РОДИТЕЛИ ВЫЗЫВАЮТ ПУТИНА

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

РОДИТЕЛИ ВЫЗЫВАЮТ ПУТИНА
Лимоновцы начали голодовку, а их родители предъявили счет к администрации президента

Первой, не выдержав, приемную покидает Людмила Калашникова, мама Авана Королева. (Фото — ИТАР-ТАСС)

Первой, не выдержав, приемную покидает Людмила Калашникова, мама Авана Королева. (Фото — ИТАР-ТАСС)

       Матери нацболов пошли по стопам детей. В администрацию президента. В администрации их очень ждали. Все, кого могли подтянуть: усиленные наряды милиции, сотрудники ФСБ, неумело растворенные в толпе для профилактического подслушивания разговоров, и, наконец, бойцы Федеральной службы охраны. Все как на подбор атлетического сложения и с оружием, барельефно украшающим верхнюю одежду. Числом до сотни. Противник же (родители) был представлен шестью гражданами: пятью мамами и одним папой (кто живет в Москве). Эти все — не шварценеггеры, вооруженные лишь текстом Конституции, выписками из законов и челобитной Путину.

       Напомним, в чем суть: пять мам и папа — представители родителей 40 нацболов, которые 14 декабря прошлого года с грохотом вошли в общественную приемную администрации президента, заняли там кабинет № 14 на первом этаже и стали выкрикивать в окна антипутинские лозунги, разбрасывая листовки против закона о монетизации. И сейчас 39 нацболов (несовершеннолетнего Ивана Петрова позже освободили) четвертый месяц сидят в московских тюрьмах.
       Сначала им была предъявлена ст. 278 (насильственный захват власти в РФ), в феврале 2005 г. произошла переквалификация на ст. 212 (организация массовых беспорядков). Сейчас следствие, которое ведет управление по бандитизму и убийствам Мосгорпрокуратуры (следователь Евгений Алимов), движется не пойми куда и, главное, не торопится. В прокуратуре родителям говорят, что «дело политическое, все решают наверху, а значит, туда, наверх, и обращайтесь».
       Вот родители и обратились. 19 апреля они сделали то же, что и их дети: в 12.30 (время неслучайно — в 12.30 14 декабря начали акцию и нацболы) вошли в общественную приемную администрации президента. Дальше родители изменили политику детей — они потребовали встречи с Путиным. Дети 14 декабря видеть его не желали.
       …О том, что творится в наших госучреждениях, единственной целью которых является поддержание связи власти с народом, писано-переписано. На сей раз есть шанс добавить. За многочисленными кордонами оказался неуютный типично советский вестибюль с окошками, как на почте. Там следовало записаться, почему-то спрашивали профессию, и только с особым листочком в руках, выданным в окошке, можно было воспользоваться гардеробом и местным туалетом, а также попасть к какому-нибудь из чиновников приемной. Сначала в эти недра по распоряжению начальника заведения господина Филатова пустили только трех из родителей. Потому что чиновники тут говорят лишь с глазу на глаз, по одному, даже когда жалоба коллективная. Официально — потому что в кабинетах душно. Неофициально — чтоб не скапливались, народ следует разделять и тогда властвовать.
       Родители возмутились подобным подходом, и тогда к ним вышел Емельянов Алексей, заместитель начальника управления приемной администрации. Матерей захватчиков своего учреждения он принял стоя (два часа) и в углу вестибюля, чтобы быть на глазах у охраны. Боялся — это было видно. На заднем плане брошенного на амбразуру Емельянова нервно фланировал начальник приемной Филатов и бурчал: «Тут не общественная приемная, а приемная», — то есть принимаем, кого хотим, а не по вашим прихотям.
       — Мы просим встречи именно с президентом, — от имени всех родителей несколько раз повторила Людмила Калашникова, мама Ивана Королева, 22-летнего студента, сидящего в Бутырке.
       На что последовал искренний смех — столь нелепым показалось требование избирателей.
       — Вот так прямо пришли — и подавай им президента, — многократно повторил Емельянов и напомнил, что в нашей стране президент никогда не ведет личный прием, а его, Емельянова, он уполномочил каким-то особым своим указом вести прием от имени президента.
       Другой активный участник разговора с родителями — ответственный сотрудник приемной Репин — был нетрезв: «факел» шел основательный (а еще и на обед не ходили). Репин то и дело принимался живописать, как крушили все на своем пути нацболы 14 декабря, и в конце концов договорился до того, что лучше бы по ним стали тогда стрелять, поскольку такое право у охраны имеется.
       Естественно, из всего услышанного в приемной ничто не могло так врезаться в сознание родителей, как эта фраза.
       — Хорошо, но можно ли встретиться с Медведевым, начальником вашей администрации? — спросили родители.
       — Да. Запишитесь на прием.
       Ближайший оказался в июле, да и тот по экономическим вопросам — тут бояре народ не балуют. А по политическим — может, еще через полгода.
       — Вы не можете тут свои правила устанавливать… — начал было Емельянов заученно.
       — А почему, собственно, не можем? Вы — для нас? Или мы — для вас?
       Емельянов и не скрывал, что все — для него.
       — Почему вы не обращаетесь к Лукину (Уполномоченному по правам человека в РФ.— А.П.), если в тюрьме вашим плохо? — недоумевал Емельянов.
       — Мы обращались, — тут же воскликнули родители. — Без толку. Поймите же!
       — Значит, не хочет влезать, — миролюбиво разъяснил Емельянов тайны кремлевского двора.
       — Кому вы можете наше письмо передать?
       — Это не ваше дело.
       — Пусть хотя бы поступит приказ, чтобы девочек освободили. Сгноят ведь их, — отчаянно воскликнула Оксана Долгова, мама 18-летней студентки Вали, которую на днях переводят в камеру на 40 человек.
       — Такого не будет, — по-военному отрезал Емельянов, решив и за прокуратуру, и за суд.
       Препирательства проходили неэффективно. Потому что родители, собственно, искали понимания именно у тех, кто и дал те жесткие показания о попытке захвата власти нацболами 14 декабря, на чьих свидетельствах и построено «дело сорока». «Потерпевшие», так сказать, приравняли себя к власти, которую захватывали.
       — Да они нас хотели смести тут. Вы знаете об этом? — все вопрошал Репин. И уже соглашался, что если все так в стране пойдет, то скоро всех точно сметут.
       — Решение по этому делу будет принимать президент, — признал Емельянов.
       Родители отдали ему письмо Путину и 1258 подписей в защиту и за освобождение своих детей, собранных на митингах против монетизации.
       — Мы не занимаемся передачей писем, — гордо сообщил Емельянов. (Они занимаются пересылкой. — А.П.)
       — Так вызовите ответственных лиц, уполномоченных.
       — Тут таких нет.
       Наконец терпение лопнуло.
       — Это вы спровоцировали наших детей, — заключил встречу Владимир Колунов, отец Алексея Колунова, 21 года. — Они пришли сюда за всех нас.
       — Да вы что, — не отказал себе в удовольствии поиздеваться Емельянов. И добавил со злостью: — Дурью они здесь мучались. Вот за это и будет суд. Обязательно.
       На том и расстались. Родители пообещали Емельянову вернуться через 10 дней за ответом от Путина.


Два необходимых послесловия

       ГОЛОДОВКА
       Накануне того, как родители пошли в приемную, нацболы-сидельцы объявили в тюрьмах голодовку. Со следующими требованиями: соблюдение Конституции и прав человека; закрытие всех российских лагерей смерти, таких, как «Белый лебедь»; запрет для ФСБ и УБОПа заниматься политическим сыском; всеобщая амнистия в стране за исключением серийных убийц, насильников и т.п.
       19 апреля, именно в те часы, когда родители были в приемной администрации президента, стало известно, что в Бутырке — одном из СИЗО, где содержатся нацболы, их голодовка вызвала неадекватную реакцию тюремщиков. Был вызван то ли ОМОН, то ли минюстовский спецназ, и бойцы исколошматили бутырских криминальных авторитетов, которые, как известно, фактически управляют внутритюремной жизнью. Авторитетам было объяснено, что это наказание — за нацболов, и велено было навести порядок. То есть типичная подлость вертухаев — натравить одних зэков на других, — разбавленная гулаговщиной: уголовников на политических.
       Известий из Бутырки пока нет: сломали авторитеты нацболов, чтобы те прекратили свою акцию, или поддержали их.

       ГААГА
       Также накануне всех этих событий в нашу редакцию из Гааги пришло письмо от отца Владимира Линда, студента Санкт-Петербургского университета, одного из тех, кто первым, как сообщил его адвокат Дмитрий Аграновский, принял решение голодать.
       Яап Йан Линд, гражданин Нидерландов (как и его сын), попросил газету стать посредником при его обращении к президенту Путину. Что мы и делаем:
       «Уважаемый Владимир Владимирович!.. Тот факт, что Владимир примкнул к национал-большевистской партии, можно объяснить его желанием эффективным способом подвергнуть критике некоторые элементы вашей политики, подчеркнутые в десяти пунктах в распространенной на демонстрации листовке. Эти десять пунктов протеста поддерживают почти все российские оппозиционные партии и одобряются также и на Западе. (Из текста листовки: «Господин президент, у нас накопился длинный список претензий к Вам. На Вашей совести: Фальсификация выборов. Ограбление народа через «монетизацию». Дружба с чудовищным режимом Туркменбаши. Закрытие независимых телеканалов. Жертвы «Норд-Оста» и Беслана... Вы, кажется, возомнили себя царем, а не президентом, ответственным перед народом...»)
       В цивилизованной стране, где государственный строй является сбалансированной и эффективной демократией с независимыми и свободными СМИ, политическая демонстрация не может быть наказуема. Подобные демонстрации свидетельствуют о живой демократии. В случае, если такая демонстрация происходит путем незаконного вторжения в учреждения… подобное может наказываться денежным штрафом или коротким, чаще всего условным, сроком лишения свободы. Я всегда надеялся исходить из того, что Россия является вышеописанной цивилизованной страной. Ваша страна — член Совета Европы, что также налагает некоторые обязательства…
       Сейчас группа демонстрантов, в которой также мой сын Владимир, находится в заключении, то есть фактически уже наказаны за факты, которые в любой другой цивилизованной стране не могли бы быть наказаны. Это я называю несправедливостью! Также статьи Уголовного кодекса, используемые в этом деле, не имеют к этому делу никакого отношения и даже содержат элемент запугивания. Исходя из этого, надеюсь, что дело моего сына будет справедливо рассматриваться...»

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой»
       21.04.2005