СУД БОЛЕЕТ. У НЕГО 39

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

СУД БОЛЕЕТ. У НЕГО 39
Нацболов судят коллективно, без конкретизации вины

На суде. (Фото — ИТАР-ТАСС)

       Досье «Новой»
       14 декабря 2004 года группа студентов и школьников, считающих себя членами НБП (Национал-большевистской партии), вошла в общественную приемную администрации президента, расположенную по адресу Большой Черкасский переулок, 13/14, в Москве. Они забаррикадировались в одном из кабинетов и выбросили из окна лозунги, призывающие Путина уйти в отставку. Силами столичного ОМОНа и оперативно-боевой группы ФСО (Федеральной службы охраны) все они были взяты под стражу. Сначала им было предъявлено обвинение в «насильственном захвате власти в РФ» (ст. 278 УК), позже переквалифицированное в «массовые беспорядки» (ст. 212). С тех пор 39 нацболов содержатся в московских СИЗО. 30 июня в здании Никулинского райсуда Москвы начался процесс над ними (председательствующий — судья Тверского райсуда Москвы Алексей Шиханов).

Анна Политковская, автор

       Принцип коллективной вины
       Гособвинитель Смирнов (Мосгорпрокуратура) сумел прочитать обвинительное заключение в 850 страниц (плюс умножить на 39 — по числу подсудимых в клетках) минут за пятнадцать.
       Тут две причины. Во-первых, у Смирнова отличная дикция для скорочтения вслух. Вторая причина — это, собственно, избранный гособвинением основополагающий принцип в деле нацболов — коллективистский. Когда вообще нет вины у индивидуума — вина только у группы. Наша грустная от постоянного насилия Фемида не видела такого уже давненько, со сталинских процессов. Потом все же прокуроры с судьями вину стремились максимально индивидуализировать обвинением, подчеркивая удаленность правосудия от тоталитаризма.
       И вот опять. Скоренько, списком, перечислив всех нацболов пофамильно, господин Смирнов зачитал, что все они «участвовали в массовых беспорядках путем погромов… был разработан преступный план о проникновении… блокировали действия сотрудников ФСО… с листовками антипрезидентского содержания… выражая явное неуважение к обществу… выдвигали незаконные лозунги об отстранении от власти...».
       Кто конкретно «выдвигал»? «Блокировал»? «Выражал»? Бог весть. Вина — крупным помолом. Без деталей. В сухом прокурорском остатке: «группа» в 40 человек 14 декабря за час (с 12.40 до 13.40) устроила «массовые беспорядки» — почти на полмиллиона рублей убытков на строго ограниченном пространстве в двадцать квадратных метров. Естественно, все 39 нацболов не признали своей вины, а часть сообщили суду после скорочтения обвинения, что даже и не понимают его сути. Да и любой нормальный человек не понял бы.
       — Как часто в судах вы встречаете подобный подход — коллективной вины? — этот мой вопрос адвокатам нацболов в перерыве после оглашения обвинения вызвал продолжительную паузу.
       — Да, было… — наконец выжал из памяти Джалиль Сирожидинов, — в 70-е… Два геолога, думая, что в кустах медведь, схватили карабины и выстрелили. А там человек. Он был убит одной пулей. Экспертиза не установила, из чьего карабина она вылетела, и суд сказал: убийцы — оба. Но Верховный суд такой коллективный приговор тут же отменил, конечно. Потому что это полностью противоречит сути судопроизводства. То, что сегодня зачитал гособвинитель, — это суд по шариату.
       Адвокат Дмитрий Аграновский был еще более категоричен и прям:
       — Я участвую и участвовал во множестве процессов, и всегда вина индивидуализированна. Помните, по массовым беспорядкам в центре Москвы после футбольного матча Япония—Россия? Там была большая свалка, но вину все-таки выделили, реальные сроки получили те, кто бил милицию. Для нацболов же явно готовится прецедентный приговор по коллективной вине за инакомыслие. Это политический заказ.

       Товарищ Сухов
       Но цирк уже приехал — и представление продолжилось после обеда. Место на арене вслед за гособвинителем Смирновым занял свидетель со стороны обвинения — Сухов Алексей Иванович, старший офицер охраны ФСО, боец оперативно-боевой группы ФСО.
       Как только участники процесса настаивали на том, чтобы Алексей Иванович все же произнес вслух лозунги, слышимые 14 декабря из-за двери, за которой сидела «группа этих людей», щеки бойца становились пунцовыми и не поворачивался его язык, чтобы публично выдать: «Путин, уйди сам!».
       В остальном же товарищ Сухов был не ахти как тверд:
       — Эта группа 14 декабря совершила насильственный прорыв в общественную приемную…
       — Вы узнаете кого-то из них? — вопрос гособвинителей.
       — Нет, — даже не смотря в сторону клеток. — Подручными средствами в виде ломов и топоров нами была сломана дверь, за которой они были.
       — А вы сразу пришли с ломами и топорами? — вопрос защиты.
       — Нет. Потом принесли.
       — А кто запер дверь, которую вы ломали?
       — Не знаю.
       — А она вообще была заперта?
       — Не уверен.
       — Так кто же распорядился ломать дверь?
       — Мое руководство. Фамилия — служебная информация. Руководство у нас большое.
       — Кто-то из подсудимых оказывал сопротивление?
       — Нет. Они сидели на корточках… И лежали. Руки были прижаты к телу на голове. (Лексика товарища Сухова. — А.П.)
       — Вы знали, что это за люди?
       — Определили по прибытию, что нацболы. Они были в своих футболках. Выдвигали призывы к свержению правительства и оскорблению президента.
       — Текст лозунгов видели?
       — Нет. Просто слышал. Что конкретно, сказать не могу. Только о направленности могу сказать, — тушуется.
       — Запечатлелся ли в памяти факт наличия листовок антипрезидентского содержания? — вопрос гособвинения.
       — Нет.
       — Какие видели поломанные предметы?
       — Металлоискатели лежали на полу.
       — Сломанные?
       — Нет, в сборке. Видимых повреждений не было. Еще у шкафа разбитые стеклянные дверцы.
       — Вы допускаете, что ОМОН все разбил? — вопрос подсудимого Юлиана Рябцева.
       — Не знаю.
       — У вас было оружие? — вопрос защиты.
       — Да. ПМ*. Но был приказ оставить оружие.
       — Значит, они не представляли угрозы?
       Алексей Иванович, весь в красных пятнах по лицу, и вовсе в тупике: что говорить? И входит в молчаливый ступор. Судья его отпускает с миром.
       Странное впечатление: совершенно забыты простые вещи. Что у гособвинителей ОБЯЗАННОСТЬ — заботиться о конкретизации вины, а не о содержании лозунгов. У судьи — об установлении истины. У свидетелей — говорить правду перед лицом суда. А так — закон спит, суд идет…
       На товарище Сухове нацболовский процесс в день 14 июля в Никулинском суде невыносимо захлебнулся. И за скобками так и осталось вопиющее нарушение закона. 14 июля закончился срок содержания 39 нацболов под стражей, и в тюрьму обратно их попросту отвезти не имели права. Не могли, раз судья не продлил этого срока… Но их повезли.

       * Пистолет Макарова.

       Следующее заседание по делу о «14 декабря» — 27 июля в 11 утра в Никулинском райсуде Москвы.

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой»
       18.07.2005