ВОЙНА ИЗ-ПОД ПОЛЫ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

ВОЙНА ИЗ-ПОД ПОЛЫ
Конфликт нужен только контрабандистам. Остальные живущие в Цхинвали люди мечтают провести осень на грузино-осетинских свадьбах

Огневая позиция "третьей силы". (Фото Анны Политковской)

Огневая позиция "третьей силы". (Фото Анны Политковской)

       – Если бы не вся эта дурацкая политика — политика дураков, сидели бы мы сейчас на свадьбе, было бы нам хорошо, и никто бы даже не вспоминал, что свадьба смешанная… — со вздохом констатирует Заза Дидберуашвили, большой добродушный человек из Гори. — Когда или он грузин — она осетинка. Или он осетин — грузинка она. Да какая разница…
       Машина несется вперед — туда, где самопровозглашенный Цхинвали, и дальше, после него, отрезанные им от остального мира девять сел ущелья Большая Лиахва. Только что прошла августовская война. С обеих сторон погибли люди, порушены дома, расстреляны персиковые сады, ударно нарыто траншей, грузины не ходят, где осетины, осетины стараются не появляться, где грузины. Плохо всем. По прямой, по приличному асфальту, до ущелья всего-то 26 километров, но грузину через Цхинвали теперь нельзя, а Заза — грузин, начальник регионального Шида-Картлинского управления министерства госбезопасности Грузии (Шида Картли — один из семи регионов Грузии, в него входят пять районов, в том числе и Самачабло, грузинское название Южной Осетии, что в переводе значит земли князя Мачабели, но князя, собственно, нет).
       — Мефистофель… Слышали, наверное? — продолжает Заза. — Люди гибнут за металл. Так и произошло. Августовская война — из-за Эргнетского рынка.
       Это мы въезжаем в Эргнети, грузинское село, когда по левую руку, в долине, — уже серые советские коробки Цхинвали.

       Эргнетский рынок

       Вот он, тот самый рынок, из-за которого заварилась вся каша этим летом. Сейчас тут пусто и голо, ни одного торговца, и собакам даже неинтересно бродить между лотками — подъесть нечего. А еще недавно Эргнетский рынок был бойким и знаменитым местом, где долгие годы торговали контрабандой, ввозимой из России по Рокскому туннелю, соединяющему Грузию и нас. Все, что перемещалось по нему, было нелегальщиной, контролируемой рука об руку мафиозными группами Цхинвали и российскими военными — прежде всего высокопоставленными руководителями 58-й армии, дислоцированной в сопредельной Северной Осетии. Для удобства бандитского товарообмена из Кремля был выбит даже безвизовый режим для Южной Осетии…
       Этим летом грузинские власти попытались положить контрабанде конец. Сначала они взяли туннель под свой контроль — и сразу повсеместно зазвенели южноосетинские националистические лозунги: мол, мы независимы. Но грузинские власти наступление развили и в один прекрасный день закрыли Эргнетский рынок. Мафия Рокского туннеля почувствовала себя в предынфарктном состоянии — сбывать контрабанду стало некуда. Тут-то как нельзя кстати и сгодилось «право наций на самоопределение» — Южная Осетия о нем закричала, а Россия ее откровенно поддержала. Началась война. Она шла с 12 по 21 августа. И когда погибли уже 16 грузинских военных, президент Саакашвили отвел свои отряды с господствующих высот, занятых ранее, чтобы защищать грузинские села от обстрелов. Оставленные высоты тут же заполнили… Кто? По бумагам — только миротворцы. Однако кто же такие миротворцы — понять тут непросто. На два настоящих миротворца — с десяток личностей нечеткой государственной ориентации. Согласно подписанным договоренностям, официальных миротворцев по пятьсот с каждой из трех сторон, и блокпосты поделены между ними строго. Но сторонами конфликта считаются северо-осетинская, собственно российская и собственно грузинская. Что в реальности означает уже другое: пятьсот грузин на тысячу осетин, ведь североосетинские и российские бойцы — это одно и то же, Северная Осетия — пока часть РФ…
       Сегодня, к концу августа, ситуация опять все более запутывается: в североосетинском батальоне появилось много югоосетинцев, которым официально, по соглашениям, воевать запрещено, но при посредничестве России и под протекторатом российских военных — можно… Таким образом, югоосетинцы вернулись к вооруженной борьбе за свободу рокско-эргнетской контрабанды. Война эта сейчас не явная — она лишь стелется по этой земле, тихая и хитрая, как контрабанда, — война из-под полы. На всех так называемых переговорах по Южной Осетии Цхинвали методично продолжает поднимать этот главный вопрос — об открытии Эргнетского рынка: югоосетинская и российская стороны, мол, согласны совместно с грузинами контролировать Рокский туннель, но при условии, что рынок будет открыт. Пока грузинская сторона стоит на своем, Эргнетский рынок мертв: зачем питать войну живой наличкой, не будет этой «черной дыры», и война выдохнется…. Но что будет дальше?

       Минометы от вас
       — Осетины нас все время провоцируют, — говорит Гено Шатберашвили, капитан полиции из РОВД города Гори, он сидит со своими бойцами как раз у входа на пустой рынок. Гено — командир Эргнетского блокпоста, с которого отлично виден Цхинвали — город серого советского образца. За постом поодаль — кусты и какие-то постройки.
       — Осетины оттуда нас обстреливают, — говорит капитан и показывает на местности, как это обычно бывает. — Осетинская БМП то и дело приезжает и стоит за кустами, хотя они и не имеют права на БМП.
       — А вы? Отвечаете на огонь?
       — Нет. — Гено совершенно категоричен, и это выглядит искренне. — Мы не хотим войны. Ответим — опять будет война. А начнешь войну — как ее закончить?
       — Но ведь и вам лично, наверное, был выгоден этот рынок? Вы ведь тоже там покупали все дешево?
       — Почему мне должна быть выгодна контрабанда? Я — из полиции. Я за порядком слежу. — Капитан привык не поддаваться на провокации и обижен. — Мне не может быть выгодна контрабанда. Сколько от нее бед…
       Он везет посмотреть на одну из них — вниз от поста, на последнюю перед Цхинвали улицу Эргнети. Там действительно полно свежих следов от минометных плюх на заборах и домах. Некоторые дыры — с овечью голову. Хотя и минометы запрещены к применению…
       — Кто использует минометы?
       — Осетины, конечно.
       — А откуда минометы?
       — От России, конечно. — Брови капитана Шатберашвили удивленно складываются домиком. — Неужели таких простых вещей не понимаешь?
       Ни в одном из грузинских сел не удалось встретить ни одного человека, у кого были бы сомнения, как тут функционирует война, откуда летят снаряды и почему. Борьба Южной Осетии за свободу от Грузии производится на черный нал от российской контрабанды, равно как и на российские бюджетные деньги, выделяемые из военного бюджета, утверждаемого в Москве.

       Зайчика расстреляли
       Село Тамарашени — теперь это грузинский тупик ущелья Большая Лиахва. Впритык к нему — граница к границе — Цхинвали, другая его сторона, чем та, где находится Эргнети. По прямой через Цхвинвали до Тамарашени — пятнадцать минут. По кривой — через объездную дорогу, пробитую грузинами по горам, — полтора часа пыльных ухабов. Грузины из Тамарашени в Цхинвали — ни ногой, осетины сюда — ни полшага. Обмен соседскими любезностями — лишь согласно военному прейскуранту.
       — Но мы не оставим это ущелье, хотя осетины нас выдавливают, — говорит тамарашенец Василий Даташвили, меланхолично взирая из-под буйного винограда на расстрелянный торговый центр в типовых два этажа. Василий прожил в этом селе всю свою жизнь, 54 года. — Пойдем школу посмотрим, ее тоже расстреляли.
       Из окон сельской школы можно разглядывать детали окраинных цхинвальских строений — всего-то сотня метров.
       — Там осетинские огневые позиции. Оттуда и стреляли. Зайчика расстреливали… — заикаясь от шока, пытается объяснять учитель географии Отар Соломонович Таташвили, размахивая руками. — Лисичку расстреливали… Видишь?
       На стене школьного актового зала, пробуравленной во многих местах осколками и автоматными очередями, действительно нарисованы зверушки, весело идущие в школу. Им и досталось ночью. Школьная крыша проломлена до неба — это уже тяжелая артиллерия работала. Окна выбиты, рамы искорежены, свисает оплавленная арматура. Школа, по всей видимости, была новенькой, евроремонтной и симпатичной — ее построили на деньги, выделенные Евросоюзом, по его же стандартам, о чем свидетельствует мемориальная доска.
       — Они же знают, что тут класс, — продолжает повторять учитель географии, заводя в один из них. — Шко-ла. Де-ти. Понимаешь?
       Военный погром, безусловно, полновесный. Лиана Борцвадзе, директор школы, у которой пять лет назад осетины убили сына, и с тех пор она ходит только в черном, печальна, как брошенная мадонна:
       — Ноги сюда не шли смотреть на все это.
       — А зачем вас обстреливали? Цель?
       — Пугают. Выгоняют из ущелья. Так хочет Россия. Ведь осетины без России — ничто. А Россия хочет забрать нашу территорию.
       Никаких других комментариев к ситуации у людей нет.

(Фото Анны Политковской)

       НУРС, да и только
       На главной улице, разрубающей Тамарашени на две части, тем временем толпа все прибывает. Люди несут со своих огородов трофеи с августовской войны. Среди них есть и неразорвавшиеся — капсулы сохранились на переднем плане. Полковник Александр Кикнадзе, командир грузинского миротворческого батальона, приказным тоном велит унести эту гадость прочь. Кикнадзе в толпе не один полковник. Посередине стоит еще один, но уже наших Вооруженных сил. Андрей Пряхин из российского миротворческого батальона, заместитель командующего (то есть заместитель того самого «телегероя» генерала Станислава Набздорова, выступающего с оправданием осетин и обвинениями в сторону грузин).
       Зам Андрей — спокойный весельчак в полевой форме. Тамарашенцы прямо на руки ему, как младенца, опускают тяжеленную болванку с оплавленными рваными краями:
       — Вот, прилетела в дом Вахтанга Гоберидзе.
       — НУРС, между прочим. — Кикнадзе озадачен. — Андрей, это же ваш НУРС. Откуда у осетин НУРСы?
       — Да, НУРС. — Пряхин и не отпирается.
       Заметно, что сказать ему совершенно нечего: он лишь удерживает на лице таинственную полуулыбку и стремится поскорее сбагрить эту «дуру» с рук. Однако все налицо: НУРСы абсолютно запрещены к употреблению в зоне конфликта, нарушения всех соглашений очевидны, оковалок этот мог прилететь в грузинское село только с осетинских позиций, а осетинские позиции — это и есть российские позиции… Короче, надо фиксировать прямое свидетельство, что по Тамарашени «работала» тяжелая артиллерия, а ее у Цхинвали нет и быть не может. Но Пряхину этого делать совсем не хочется, и он незаметно исчезает — благо грузины народ шумный, и след замкомандующего тихо теряется в пыли южноосетинских дорог.

       «Наши»
       — Но в Сарабуки грузины отыгрались — тоже дом разрушили, — это вступает Махар Гассиев, представитель югоосетинской администрации.
       В официальном Тбилиси чиновников из Цхинвали принято называть: «де-факто власти Южной Осетии». Так вот, Махар Гассиев де-факто — заместитель министра ЮО по миграционной политике. Сцену с НУРСом в Тамарашени он тоже наблюдал и теперь требует инспекции осетинского села, выживающего в окружении грузинских. А никто и не спорит.
       Сарабуки оказывается потрясающим местом на земле, раскинувшимся по высоченной горе, где закладывает уши, а темно-голубое небо обнимает твои плечи. Справа — устье Джавского ущелья, где, по версии грузинской стороны, как раз и скапливаются осетинские боевики и наемники, пришедшие из России. Господин Гассиев подвозит к подошве самой высокой точки села — это его окраина, тут и стоит тот самый дом семьи Гучмазовых, крыша которого проломлена насквозь. На ярко-зеленой сочной траве склона, ведущего к дому, овечки не пасутся — там все тот же известный мусор войны. Отстрелянные болванки от артиллерийских снарядов — ясно, что отстреливали их здесь. Кокетливо распушенные хвосты мелких ракет. Ну и гильзы, конечно, — на них ноль внимания, просто втаптываешь в нежный, как ковер, дерн.
       У подошвы склона — две женщины с неспокойными лицами. Одна — постарше, седая и лицом похожа на русскую, другая — средних лет, в революционно-красной кофточке и с мобильным телефоном под мышкой. С ходу женщины начинают ругаться не по-русски — в сторону полковника Кикнадзе и двух его помощников, которых затащил сюда осетинский замминистра. Из всех гортанных фраз, выкликаемых женщинами, по-русски многажды повторяется только «грузинская морда!», и опять «грузинская морда!!», и снова «грузинская ты морда!!!». Накал страстей игрушечным уже не кажется, и подтверждения не заставляют себя ждать — женщины вызвали людей, одетых в российскую военную полевую форму, обвешенных всеми мыслимыми типами горячего и холодного оружия. Те тоже начинают орать:
       — Да как посмели сюда прийти! Арестуем!
       — Да кто вы такие?
       — Сельская милиция. Я — начальник, — отвечает двухметрового роста типичный то ли спецназовец, то ли боевик со стажем войны лет в десять. Возможно, в Грузии начальники сельских милиций и таковы, но выглядит все же странновато.
       Миграционный чиновник, почуяв неладное, начинает юлить и все переворачивает: уже получается, что это не он всех сюда привез, это «они рвались на наши огневые позиции». Ба! И действительно: прямо над головами, на высотке, — самые что ни на есть боевые укрепления осетинской стороны. И это, конечно, сенсация — вот она, та самая «третья сила», стреляющая по ночам. Именно то, наличие чего категорически и постоянно отрицают как российские военные, наводнившие Южную Осетию под видом миротворческого батальона, так и Кремль вслед за генералом Набздоровым.
       Из Кремля, понятное дело, огневых позиций на этих горах не углядеть, но на окраине Сарабуки — в самый раз, если не ослеп.
       Осетинские «милиционеры» объявляют приехавших грузинскими шпионами — в их числе и посла ООН Лэнса Кларка, постоянного представителя этой организации в Грузии. Все время перепалки он, такой странный, чуть ли не калачиком сворачивался, пряча тело за своим джипом, даже и не пытаясь использовать свой высокий мандат для освобождения людей, которых пригласили в гости, а теперь задержали неизвестно кто по непонятно какому праву. Осетины отбирают все пленки, которые тут отсняты. Лишь абсолютным чудом, и мне одной из всех, удается сохранить единственную — это фотосвидетельства существования у Южной Осетии огневых укреплений, запрещенных всеми соглашениями, заключенными при участии международных наблюдателей. Укреплений, с которых наносятся провокационные удары по грузинским селам — с целью раскачать большую войну.
       — В доме с пробитой крышей кто-то погиб?
       — Да нет… Хозяева давно уехали, и там были наши военные, — нехотя отвечает женщина в красной кофте, и на ее руках характерные круги, за которые в Чечне люди платят сегодня жизнями, — это пятна от «калашникова».
       — А кто они — ваши военные?
       — Кто защищает Цхинвали и ущелье от грузин. Мы с грузинами жить больше не будем. Они нам третий геноцид устроили.
       Третьим геноцидом тут как раз и принято называть летнее закрытие Эргнетского рынка. Хотя и первый, и второй, случившиеся в 90-х годах, действительно были, и кровь, пролитую тогда, просто так тоже со счетов не сбросить.

       Продолжение — в следующем номере.

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, наш спец. корр., Южная Осетия
       30.08.2004