АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ

(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская


  

БИОГРАФИЯ

ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»


СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…

АУДИО / ВИДЕО

СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

ВАШЕ СЛОВО


Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

ОБЩЕСТВО ОСИРОТЕВШИХ ОТЦОВ
Жертвы «Норд-Оста» приехали помочь в Беслан
       
Папа и сын. Артур Рубаев погиб, когда повел сына в первый класс. Бориска выжил, но остался сиротой — его мама тоже погибла в первой школе.
    
       
В Беслане побывали родители погибших в «Норд-Осте» заложников. Один из них, москвич Дмитрий Миловидов, в октябре 2002 года на Дубровке потерял 14-летнюю дочку Ниночку. В Беслан Дмитрий отвез горсть «норд-остовской» московской земли — оттуда привез пепел из школы. Дмитрий показывает это месиво смерти в прозрачной коробочке из-под салата и плачет.
       — Я зачерпнул то, что до сих пор лежит в школе на полу, — и, видите, там оказалось все вместе: гильзы, пули со смещенным центром, хотя они запрещены, аккуратно заточенный карандаш, обожженные страницы учебника. И все — в темно-сером пепле. Непонятно какого происхождения. Трудно даже произнести, чей это может быть пепел…
       — Зачем вы, «норд-остовские» родители, поехали туда? Вам же очень трудно было сделать это?
       — Собрали деньги — 37 тысяч рублей, решили отдать из рук в руки. Посчитали, что наш печальный опыт — как выживать после смерти детей — может сейчас понадобиться. Мы тоже выживали еле-еле. Еще есть причина: чуть больше года назад мы как-то разговаривали с Таней Хазиевой — у нее в «Норд-Осте» погиб муж-музыкант, на руках осталась маленькая Соня, и Таня — первая из нас, кто выиграл иск в суде. Так вот, тогда, в июне 2003 года, мы говорили с Таней о том, чего же мы хотим добиться этими своими материальными исками. И Таня сказала мне такие слова: «Если завтра моего ребенка в школе захватят в заложники, я должна быть уверена, что его жизнь стоит столько, что в бюджете ФСБ и государства не хватит денег, чтобы расплатиться со мной». Знаете, мы чувствуем сегодня, что не успели этого остановить. Мы поехали сказать людям: «Простите, за два года мы не успели предотвратить вашу беду».
       — Сказали?
       — Обо всем по хронологии. Сразу из аэропорта нам показали ингушскую границу. Оказалось, военные уже строят там какие-то укрепления. Что-то типа разделительной полосы. Дальше по дороге было кладбище. Ряды, ряды, ряды… Христиане рядом с мусульманами. Бутылки с водой. По ночам работают экскаваторы, готовят следующий ряд. Я на кладбище встал на колени и стоял — слов не было. Потом приехали к школе. Дом Павлова. Все обвалилось. Везде этот темно-серый пепел. Хотели купить цветы. Но там новая традиция — нести воду, ряды и ряды воды, которой так не хватало тогда детям. Весь город обклеен фотографиями — без вести пропал, без вести пропал. Где они?.. Хотя прошло столько дней!..
Аллочка Смирнова числится в пропавших без вести.       — Вы встречались с родителями, родственниками. Как вам кажется, есть ли вероятность, что пропавшие без вести — все еще в заложниках? Что их в суматохе смогли увезти куда-то террористы?
       — Мне показалось, нет. Это просто особенности человеческой психики — хочется уцепиться за возможность чуда. Люди будут верить в чудо и после всех экспертиз — не увидевши тела… Получив только бумажку, что с вероятностью в 95 процентов эта кучка пепла является вашим ребенком, они будут искать в надежде найти.
       — Вы считаете, что при таком сильном пожаре, который был в здании, часть тел не будет обнаружена никогда?
       — Да не пожар был там. Пожар тут ни при чем. Это живой щит боевика, по необходимости сожженный бойцами «Альфы» или «Вымпела». Не берусь судить, можно ли было сделать что-то иначе, но я воспринял все, как будто написан второй сценарий «Норд-Оста»: мол, смотрите, люди, что бы было, если бы не пустили газ. Как бы в назидание нам.
       — Спрашивая вас о вероятности, что кто-то из заложников был увезен террористами в суматохе, я имею в виду следующее: многим из журналистов, кто работал на Северном Кавказе, приходилось заниматься поиском без вести пропавших людей. Очень редко, но кто-то кого-то находил. Надо ли сейчас — то есть имеет ли хоть какой-то смысл — реанимировать эти ниточки и связи, по которым мы ходили за похищенными в Чечне и Ингушетии?
       — Обязательно! Даже если найдется лишь один ребенок из тысячи, на это стоит бросить все силы. Конечно, есть подозрения, что бандиты могли переодеться и в спасателей, и во врачей, и на машине кого-то увезти. Хотя пока все ниточки такого рода оказывались домыслом людей, которые хватались за соломинку.
       — Выходит, родственники все-таки самостоятельно ищут в соседних республиках своих близких как похищенных?
       — Ищут. Дело в том, что все время откуда-то появляются новые тела. Мы пошли в один дом на улице Плиева — одноклассники моей погибшей дочери Нины из 752-й московской школы собрали денег, и я решил их напрямую отдать в семью Смирновых-Касумовых, где такие же девочки, как мои: два года разницы. Инна Касумова — теперь ей 16 лет будет навсегда, и ее уже похоронили. А вот 14-летнюю Аллу, ее сестру, все еще ищут. 16 сентября, в день, когда я пришел в эту семью, родители пошли на опознание новых, откуда-то прибывших тел. Фотографии Инны и Аллы я отдам в школу, где училась моя Нина. А также фотографию 7-летнего Бориса Рубаева с папой Артуром. 1 сентября вместе с родителями Борис пошел в первый класс. Родители погибли, а Борис выжил. Деньги, собранные одноклассниками моей дочери, я отдал в две эти семьи. В целом мы обошли пятнадцать семей и вручили напрямую деньги, собранные нами.
       — Почему вы выделили именно эти пятнадцать семей? По какому принципу?
       — Список самых нуждающихся нам дали в Учительском комитете Беслана. Его образовали после теракта сами педагоги. Я увидел этих посеченных осколками, наспех залеченных людей, которые с утра до вечера собирают данные о заложниках. Сколько погибших? Сколько пропавших? Пострадавших? Этим они помогают людям реально. Учителя своих списков не утаивают, вывешивают их на сайты, связываются с потенциальными помощниками. Возглавляет комитет Елена Касумова-Ганиева. Помогает ей муж Ахмед Ганиев. Комитет располагается в приемной депутата, там же находится интернет-клуб. Учителя выходят в сеть и используют все возможности для связи с людьми, желающими помочь. О новом главе администрации Беслана Владимире Ходове все отзываются очень хорошо, как о честном, но наивном человеке. Однако у Ходова официальных списков так и нет до сих пор.
       — Когда вы входили в дома и представлялись, какова была реакция людей: им хотелось с вами поговорить, потому что вы пережили то же самое?
       — Пока еще нет. Пока еще похороны. Говорить сложно. У нас было так же. И через полгода некоторые лежали в нервных клиниках.
16-летняя Ирина Смирнова ушла навсегда       — Как вам кажется, что людям в Беслане сейчас надо больше всего? Денег?
       — Нет. Участия.
       — Психологов, которые работают, недостаточно?
       — Психологи работают в больницах. А по домам часто ходят юные стажеры. Им трудно открыть душу. Проблема та же, что и после «Норд-Оста», — многие не хотят общаться с психологом. Они хотят общаться между собой.
       — Вы как люди, то же самое пережившие, им ближе, чем психологи?
       — Конечно. Они хотели говорить именно с нами — но не для того, чтобы поплакать вместе. Спрашивали, чем закончилось расследование по «Норд-Осту»: получен ли ответ на вопрос, как это могло произойти? Уже сейчас очевидно, что просто так там трагедия не сойдет. По заборам надписи: «Смерть ингушам» и хлеще. И никто эти надписи не стирает. Тихий рефрен: «Мы будем мстить» слышался везде. При нас был митинг молодежи этой же явной направленности. О Дзасохове — все самые дурные эпитеты. А Путин просто вне обсуждения…
       — Это правда, что отношение к журналистам также очень плохое? В них не видят помощников в честном расследовании?
       — Да, плохое. Да, не видят. Люди говорят, что журналисты очень жестоко обращались с ними. И мы были такие же в первые месяцы после Дубровки: видя, что к нам идут журналисты, между собой говорили: «Вот и стервятники пожаловали». И лишь много позже пришло понимание, что не стервятники, а патологоанатомы, без которых мы никогда бы не узнали, что было на «Курске» и в «Норд-Осте».
       — От кого сейчас люди в Беслане ждут настоящего расследования — от журналистов или от государства? Кому верят?
       — Вообще-то люди верят только в свою родню. Расследования ждут, как многие говорят, «от России». То есть от государства. Но мы прошли «Норд-Ост», мы понимаем, как это будет. Также понимаем, почему по всем СМИ сообщалось, что военный госпиталь «Скальпель» — в Беслане и готов к работе, а в первые сутки родственники бегали из больниц, куда доставляли раненых, в аптеки за шприцами…
       — Какую гуманитарную помощь сейчас раздают пострадавшим? Что вы видели своими глазами?
       — Мы видели у многих с виду большие пакеты, которые разносят по домам. Мы присмотрелись: а это только газировка, крекеры. Где же те тонны груза, которые улетали Красным Крестом накануне? Где все то, что мы собирали? Да, что-то напрямую попало в больницы, но мы застали картину, когда некоторым людям не на что хлеба купить. Конечно, родня помогает…
       Я не понимаю, где все. Город бедный. Чудовищная безработица. Собирая списки, я натыкался на то, что матери почти поголовно безработные. Или бюджетники — медработники и учительницы.
       
       Беседовала Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
     
       P.S. Пока власть боролась за создание «русского среднего класса», в стране постепенно оформился совсем другой новый класс граждан — это жертвы терактов и члены семей погибших в терактах. Новые «рекруты» — ежемесячно. Беслан, «Рижская» и самолеты, Ингушетия, «Павелецкая», Тушино, «Норд-Ост», Грозный, Илисхан-Юрт снова Грозный, Волгодонск, Каширка… Новому классу есть, на почве чего объединяться, и им есть что бросить в лицо власти. Они — уже почти партия. Только вот власти нечего сказать им. И поэтому партия только крепнет. Кому это нужно?
       
       
23.09.2004
       

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»