|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
«ПОЛИТИЧЕСКИЕ» И «УГОЛОВНЫЕ»
В СИЗО и тюрьмах вновь
появился «социально близкий» криминалитет и
«социально опасный» политический контингент
Нацболы
27 и 29 июля в Москве, в
Никулинском районном суде, продолжались
заседания по делу «14 декабря» — это то самое
дело, когда молодые нацболы числом 40 человек, в
основном школьники и студенты, 14 декабря 2004 года
захватили общественную приемную администрации
президента на столичной улице Ильинка, где стали
требовать встречи с тем, чья это, собственно,
приемная, выкрикивая лозунги типа «Путин, уйди
сам!». С тех пор 39 из 40 — по тюрьмам.
На прошедшей неделе перед
председательствующим на процессе судьей
Алексеем Шихановым образовалась дилемма. Как
слушать дело, если 33 из 39 граждан уже две недели
сидят в тюрьме без санкции суда, как того требует
наш новый УПК? И значит, господин Шиханов должен
выпустить их в зал — и только тогда открыть
слушания.
Но судья Шиханов верит
гособвинительнице Гудим из Мосгорпрокуратуры
(«бандитский отдел»), уверяющей, что нацболов в
связи с «тяжестью преступления» следует держать
под стражей безо всяких санкций. А также
заковывать в цепи и накладывать запрет на
разговоры их с мамами.
Судья принимает решение:
пусть сидят — и вызывает свидетельницу Наталью
Кузнецову, чтобы она рассказала, как вели себя
нацболы 14 декабря. Наталья — сотрудница
близлежащего ОВД «Китай-город», и в интересующий
суд день сидела в приемной. Наталья оказалась
женщиной бесхитростной и так прямо и заявила:
погром нацболов смотрела по телевизору, а
металлоискатель, который, согласно
предъявленному обвинению, они полностью разбили
и теперь это главная предъявленная им статья
возмещения убытков, — так этот металлоискатель,
засвидетельствовала Наталья, починили уже к утру
15 декабря, и работает он до сих пор…
А уж 28-го и попросту
случился конфуз. Пятница потому что была — кому
хочется работать? Выступила представительница
все того же «бандитского отдела»: тут
несовершеннолетний Соловьев находится в клетке,
значит, к соблюдению его детских прав надо
особенно тщательно относиться, поэтому
заседание стоит на сегодня прекратить и
Соловьева побыстрее отправить обратно в тюрьму
на все выходные… Ради него самого. И не
подумайте, что это шутка. Судья согласился, и
конвой поспешил внести цепи.
Несовершеннолетнего Соловьева приковали к его
подельникам. ОМОН очистил зал.
Нацболов вернули в камеры
на уикенд. Кстати, подчеркнуто строгий.
Родственникам нацболов никаких книг, кроме
богослужебных — Корана или Библии, передавать им
запрещено. Хотя директор ФСИН (Федеральной
службы исполнения наказаний) Ю. Калинин, а также
главный психолог всех тюрем России М. Дебольский
в интервью «Новой газете» посмеялись над таким
запретом, сказав, что его быть не может… Но
реальность рельефнее схем — запрет на чтение для
«политических» в московских тюрьмах действует.
Что общего между
лимоновцами и тольяттинской ОПГ?
Ничего, кроме
прокуроров: все того же «бандитского отдела»
Мосгорпрокуратуры. И тольяттинских, и Соловьева
вели и ведут они. Только с принципиально разным
знаком. Нацболам — тюрьма, тольяттинским — почет
и уважение.
Очевидна суть
дифференциации: первые — политические, вторые —
уголовники. Дифференциация, понятно, имеет
глубокие исторические корни для нашей
прокуратуры, так просто не выкорчуешь.
Краткий официальный
экскурс для лучшего понимания событий прошедшей
недели: «бандитский отдел» МГП зовется так в
быту. По-свойски — между адвокатами,
родственниками обвиняемых. Официально же эта
группа есть Управление по расследованию
бандитизма и убийств. Именно тут корпели над
газом, пущенным в «Норд-Ост», — и доказали:
виноватых нет, правильно газ пустили. Здесь же
доводили до развала дело Япончика — и развалили,
доказательств не осталось. Кстати, занимался
(писал обвинение) этим тот самый следователь
Евгений Алимов, что вел дело по Дубровке (власть
невиновна) и раздувал дело нацболов (виновны в
тяжком преступлении). Куратор же Алимова —
заместитель прокурора Москвы старший советник
юстиции В. Юдин, чья подпись стоит под нелепым
коллективным обвинительным заключением для 39
нацболов, настаивающий на социальной их
опасности, требующий изоляции и особых мер вроде
цепей.
Так вот, на минувшей
неделе сотрудники Главного следственного
управления при столичном ГУВД поймали наконец
некоего Сергея Мельникова, тольяттинского
(уголовное дело № 130964), объявленного в мае
прошлого года в федеральный розыск как правая
рука человека, считающегося главой группировки,
— Онищенко по кличке Хохол (несколько недель
назад отпущен из-под стражи сразу после того, как
был пойман).
Кто спорит — у всех у нас
огромный список претензий к милиции, но на сей
раз они выловили-таки рэкетира, проведя успешную
спецоперацию в Лотошинском районе Подмосковья…
И? Радостные, пошли просить санкцию на арест в
прокуратуру, а тот самый В. Юдин отказал им! Не дал
санкцию — посчитал, что вымогатель Мельников
социально не опасен. 25 июля он опять вместе с нами
— с народом. На свободе. Даже без подписки о
невыезде. Хочешь — на Красное море, хочешь — на
Черное. А можно и в район Бермудского
треугольника — там лайнеры навсегда пропадают,
не то что Мельников. Вот тебе и дифференциация,
воплощенная в реальную действительность.
Этап
Еще есть одно место
на земле, кроме Бермуд, где человека теряют. Это
место называется этап. Мельникову эти горизонты
прокуратура закрыла. Зато Михаилу Ивановичу
Трепашкину — адвокату, сидящему за чистую
политику, — распахнула.
23 июля тайно, не
предупредив адвокатов и семью, персональным
спецнарядом из московского СИЗО-50/9 («Капотня»)
Михаила Ивановича отправили по этапу за Урал.
Впереди — минимум шесть недель абсолютной
потери несвободного человека в мире. Этап у нас —
это бои с заключенным без всяких правил. Полный
волюнтаризм конвоя и тех, кто имеет право быть
допущенным на этап. Силовиков имею в виду.
Есть все основания
полагать, что сегодня адвокату Трепашкину грозит
на этапе смертельная опасность. Ведь он даже не
должен был там оказаться. Его, осужденного к
отбытию наказания в колонии-поселении, не должны
были никуда этапировать вовсе. Но кто-то решил
так, и смысл решения один — доконать человека
этапом.
Трепашкин очень насолил
власти. Бывший офицер КГБ и ФСБ, он взбунтовался
против своей службы и дал свидетельства,
относящиеся ко времени директорства там Путина.
Это тот самый Трепашкин, вздумавший обвинить ФСБ
в соучастии в подготовке московских терактов
99-го года — взрывов жилых домов, с чего и началась
вторая чеченская война (наша газета писала об
этом неоднократно). В ответ «родная служба» что
только с Трепашкиным не проделала. И пистолет ему
подбрасывали, и угрозы на него сыпались, и били
его, и пинали, и гранатометы совали, и по тюрьмам с
клопами мытарили, возбудив два параллельных
уголовных дела.
Наконец, Московский
областной суд оправдал Михаила Ивановича по
одному из них, за которое к тому времени он уже
отсидел два года. Но оставалось еще второе — за
него Трепашкин «награжден» колонией-поселением.
Вполне мягко. К тому же статья 73-я
Уголовно-исполнительного кодекса требует в
таких случаях оставлять человека в том регионе,
где проживал и был осужден, где его семья. Для
Трепашкина это Москва и Подмосковье. И все ждали,
что вот-вот к Михаилу Ивановичу можно будет
приехать и с ним поговорить.
Но нет — на этап. У Михаила
Ивановича — тяжелейшая форма бронхиальной
астмы, он всегда с ингалятором, однако его
отправляют с небольшим запасом медикаментов
куда-то за Урал, и это означает только одно: его не
оставили в покое, это опять месть. Сухой остаток:
где Трепашкин — неизвестно. В каком вагоне? В
каком городе? На каком полустанке? И что там с ним?
Узнав о случившемся, я
обратилась к Ю. Калинину, главному российскому
тюремщику-распорядителю, и он очень
симптоматично сделал вид, что ничего не знает.
— Трепашкин для меня —
как все, — ответил Юрий Иванович. — Каждый день
тысячу отправляем из Москвы.
— Но его отправили без
лекарств! Спешно! Это может совсем плохо
кончиться.
— Да они к нам все больные
приходят! — парировал Юрий Иванович.
От этих объяснений стало
холодно. Очень дурным от них повеяло: господин
Калинин сам тут же вспомнил истории о смерти
Радуева, Атгиреева… которые «больные к ним
приходили».
В чем правоохранительная
доктрина сегодняшней России? Судя по событиям,
ответ выглядит следующим: все, кто за политику, —
тому крышка. Ничего нельзя: ни книг, ни свободы, ни
лекарств. Кто криминалитет — им все. Это на самом
деле антиправоохранительная доктрина. Это
ставка на уголовщину как опору системы.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой»
01.08.2005 |
|
|