АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ

(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская


  

БИОГРАФИЯ

ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»


СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…

АУДИО / ВИДЕО

СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

ВАШЕ СЛОВО


Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

ПОКОЛЕНИЕ НЕКСТАТИ
Двадцатилетние захватывают кабинеты чиновников, оставив старших искать правду на кухнях
       
14 декабря 2004 г., Москва. Захват общественной приемной администрации президента. (Фото с сайта nbp-info.ru)
  
       
Есть в России такая головная боль, как нацболы. Национал-большевики из НБП (организация Эдуарда Лимонова). Нацболы — а это, в основном люди молодые и активные — заняты, как правило, тем, что бузят, колобродят, громко матерятся, бьют и рушат, чем многих сильно раздражают. До поры власть им это позволяла — пусть руки чешут. Пока нацболы не швырнули в нее абсолютно демократическими лозунгами — в стиле «ЯБЛОКА», СПС — и стали требовать от Кремля того, что раньше требовали демократы. В данный момент за акцию 14 декабря (поэтому их зовут теперь «декабристы») против отмены льгот и за отставку Путина сорока нацболам предъявлены обвинения, предполагающие абсолютно не адекватные содеянному сроки от 12 до 20 лет
       
       Кто они?
       Владимир Ангиров (19 лет, студент, Волгоград),
       Семен Вяткин (20 лет, рабочий сцены, Екатеринбург),
       Иван Дроздов (20 лет, студент, Москва),
       Алексей Зенцов (22 года, студент, Новосибирск),
       Иван Королев (21 год, студент, Москва),
       Владимир Линд (23 года, студент, Санкт-Петербург),
       Сергей Резниченко (22 года, строитель, Барнаул),
       Дмитрий Севастьянов (20 лет, студент, Одинцово, Московская обл.),
       Юрий Староверов (22 года, студент, Нижний Новгород),
       Максим Федоровых (24 года, студент, Екатеринбург),
       Лира Гуськова (22 года, программист, Казань),
       Валентина Долгова (18 лет, студентка, Москва),
       Марина Курасова (30 лет, медсестра, Ростов-на-Дону),
       Екатерина Курносова (20 лет, студентка, Одинцово, Московская обл.),
       Алина Лебедева (19 лет, студентка, Рига),
       Елена Миронычева (22 года, студентка, Нижний Новгород),
       Анна Назарова (19 лет, студентка, Москва),
       Евгения Тараненко (23 года, социолог, Москва),
       Наталья Чернова (24 года, художник, Москва),
       Юрий Беднов (22 года, радиоинженер, Кишинев),
       Дамир Валеев (21 год, рабочий, Москва),
       Михаил Ганган (18 лет, безработный, Самара),
       Андрей Горин (19 лет, актер, Барнаул),
       Алексей Колунов (21 год, рабочий, Москва),
       Евгений Королев (19 лет, студент, Москва),
       Денис Кумиров (20 лет, рабочий, Самара),
       Кирилл Манулин (19 лет, студент, Москва),
       Денис Оснач (22 года, историк, Калининград),
       Артем Перепелкин (18 лет, студент, Нижний Новгород),
       Юлиан Рябцев (21 год, семинарист, Нижний Новгород),
       Алексей Тонких (31 год, юрист, Оренбург),
       Владимир Тюрин (20 лет, рабочий, Москва),
       Максим Баганов (17 лет, рабочий, Нижний Новгород),
       Илья Гурьев (17 лет, студент, Тольятти),
       Алексей Девяткин (17 лет, учащийся, Нижний Новгород),
       Егор Меркушев (17 лет, студент, Петрозаводск),
       Иван Петров (15 лет, школьник, Тверь),
       Алексей Рожин (16 лет, учащийся, Нижний Новгород),
       Сергей Рыжиков (17 лет, учащийся, Москва),
       Алексей Соловьев (16 лет, учащийся, Нижний Новгород).
       
       За что?
       14 декабря прошлого года группа студентов и школьников, считающих себя членами незарегистрированной Национал-большевистской партии (НБП), вошли в общественную (доступ гражданам свободен) приемную администрации президента, расположенную по адресу Большой Черкасский переулок, 13/14 в Москве. Они забаррикадировали дверь кабинета № 14 на первом этаже обнаруженным там сейфом, прикрепили к окну лозунги: «Путин, уйди сам!», «Путин, нырни за «Курском»!», еще много чего прокричали… Через 45 минут силами вызванного столичного ОМОНа и ФСО (Федеральной службы охраны) все сорок были взяты под стражу, и вскоре им предъявили обвинения в «насильственном захвате власти в Российской Федерации» (ст. 278 УК).
       
       Из постановления о привлечении в качестве обвиняемого: (Все сорок постановлений по событиям 14 декабря написаны под копирку. — А.П.) «…29 — 30 ноября 2004 г. на 5 учредительном съезде неформального объединения «НБП» была принята программа, предусматривающая насильственный захват власти в РФ… Согласно разработанному плану, организованная группа членов НБП в количестве 40 человек должна была незаконно проникнуть внутрь здания общественной приемной администрации президента РФ… препятствовать сотрудникам… в том числе руководителям российского государства, осуществлять возложенные на них полномочия… и путем выдвижения незаконных ультиматумов с требованиями отстранения от власти президента РФ, демонстрацией транспарантов, разбрасыванием листовок с текстами антипрезидентского и антиконституционного содержания насильно захватить власть в РФ… 14 декабря 2004 г. примерно в 12 часов 30 минут вышеуказанные члены НБП, в количестве 40 человек… незаконно прорвались внутрь здания центрального органа президентской власти в РФ… незаконно захватили помещение служебного кабинета № 14 на первом этаже, дали возможность через окно проникнуть внутрь оставшейся части членов НБП, участвующих в насильственном захвате власти в РФ, после чего, забаррикадировав изнутри двери металлическим сейфом… через окно кабинета стали демонстрировать транспарант, разбрасывать листовки с текстами антипрезидентского и антиконституционного содержания, выкрикивая при этом аналогичные лозунги и выдвигая незаконные требования по отставке президента РФ...».
    
       
В данный момент дело «сорока» находится на особом контроле генпрокурора Устинова — властью ему придан высший статус общественной опасности (куда более высокий, чем, например, расследованию взрывов двух самолетов в воздухе 24 августа). Дело нацболов передано в Мосгорпрокуратуру, в нем назначен новый руководитель следственной бригады — Евгений Алимов, печально зарекомендовавший себя пониманием начальственных запросов с полуслова, участвуя в делах по «Норд-Осту» (октябрь 2002 г.) и захвату нацболами же кабинета министра здравооохранения Зурабова (2 августа 2004 года в Москве в знак протеста против монетизации льгот). За Минздрав, согласно «расследованию» Алимова, семерым нацболам дали по пять лет зоны — приговор в данный момент на кассации, и среди прочего 14 декабря демнацболы в администрации президента кричали, конечно: «Свободу политзаключенным!», имея в виду своих семерых товарищей, судебный процесс по которым как раз подходил к концу…
       Такова фактическая сторона дела: листовки, транспарант, сдвинутый сейф — и ст. 278 (от 12 до 20), юридическая квалификация, до этого применявшаяся лишь к ГКЧП.
       Согласитесь, странно — содеянное никак не соответствует грозящему наказанию. Что очевидно каждому, в том числе тому, кто не признает идеологию НБП, их методы. Ну какая глупость именовать затхлое госучреждение по пересылке почты, каким всегда была общественная приемная, — «центральным органом президентской власти в РФ», а пересыльщиков, кто в этой приемной принимает прошения, — «руководителями российского государства»?
       Однако почему-то все произошло именно так. Что же случилось? Кем стали мы и наши дети? (Все нацболы, посаженные за 14 декабря, лично мне годятся в сыновья и дочери.) И кто она — молодежь, пошедшая по тюрьмам за политику?
       
       Мамы и папы
       Конечно, сегодня родители рвут на себе волосы. Какие сроки!.. Многие клянут Лимонова, что втянул, что использовал их детей для поддува собственной популярности, называют его козлом-провокатором… Однако быстро выясняется: большинство родителей знали о том, что их сыновья — именно нацболы.
       — Нам даже нравилось, что наш Кирилл с этими ребятами, — рассказывает Людмила Валерьевна Манулина, москвичка, мама Кирилла Манулина, 19-летнего студента. — Он искал справедливости. Чистый, хороший мальчик. Там он нашел единомышленников.
       С ней полностью соглашается и любимая тетя Кирилла — Алена.
       — Он стал много читать, — добавляет она, — увлекся историей, с ним интересно стало беседовать. Рядом с ним мы видели таких же начитанных ребят. Никакой агрессии не замечали. Наоборот. Кто же знал, что?..
       И мама, и тетя — люди нашего круга. Не богатые, но и не бедные. Образованные, интеллигентные, непросто выживающие в нашем мире. Кирилл по их описаниям — человек, остро чувствующий несправедливость, много думавший о том, что происходит в России, мучавшийся этим. До нацболов он пытался быть с коммунистами, но там все было «пусто».
       Людмила Дмитриевна Калашникова, мама Ивана Королева, 22-летнего студента-радиоэлектронщика (6-й курс, в феврале — защита диплома), вообще винит общество:
       — Они же за пенсионеров выступали. И пострадали. Так хотя бы одна ветеранская организация прислала ходатайство за них в прокуратуру.
       Иван — уже пять лет у Лимонова. Отец Ивана — известный историк, богослов. Профессор Станислав Иванович Королев, председатель комиссии проблем этнической психологии Российской академии наук. Сейчас Станиславу Ивановичу 72 года. Он тяжко болен, и ему очень плохо. Но сына он явно понимает.
       — Вам давали свидание с сыном?
       — Я сам не просил.
       — Почему?
       — Я не готов разговаривать. Пока одни эмоции.
       Станислава Ивановича тоже не смущало, что сын у Лимонова, протест — дело молодых, профессор был уверен, что Иван ни на какую насильственную акцию не решится. К тому же рядом с ним — образованные ребята…
       — Я слушаю вас, и будто вы рассказываете о моем сыне, — плачет Вера Ивановна Гурьева, мама Ильи Гурьева, студента из Тольятти, которому 17 лет (18 исполнится 1 февраля).
       Ее рассказ о сыне изобилует восхищенными красками. Суть характера Ильи — также борьба с несправедливостью.
       — Он — идеалист, — говорит она. — Чистая душа. Хотел правды.
       Илья тоже искал самореализации в разных партиях и движениях, но все демократические и оппозиционные, по его мнению, обанкротились. Уезжая в декабре в Москву, предупредил Веру Ивановну, с которой у него откровенные отношения, о том, что надо ехать по делам НБП.
       — Вы не были против того, что он именно в НБП?
       — Нет, ребята там очень хорошие, — отвечает Вера Ивановна то же, что и другие родители, — много читают, увлекаются историей. Ничего дурного не видела. Тольятти наш — город бандитов, и мне нравилось, что он — с другими, борется с бандитами.
       Те родители арестованных «декабристов», с которыми удалось поговорить, — это не какие-то маргиналы. Это такие же, как я. Люди с образованием, перемученные перестройкой, но принявшие ее, радовавшиеся до поры до времени, что Ельцин имеется, скрепя сердце поприветствовавшие Путина, но потом…
       Потом — запершиеся в себе. И в этом оказалась проблема их детей. Пять минут разговора с родителями — и они срываются на признание: «Но ведь так, как наши дети, думают сейчас почти все! И мы так думаем!».
       И это чистая правда. Лозунги нацболов-«декабристов» — это лозунги большинства, замученного системой, созданной Путиным. Задушенной свободы выражения. Разгромленной оппозиции. Подконтрольного парламента. Невозможности публично выговориться инакомыслящим. Во всех разговорах с родителями арестованных нацболов сквозит нота глубокого уважения к собственным детям за то, что они решились пойти на активные действия, и по сути отношения к российской реальности родители и дети согласны друг с другом. Просто родители, думая так же, предпочитают размышления на кухне — по советской привычке. Дети, воспитанные уже не в СССР, хотят большего, и душа их горит иным огнем, куда более интенсивным. Если подытожить, то нацболы-«декабристы» — это дети разгромленных яблочников, правых и коммунистов, дети, не желающие с этим смириться, как смирились их отцы и матери. И почти все из них пытались раньше найти свое политическое лицо и удовлетворить свою оппозиционность — в рядах молодежного «ЯБЛОКА», в СПС, в КПРФ… И — не получилось.
       Поэтому и случилось 14 декабря: наши дети пошли бороться за нас же, но своими методами и открыто, при этом под нашими же, демократическими, лозунгами. И сели за нас. За нас, не способных «более цивилизованно» поднять собственный голос. Впавших в апатию и не сопротивляющихся системе. Их, молодых, радикализм — это ответ на нашу внутреннюю эмиграцию, которую мы опять выбрали. И более того: именно наше привычное молчание, наша кухонная совесть позволяет власти в данный момент привешивать на нацболов сроки, сравнимые разве что со сталинскими. И никакое это не преувеличение. 25 лет — сталинские. А 20 — путинские…
       Дмитрий Аграновский — московский адвокат, он считается как бы куратором процесса сорока в целом. Дмитрий был первым, кто их увидел после ареста, он же постоянно посещает их сейчас в тюрьме. Дмитрий координирует работу всей защиты, которая немногочисленна желающих мало, как бывает теперь всегда, когда предполагается политический процесс, адвокаты не стремятся потерять благосклонность власти.
       Но кураторство Аграновского не означает, что он — партийный адвокат НБП. Во-первых, потому, что у НБП нет средств на своих адвокатов, как, например, у ЛДПР. Вторая причина, почему именно Аграновский — куратор, в том, что именно у него за плечами опыт защиты по делам других левых, так уж сложилась его практика. В личном качестве Дмитрий сейчас — защитник троих из сорока «декабристов»: Лиры Гуськовой, Владимира Линда и Ивана Дроздова.
       — Как все они чувствуют себя в СИЗО? Подавлены? Ошарашены грозящим сроком?
       — Многие чувствуют себя героями. Я бы не сказал, что это слабые ребята. Держатся нормально. Никакой подавленности, депрессии.
       Аграновскому помогает Джалиль Сирожидинов, защитник Дениса Оснача, Ильи Гурьева и Юлиана Рябцева (семинариста, между прочим):
       — Ощущение: они знали, на что шли. Стойкие люди. Конечно, не ожидали такой неадекватной реакции от власти. Но ребята все умные, мыслящие.
       — На вид — компания ботаников и очкариков, — добавляет Аграновский. — Почти все — студенты. Причем лучших институтов.
       — Ходатайствуют ли сейчас институты за них перед следственными органами?
       — Да, вузы ходатайствуют. Но активности в этом нет. Большего и требовать не приходится: когда все поняли, что 37-й год не за горами… Все же чувствуют обстановку в стране. И понимают, что дело политическое. От и до. За акцию, на которую пошли нацболы 14 декабря, в цивилизованном государстве пять суток дадут. Придется улицы помести, но не более. Один из сорока — Владимир Линд, гражданин Голландии и России, ему 22 года, он — студент 5-го курса философского факультета Санкт-Петербургского университета. Вырос в Голландии, отец — голландец (судья Гаагского трибунала), мать — русская. В прошлом году, будучи в Голландии, приковал себя к ограде Гаагского трибунала, охранники его отсоединили и сказали: «Иди отсюда». У нас же Линд заскочил в кабинет, куда может войти любой гражданин, — и это захват власти. Квалификация — позор власти.
       — Может быть переквалификация?
       — Конечно, мы работаем. Но если реально дадут такие сроки, эта власть, не думаю, что просуществует долго.
       — ФСБ участвует в допросах?
       — С арестованными кто-то работает дополнительно. Какие-то люди к ним в тюрьму приходят. К моему подзащитному Ивану Дроздову, например. Вели с ним всякие разговоры, и запугивали, и предлагали послабления по режиму, по делу, по сроку. Мы уже написали заявления. В тюрьме их пытаются подавить. Склонить к доносительству. Но они — очень морально крепкие ребята. Трудно себе представить, что кто-то на это пойдет. Все шли обдуманно на то, чтобы участвовать в акции. Это был серьезный выбор каждого.
   
       Анатолий Тишин — папа несколько из другой когорты, чем родители других «декабристов». Он — один из ближайших к Лимонову руководителей НБП. Но он же и папа, причем вдвойне. Гриша, сын, получил пять лет «за Минздрав». А Гришина жена, Лира Гуськова, в СИЗО за 14 декабря. Лира — талантливая программистка, закончившая прикладную математику в МГУ, участвовала в захвате приемной, после чего ее сильно избили, и лишь недавно она выписана из тюремной больнички в камеру. (Очевидцы утверждают, что девушек-«декабристок» милиционеры колотили почему-то куда сильнее, чем ребят.)
       — Вы не жалеете, что привели сына в НБП?
       — Да я его пять раз уводил оттуда, — отвечает Анатолий. На нем серое пальто, воротник поднят, и он внешне похож на то, как изображают подпольщиков-народовольцев в советском кино. — Я говорил ему: уходи. Но он возвращался. Хотел бороться. Чистая душа.
       — Вы понимали, что этим закончится?
       — Да. У всех — адекватное понимание. Все шли на акции с открытыми глазами. Потому что мириться с тем, что творится при Путине, невозможно.
       И отсюда очень важный вопрос: если бы не Лимонов во главе НБП, что изменилось бы в судьбе Лиры Гуськовой? Ильи Гурьева? Кирилла? Где бы они сейчас были? Сажали бы деревья? Читали в библиотеках книжки? И ничем радикальным маму и папу не огорчали?
       По всей видимости, в том-то и трагедия, что на Лимонова не спишешь. Он — лишь костыль для молодых. Предложенная форма для самовыражения убеждений. И дело совсем в другом, куда более сложных вещах: российская молодежь радикализуется семимильными шагами. Ровно по мере закручивания политических гаек, когда инакомыслящему не продохнуть. Молодые радикалы, число которых все растет, — это те, кто больше не может терпеть нашего безвоздушного пространства, нашей общественной безысходности, постоянной подмены диалога власти и общества какими-то плацебо, квази— и псевдодиалогами, которые только добавляют молодым злости и агрессии. И не потому, что они глупы. А именно потому, что они умны. Своими усилиями по так называемому наведению порядка ныне существующая система создала все условия для рождения новых Веры Засулич, Каляева, Савинкова… Осталось полшага, и мы узнаем их новые имена.
       
       Как Каляев входит в моду
       Вот цитаты из последнего слова нацбола Максима Громова на судебном заседании (18 декабря 2004 г., Тверской районный суд Москвы), обвиняемого по делу о захвате кабинета Михаила Зурабова, министра здравоохранения, 2 августа 2004 г.:
       «..Не просто так, не случайно в речи прокурора был упомянут Иван Каляев. Тогда, сто лет назад, появлению Каляева тоже предшествовал ряд кровавых политических процессов. То, что происходило тогда в государстве, не могло не породить боевую организацию Бориса Савинкова… Нас судят за политическую акцию по ст. 213, ч. 2, тогда как по этой статье надо судить лакейскую Госдуму. Ее члены на протяжении долгих лет группой лиц, по предварительному сговору, выражают явное неуважение к обществу. В нашем случае они проявили явное неуважение к ста миллионам инвалидов, пенсионеров и ветеранов… Это просто позор для современной России. И для современного гражданского общества, которому не нашлось ничего ответить…
       Сегодня, в условиях полицейского государства, бороться с несправедливостью и не попасть в тюрьму — равносильно пальбе из пушки по комарам. И поэтому я горжусь, что в это жестокое время я нахожусь за решеткой. И еще более горжусь, что я сегодня не один — со мной мои товарищи по борьбе. Я горжусь ими. Они бок о бок со мной платят за счастье других людей. Платят своей свободой… Прощайте. Друзья! Надеюсь, что рано или поздно мы расколем этот лед, сковавший нашу страну. За свободу Родины нужно идти в тюрьму…»
       Идеализм, смешанный с радикализмом, дает… Что?
   
       Как в Чечне…
       Тяжелейшее открытие — лично для меня — после общения с родителями нацболов-«декабристов» состоит в следующем: они рассказывают о себе и своих детях точно то же самое, что рассказывают о себе и своих сыновьях родители в Чечне. Там молодежь так же стремительно радикализуется, и часто — это лучшая молодежь… Причина радикализации сходная, с поправкой на войну — нет легального выхода эмоциям и оппозиционным чувствам, нет и быть не может, властью оставлены только нелегальные выбросы. Лишь физическое противостояние — для тех, кто на него способен. И внутренняя эмиграция — для тех, кто не может захватить общественную приемную или уйти в горы.
       Вот недавний, декабрьский, разговор в Чечне с матерью одного из тех, кто недавно «ушел в горы» — так тут называется то, когда молодые отправляются к Басаеву и Масхадову, не желая стать «мясом» для захвативших власть новочеченских бандитов и федералов-беспредельщиков. Мама — интеллигентный человек (фамилию, конечно, не напишу), учитель, была бы типичной яблочницей, если бы не бесконечная война вокруг.
       — Я думаю так же, как и мой сын, — рассказывала она с надрывом. — Лучше уж что-то делать, чем по ночам ждать, когда придут за твоими детьми и утащат их в неизвестном направлении. Вслух мы об этом не говорим. Но все это знают и понимают. От мала до велика. Взрослые терпят — все в себе. Молодые терпеть не хотят и не могут. Однажды сын исчез из дома — я была в панике, думала, похитили. Но выяснилось: он с товарищами просто ушел в горы…
       Если же картину совместить, то получится вот что: радикалы — надежда наших детей на то, чтобы чувствовать себя приличными людьми?
       Как и большинство, как многие, я лично не могу смириться с этим выводом. Меня мутит от него — организм отторгает осознание, насколько глубоко пало наше общество. И это падение привело в тупик наших детей… Но это — так.
       
       Что же хочет власть?
       Неужели она действительно мечтает о новых Засулич, Савинкове, Каляеве? Для себя-то самой?
       В это можно поверить только одновременно с выводом о том, что власть абсолютно тупа, до самоубийственности интеллектуально несостоятельна. Однако не поверить нет оснований. Рассказывает адвокат Джалиль Сирожидинов:
       — Могли бы приписать хулиганство, и все… Но развернули целую историю, будто было нападение вражеского конвоя. Создали следственную бригаду из 26 человек! Раздували значимость. Совершенно позорно проходили аресты — конвейерным способом. Прямо на Петровке. Судей привезли в тюрьму и заставили махать колотушками. Судьи (Хамовнического районного суда Москвы — Сучков и Пашнина) выглядели странно. Никакого правосудного процесса не было — просто штамповали постановления об аресте, у всех сорока они совершенно одинаковые. Если судей привозят на Петровку, они ничего не решают. И эти тоже просто выполняли процедуру. Судья — как такой же чиновник, только в черной мантии. Там был, например, Петров, 15-летний, который не может быть субъектом уголовной ответственности, но его арестовали по суду. Изначально стояла задача арестовать всех несмотря ни на что.
       — Кто ставил задачу?
       — Власть, конечно.
    
       Весь минувший после 14 декабря месяц власть лишь нагнетала страсти вокруг дела нацболов. Боясь чего-то?
       Конечно, боясь оппозиции. Это акт ее устрашения. Чтобы знала, что может быть. Это — попытка жесткого удавления вируса оппозиционности — попытка, как ее понимает Кремль, естественно. А понимает он свою страну, видимо, все хуже. Удавка, свитая в 2004-м и 2005-м, лишь рождает новую волну желающих дышать. Великая Политическая Депрессия, наступившая в стране после разгрома путинской системой демократических завоеваний, на наших глазах, именно под влиянием такого насилия, что творится сейчас над нацболами, может быстро подойти к концу — и обратно уже не задвинешь.
       Если только опять не то же самое — массовые репрессии… И тогда, если они уже в проекте, то срочно требуется показательный процесс над инакомыслящими. Как сказал адвокат Николай Кошелев (он защищает Ивана Королева), «все очень просто: это дело основано на волевых решениях. 278-ю не дают просто так — не к этим детям эта статья. Если сверху не надавят, 278-я не дойдет до приговора, развалится. А если дойдет, то будет 37-й год».
       
       P.S. На защиту сорока нацболов, которым вменили статью по «насильственному захвату власти в РФ», встали многие российские правозащитные организации. В кои-то веки. И российский ПЕН-центр. И правозащитный центр «Мемориал»… Именно потому, что это уже защита и себя, ситуация беспрецедентна: 20 лет за политическое хулиганство… По словам Александра Ткаченко (ПЕН), «диктатура закона получилась насилием над законом. Власть постепенно отделяется от нации. Причем сознательно. И если сейчас не быть против, то завтра то же самое будет с любым, с кем власть захочет».
       Объединившись, правозащитники решили, что 15 января выйдут на Пушкинскую площадь — на митинг против диктатуры, жертвой которой стали нацболы. Но и митинг власти запретили.
       
       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой»
       
17.01.2005

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»