 |
 |
 |
 |
 |
 |
АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
«ДА НЕ ХОЧУ Я С ВАМИ РАЗГОВАРИВАТЬ…»
Заявил руководитель
следственной группы Владимир Кальчук в суде
15 апреля в
Замоскворецком районном суде Москвы, в зале № 203,
несколько десятков человек ждали чуда — явления
следователя Кальчука. Владимир Ильич Кальчук —
царь и бог нордостовцев — бывших заложников и
членов семей погибших в «Норд-Осте». Уже 30
месяцев (именно столько прошло после
«театрального» теракта в Москве) Кальчук —
руководитель следственной бригады Московской
городской прокуратуры. В его руках — правда о
трагедии, и от него жертвы ждали и ждут хоть
какого-то известия об обстоятельствах гибели
своих родных.
Но Кальчук закрыт и
малодоступен — о нем ходят сотни рассказов, как и
кого из нордостовцев он оскорбил, а правдой так и
не поделился. Наконец судья Замоскворецкого суда
Ирина Васина, рассматривая жалобу заложницы
Светланы Губаревой (потеряла на Дубровке
13-летнюю дочку Сашу Летяго и мужа-американца
Сэнди Букера) на бездействие следствия,
официально вызвала следователя Кальчука для
допроса в ходе судебного заседания.
Естественно, имея в виду,
что Кальчук просто не посмел бы тут
отмалчиваться и люди узнают часть правды.
Подобное произошло впервые за 30 месяцев после
«Норд-Оста» — все предыдущие судьи отказывали
всем предыдущим нордостовцам с жалобами на
необъективное расследование. (Та же Губарева до
сих пор не знает, как умерли ее близкие, как и кто
оказывал им помощь.)
Конечно, и 15 апреля чудо
могло пройти мимо. Но господин Кальчук явился. И
посмел все, что смел раньше. По полной программе.
Вот как это было. Действующие лица: Светлана
Губарева — потерпевшая. Каринна
Москаленко и Ольга Михайлова — ее
адвокаты. Представитель прокуратуры Москвы — Елена
Левшина. Судья — Ирина Васина.
Начинала
Каринна Москаленко, руководитель Центра
международной защиты:
— Прежде всего хотела бы
узнать ваше мнение общего характера. Считаете ли
вы расследование полным, объективным…
СУДЬЯ: Вопрос снимаю. Вы
просили допросить следователя только, ответил
или нет он на ходатайство Губаревой от 16 сентября
2003 года. Вот и спрашивайте в рамках этого.
МОСКАЛЕНКО: О других видах
бездействия нельзя спрашивать?
СУДЬЯ: Нет. Только в рамках
этого ходатайства.
МОСКАЛЕНКО: Получали ли вы
или другие члены следственной группы
ходатайство Губаревой?
КАЛЬЧУК: Я не помню. Там
столько было бумаг. Даму потерпевшую я помню.
(Читает протянутый Москаленко текст
ходатайства.) Да, видел вроде…
МОСКАЛЕНКО: Губарева
утверждает, что вы проявили бездействие, — в
ходатайстве были конкретные вопросы, на которые
не последовало ответов.
КАЛЬЧУК: Это ее проблемы. Я
посчитал, что в моих постановлениях есть все. (Речь
о постановлениях следственной группы об отказе в
возбуждении уголовного дела против сотрудников
спецслужб, применивших газ, и по факту неоказания
медицинской помощи заложникам. — А.П.)
МОСКАЛЕНКО: Но из
постановлений так и неизвестно, как и где умерли
двое близких Губаревой людей…
КАЛЬЧУК: Один. Букер ей был
никто. Насколько я знаю.
СВЕТЛАНА (уже плачет):
Он был мне муж.
КАЛЬЧУК (усмехаясь):
Насколько я знаю, нет. У потерпевших вечно эти
вопросы… Привлечь всех, кого только можно.
МОСКАЛЕНКО: Я просто
повторю те вопросы, которые задавала в том
ходатайстве Губарева, они для нее очень важны.
«Когда и где наступила смерть Летяго Александры?
В больнице? В зале?».
КАЛЬЧУК (раздражен,
переходит на блатные интонации): Ну че мы будем
опять толочь… У меня много таких. Ну где
наступила смерть Летяго? Да не помню я.
МОСКАЛЕНКО: Но Губарева
утверждает, что вы просто не установили место
смерти ее дочери… Согласитесь, этот вопрос, как и
другие, не может лично для нее остаться
неотвеченным. Другой вопрос: установила ли
следственная группа вещество, которое было
применено спецслужбами во время штурма?
КАЛЬЧУК: Я основывался на
официальных экспертизах. Там не было написано ни
о каком газе. Это все СМИ.
МОСКАЛЕНКО: Но тогда
почему на 13-й странице вашего постановления
говорится, что применение налаксона (сильнодействующий
медицинский препарат, применяемый для
блокировки наркотиков при лечении наркоманий
опийного типа. — А.П.) не сыграло существенную
роль в состоянии жертв?
КАЛЬЧУК: Чёй-то вы
«почему» да «почему»! Потому что это вещество
потерпевшие постоянно употребляли. (Необходимое
пояснение к этому принципиальному заявлению
следователя: он утверждает, что раз практически у
всех 129 погибших заложников в крови было
обнаружено «неидентифицированное химическое
вещество», значит, они употребляли наркотики. —
А.П.)
МОСКАЛЕНКО: А следствие
делало свои запросы, чтобы идентифицировать
вещество?
КАЛЬЧУК: Че вы меня тут
будете учить? Что вам еще надо? Я больше ничего
вам говорить не буду!
МОСКАЛЕНКО: Но вы же перед
судом.
КАЛЬЧУК (уже покрикивая):
Не буду отвечать. Экспертиза говорит: не было
вещества — значит, не было.
МОСКАЛЕНКО: Объясните для
протокола, быть может, это тайна следствия?
КАЛЬЧУК (сдержанно,
когда для протокола): Да, это тайна следствия. А
оно продлено до 19 июля.
МОСКАЛЕНКО: Могут ли
появиться к 19 июля основания, что вы измените
свое постановление об отказе в возбуждении
уголовного дела в отношении сотрудников
спецслужб, применивших газ?
КАЛЬЧУК: Нет. Не могут.
МОСКАЛЕНКО: Но в этом
постановлении, я опять напомню, вопросы о месте и
времени смерти Саши Летяго места не нашли.
КАЛЬЧУК: Че там? Я вопрос
чёй-то не понял? Я такой тупой, что не пойму.
МОСКАЛЕНКО: Хорошо, я
помогу вам. Как так произошло, что Саша Летяго
погибла? Где она оказалась после штурма? Это не
раскрывает ваше постановление.
КАЛЬЧУК: Я больше вам ни на
чего отвечать не буду. Встану — и буду молчать.
МОСКАЛЕНКО: Седьмой
вопрос ходатайства к вам Губаревой был: почему к
Сэнди Букеру была вызвана бригада врачей в 8.30, то
есть только через два с половиной часа…
КАЛЬЧУК (перебивая):
Не буду отвечать.
МОСКАЛЕНКО: Но вы
обстоятельства смерти потерпевших изучали?
КАЛЬЧУК: Я больше с вами на
эту тему говорить не хочу.
МОСКАЛЕНКО: Но вы же в
суде. Вы не отвечаете суду…
КАЛЬЧУК (откровенно
хамит): Да, не отвечаю.
МОСКАЛЕНКО, обращаясь к
судье: Прошу обеспечить ответ на вопрос, который
особенно важен для Губаревой. Сэнди Букер умер
же…
Прокурор Левшина
откровенно улыбается.
МОСКАЛЕНКО взрывается:
Как прокурор может смеяться над этим? Это
кощунство.
ПРОКУРОР (тут же):
Прошу сделать замечание адвокату за
некорректное поведение. (Первое такое
требование представителя «гособвинения»,
функция которого — защищать в процессе прежде
всего интересы жертвы. Ни до, ни после, сколько бы
Кальчук ни хамил, прокурор безмолвствовала. —
А.П.)
СУДЬЯ: А как я могу
«обеспечить»?
КАЛЬЧУК (ухмыляется и
подсказывает судье): Это — заставить меня
говорить.
СУДЬЯ — АДВОКАТУ: Я не
понимаю смысла терзания следователя здесь. За
что вы его терзаете?
МОСКАЛЕНКО: Людям нужны
конкретные ответы на вопросы, почему погибли их
близкие.
КАЛЬЧУК (хотя ему судья
слова и не давала): Говорить больше не буду —
ничего от меня не получите. И не приду сюда
больше. Не хочу.
Судья дает право задать
вопрос Губаревой.
ГУБАРЕВА: Вы не
подвергаете сомнению результаты экспертизы по
газу?
КАЛЬЧУК: Вы меня
втягиваете в дискуссию. Чтобы СМИ все записали —
вон они там сидят. Меня вызвали, чтобы
поиздеваться надо мной.
ГУБАРЕВА: Вы напрасно
считаете, что мне доставляет удовольствие вновь
и вновь возвращаться к обстоятельствам смерти
моих близких…
КАЛЬЧУК: Я больше не приду.
И отвечать не буду. И не надо мне передавать ваши
вопросы.
МОСКАЛЕНКО: Но ваше
постановление не отвечает на вопросы, главные
для потерпевших! Мы тут именно по этому поводу.
КАЛЬЧУК: Ну и что?
Владимир Ильич
удаляется.
Отечественная
судебная практика безжалостна к жертвам. Как и
следствие, хотя оно и задумано в пользу жертв. Это
и продемонстрировала в суде связка
Кальчук—Левшина—Васина. Кальчук ни на секунду
не опасался судебных санкций. Он был уверен: их
быть не может. Сейчас мы опять на том витке
спирали нашего развития, где силовики — это и
есть государство, новый Советский Союз. Они
действуют без всякой оглядки на все остальные
институты, и те стремительно деградируют. Столь
вызывающее поведение госслужащего в суде
возможно, только если общая картина адекватная —
Кальчуку ТАК позволено. Сегодня. Весь вопрос: что
МЫ позволим ИМ завтра?
P.S.
Следующее заседание по делу Светланы Губаревой
— 25 апреля в 15 часов в Замоскворецком суде
Москвы.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой»
18.04.2004 |
|
|
