушев в Беслане делал все
правильно. Кого бы я еще отметил, так это
Гуцериева (предприниматель М. Гуцериев. — А.П.),
— он приехал, все делал, готов был дать свои
деньги, когда у нас на комиссии потом стоял, чуть
ли не рыдал, вспоминая бесланские события.
— Так назваемые
советники — Анисимов? Проничев?
— Решение о посылке
советников было принято Патрушевым и Путиным. На
комиссии Анисимов и Проничев так и держались:
получил приказ — приехал — давал советы.
— Что лично вы
открыли для себя нового, работая в комиссии?
— Самым неожиданным
открытием стала деятельность правозащитных
организаций. Отношение к ним у меня было как к
«гаденышам» — по известному выражению Павла
Грачева (министр обороны РФ времен первой
чеченской войны. — А.П.). Мое мнение о
«гаденышах» формировалось в 93—95-м годах, когда я
встречался с беженцами из Чечни и понимал, что в
Чечне — геноцид русских, а правозащитники
защищали не их, а чеченцев. Это формировало во мне
ярость и протест. Но сегодня я должен признать —
правозащитные организации от этого крена
избавились. Они сражаются за права людей на
Кавказе вне зависимости от национальности,
защищают права рядовых людей, а не нуворишей.
Рискуют, не жалеют себя. Могут нарваться на нож и
на пулю…
— Последний вопрос:
Грызлов, в вашем описании, однажды фактически
председательствовал на комиссии. Но комиссию
ведь приходила уговаривать и Любовь Слиска,
вице-спикер. На каком основании вмешивалась она?
— В ноябре на
комиссию пришли Слиска с Мироновым и говорят:
стоит заключение сделать до Нового года, мол,
общественное мнение взбудоражено, надо
побыстрее… Их поддержали. Ведь Любовь
Константиновна у нас — страшно гламурная
женщина, ее таковой признали даже глянцевые
журналы, как же ей откажешь. Конечно, никакого
права у Грызлова делегировать к нам Слиску по
регламенту не было. Но я бы не назвал это
вмешательством. Будем считать это не заседанием
комиссии, а просто встречей с гламурной женщиной.
Она просила, чтобы комиссия закончила работу.
Согласились, постановили. Однако потом
передумали. Вместо окончательного доклада
Торшин 28 декабря сделал отчет о проделанной
работе. А ни Грызлов, ни Миронов, ни Слиска,
кстати, на отчет комиссии не пришли.
Я попросил Торшина
объявить, что Иванов — против отчета и по форме и
по существу. Он этого не сделал, фактически
вынудив меня самостоятельно пойти на контакт с
прессой. И вот теперь я даю интервью, обращаюсь к
общественному мнению.
Беседовала Анна
ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой»
23.01.2006
|
|
|