|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
И СИДИТ НЕ ТОТ, И ЛЕЖИТ КТО-ТО ДРУГОЙ
Куда пропал лейтенант
Корякин?
Начало этой
истории вполне обычно, как тысячи других: жил в
Ижевске парень Юра Корякин, прекрасный технарь.
Закончил, естественно, технический университет.
И был призван в армию офицером,
инженером-специалистом. Оказался в
Ленинградском военном округе, в поселке Дальние
Зеленцы Североморского района Мурманской
области, в 5-й радиотехнической бригаде (в/ч 03733). 18
июня 2003 года позвонил домой, родителям —
Гульсине Миниахметовне и Владимиру Михайловичу
— «и сказал, что служба закончилась и ему
осталось только сдать дела» (из письма Юриной
бабушки Веры Константиновны Корякиной).
На этом
тривиальность прекращается, потому что 18 июня —
последний день, когда родители слышали голос
своего сына. Юры не было ни через неделю, ни через
две. «Не дождавшись больше вестей, — пишет
бабушка, — родители сами позвонили в часть, где
им сообщили, что их сын 22 июня потерялся… После
того как в течение месяца родители звонили в
часть и пытались выяснить, что же случилось, они
сами выехали 1 августа на место его службы и
пытались выяснить обстоятельства».
— У командования тогда
главной версией было «самовольное оставление
части». Дезертирство, — рассказывает Гульсина
Миниахметовна. — Но мы с отцом не могли с этим
согласиться. Зачем ему было дезертировать, когда
он уже отслужил? И сдавал дела? К тому же не такой
он человек. И поэтому мы задержались в
Североморске и стали проводить собственное
расследование. В результате собрали 58 подписей,
что Юра не мог бежать из части. Мы везде написали
заявления — в военные прокуратуры в Мурманске,
Санкт-Петербурге — об исчезновении нашего сына,
старшего лейтенанта.
Родители также выяснили,
что 21 июня 2003 года Юра уехал из части на красных
«Жигулях», с ним были еще двое. Накануне вечером у
него состоялся тяжелый разговор с заместителем
командира в/ч 36138 Савенковым (эта часть является
одной из «точек» 5-й бригады и расположена в
Североморске, Юра часто ездил туда в
командировки) — и разговор был о деньгах.
Савенков считал, что Юра не может уволиться, не
заплатив около 100 тысяч рублей за разграбленную
еще в конце 90-х дизельную кабину. Но Юра так не
считал.
Пока служил, он пытался
восстановить ее оборудование, но в феврале 2003
года произошло следующее: один из офицеров
попросил Корякина распечатать дизельную кабину
— ему что-то там понадобилось. Корякин сделал это
и уехал в командировку, а когда вернулся в
Дальние Зеленцы, часть приборов оказалась
разбита. Юра рассказывал об этом родителям по
телефону, жаловался, что увольнение
затягивается: ему не подписывают акты передачи
материальных ценностей…
Еще родители выяснили, что
Юра сел в красные «Жигули» с приличной суммой в
кармане — у него было с собой около 40 тысяч
рублей. Рассказали об этом в прокуратуре. И
уехали в Ижевск.
Дальше был год (!) полной
неизвестности. Ни Юры. Ни тела. Ни новостей. Ни
звонков. Владимир Михайлович свалился в
инфаркте, Гульсина Миниахметовна получила
инвалидность — ведь единственный сын, умница и
надежда…
— Мы для этого его
растили? Чтобы он все, что мог, отдал армии — и
исчез? — спрашивает Гульсина Миниахметовна. Она
как раз вернулась с допроса в прокуратуре —
допрашивали уже ее, да с пристрастием, и без
всякого политеса, как умеют добивать жертв в
наших прокуратурах, — и ей сейчас очень плохо…
Наконец в
июле прошлого года родителям сообщили из
Мурманска, что тело нашли 6-го числа на 22-м
километре дороги Мурманск — Туманный, на горе
Лисьей, а 7-го было проведено опознание, и это —
Юра. Но кто и как опознавал? Выяснилось,
визуально, на глаз, и делали это те, кто с ним не
служил, — опознавали по вещам… А когда гроб
привезли в Ижевск, сопровождающие офицеры не
позволили родителям открыть его и проститься с
сыном…
— Я умоляла, — говорит
Гульсина Миниахметовна, — чтобы разрешили хотя
бы взять биологические пробы для экспертизы.
Чтобы мы убедились раз и навсегда, чтобы сердце
успокоилось… Ну что такое «опознание по вещам»?
Запретили и пробы.
Сопровождающие объяснили, что предписаний на
этот счет не имеют. 23 июля на кладбище «Южное»
состоялись похороны. Мать смирилась, но ни минуты
не верила, что это Юра, и поклялась на могиле, что
поможет «этому мальчику найти его родителей»…
А очень скоро Корякиным
сообщили, что найден убийца их сына. Некто Цалай.
И он арестован. Версия следствия, разработанная в
военной прокуратуре Мурманского гарнизона
(сначала следствие вела именно она, следователь
Максим Хазизов), была такова: Цалай убил жертву в
собственном гараже, нанеся амортизатором
множественные удары. Мотив — деньги. С целью
грабежа тех самых 40 тысяч. О них Цалаю сообщил
сослуживец Юрия сержант Роман Михайлиди (сейчас
в бегах в Украине), который был одним из тех, кто
ехал со старшим лейтенантом в красных
«Жигулях»…
Обнаружив
гражданского Цалая, военная прокуратура
быстренько спихнула дело в гражданскую —
Первомайского административного округа
Мурманска (следователь Валерий Кривоносов). И 23
марта этого года Кривоносов отправил его в
Первомайский районный суд. Но ни одного
заседания так и не состоялось — Корякины дали
телеграмму судье Зайкиной, что у них нет
оснований доверять результатам следствия и что
все это время оно двигалось совершенно
неправильным путем, что захоронен в Ижевске не их
сын и что, быть может, Цалай кого-то и убил, но не
Юру. И приложили к телеграмме результаты
молекулярно-генетического исследования,
проведенного ими за собственные инвалидные 11
тысяч рублей…
Дело в том, что Гульсина
Миниахметовна, верная присяге, данной на могиле
тому, кто лежит в ней на ижевском кладбище
«Южном», стала добиваться эксгумации. И чудом
добилась — после множественных писем
генпрокурору Устинову. 24 января родители, оба,
лично присутствовали при вскрытии захоронения —
и у них не осталось сомнений, что там не Юра. После
эксгумации у Гульсины Миниахметовны отнялась
правая рука, онемела вся правая часть тела…
— Ни одной матери планеты
не желаю оказаться в подобной ситуации, —
говорит Юрина мама. — Где же мой сын?
В феврале, со 2-го по 7-е, в
Казани, в Экспертно-медицинском центре, была
проведена та самая экспертиза изъятых при
эксгумации биопроб, результаты которой родители
отправили судье Зайкиной в Мурманск.
«…РЕЗЮМЕ: В результате
проведенного исследования представленных
костей установлено, что они принадлежат скелету
мужчины, костный возраст которого около 30–39 лет,
длина тела около 168–173 см… (Юре было 25, и рост его
был 180. — А.П.) …проведенным исследованием
установлено, что труп, эксгумированный в г.
Ижевске 24 января 2005 г., не может являться сыном
Корякиной Г.М. и Корякина В.М.».
Итак, тупик. Патовая
ситуация: и сидит не тот. И лежит кто-то другой. А
Юрия Корякина нет, и что с ним — неизвестно.
Ответный удар прокуратуры на родительскую
активность оказался прямо под дых.
— 6 апреля меня вызвали в
Устиновскую районную прокуратуру Ижевска к
следователю Ульяне Владимировне Шкляровой. Для
допроса, — рассказывает Гульсина Миниахметовна.
— Выяснилось: у следователя поручение от
Первомайской прокуратуры Мурманска задать мне
некоторые конкретные вопросы по присланному
списку: была ли я беременна вообще? Способна ли я
была рожать? Почему у меня только один ребенок?
Рожала ли я Юру? То есть мой ли это кровный сын?
Конечно, мама в шоке. Чтобы
не признать очевидную ошибку в своей работе и,
значит, не отпускать Цалая и не начинать искать
Юрия Корякина заново, прокуратура пытается
развернуть дело таким образом, что
ДНК-экспертиза эксгумированного тела именно
потому не сходится с родительскими биопробами,
что это не их сын… Ну какое сердце может выродить
такое?
Всякий раз,
когда приходится писать очередную тяжкую
историю о жизни человеческой вокруг, говоришь
себе: ну уж хуже этого быть ничего не может, на сей
раз действия нашего правоохранения
беспрецедентно циничны, падать дальше просто
некуда… А потом приходят другие люди, начинаешь
разматывать новую историю — и видишь: опять
бездна. И прежняя история была еще куда ни шло…
Ложь, лень и коррупция
подменили чистые помыслы, светлые чувства и
честные поступки работающих в прокуратуре,
следствии, судах. Там приступают к исполнению
обязанностей, когда чувствуют дополнительное
вознаграждение. И никак иначе. Или на
«резонансных делах» — когда некуда отступать.
Или по политической целесообразности, спущенной
сверху. Бедным и безвестным — шиш с горчицей.
Тотальная душевная саркома и неприятие
страждущих суть деятельности тех учреждений,
которые существуют исключительно ради помощи
страждущим. И еще понимаешь: Путин-то тут ни при
чем.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой»
11.04.2005 |
|
|