АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ

(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская


  

БИОГРАФИЯ

ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»


СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…

АУДИО / ВИДЕО

СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

ВАШЕ СЛОВО


Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

ЧУЖИЕ ПЫТКИ БЛИЖЕ К ТЕЛУ
       
       
До какой степени нам интересны пытки американских тюремщиков над иракскими пленными — и до такой же степени до фонаря пытки отечественных вертухаев над пленными чеченскими боевиками. Напомню, о чем речь. Федералы в Чечне, как и американцы в Ираке, часто снимают home video — для себя и своих близких. Традиция.
       Именно так создавалась видеотека преступлений времен второй чеченской войны. Больше месяца назад мы опубликовали кадры с одной из таких видеопленок, оказавшихся в распоряжении редакции. За это время в редакцию не позвонил ни один тележурналист или представитель хотя бы одного телеканала, работающего в Москве и в России, с просьбой дать им пленку. Даже не для показа — ну хотя бы для архива…
       Единственная просьба такого рода была от одного из частных французских каналов, да и те вели себя странно, пожурив меня за то, что запись выполнена непрофессиональной телекамерой.
       Естественно, это не жалоба на жизнь, а просто наблюдение. Отсутствие публичного интереса не остановило работу над пленкой — я продолжала расследование, встречалась со свидетелями и очевидцами, пыталась выяснить, проследить дальнейшие судьбы запечатленных на пленке людей.
       
Кадр с пленки. О том, что делают с пленными у нас.
   
    
       
Сегодня — рассказ очевидца. Назову его Арсби. Он был заключенным в Чернокозове, чеченском СИЗО, когда туда свозили пленных и амнистированных боевиков из-под Комсомольского. Мы встретились по моей просьбе в одной из европейских столиц, где Арсби теперь беженствует. Сначала я просила, чтобы он попытался узнать кого-нибудь на нашей пленке. Но потом разговор вышел далеко за эти пределы:
       «Я был в Чернокозове с 12 апреля 2000 года. Охранял нас Минюст. (Отряд спецназа МЮ из Воронежа. — А.П.) Восстанавливали тюрьму зэки, привезенные из Ставропольского края, им день шел за три. В камере были пленные. Из-под Грозного. Из группы «Джихад». Так они себя называли. Ваххабиты. В другой камере — а там все время перетасовывали состав камер, чтобы не успевали сговориться, — сидел с боевиками из Комсомольского. Но у всех судьба была одна. Я не воевал — но меня били так же, как остальных.
       Из Чернокозова я вынес на себе майку. На обратной стороне изнутри записывал тех, с кем сидел. Потом майку надел на себя и вышел — охрана не подумала, что там информация. Майку решил сохранить для истории.
       Среди боевиков в камере № 10 был русский — Александр Лисняков. 1961 года рождения. Из Пермской области. Приехал в Чечню между войнами. Принял ислам по убеждению. Остался воевать добровольно. Попал в плен. Мы с Сашей были в одной камере около трех недель.
       В Чернокозове его били очень сильно, но он был тверже духом, чем чеченцы. Был я и в Пятигорской тюрьме — два месяца. Так вот, в Чернокозове уничтожали личность. Человек считался хуже скотины. Даже когда в камере — нельзя было разговаривать друг с другом. Смотреть друг на друга. Смотреть на дверь с глазком. И молиться было запрещено. Должен сидеть с опущенными глазами и головой. Все другое приравнивалось к побегу.
       Молились мы тайно. По очереди. Тихо-тихо передвигались по камере так, чтобы тот, кто молится, оказывался спиной к глазку и мог шевелить губами. В Чернокозове надежда только на Бога — я до тюрьмы не молился, а в тюрьме стал молиться, ваххабиты-сокамерники меня и научили.
       Раз в день выводили на прогулку — мы шутили между собой: «Давайте одевать бронежилеты». Прогулка — это руки за голову, голова опущена, команда «пошел», и ты должен бежать. Замедляться нельзя, бежать надо и по коридору, и по двору. Упадешь, замедлишь бег — бьют.
       Когда прогулка, весь персонал Чернокозова собирался во дворе. Стояли наготове в шахматном порядке. И у всех что-то в руках. Черенки лопат, палки, дубинки… Чтобы бить. Это главное развлечение в дневное время. Ты бежишь, как по лабиринту, и каждый тебя бьет. До прогулочного дворика. Там тоже надо бежать, но уже по кругу. Если кто-то падал, его били просто страшно. Но один упадет — и все на него, потому что никому нельзя замедляться и никто толком не видит, что впереди, голова должна быть опущена. Один падает, все на него — и начинают всех бить. Принцип: чем здоровее человек, тем били сильнее.
       В камере № 2 был с Умаровым Магомедом — он воевал за Комсомольское. 1978 года рождения. Ваххабит. Был ранен в ногу. Лупили его страшно. С Умаровым просидел недели четыре, потом меня перевели.
       Охранники называли ваххабитов «вахами». Они кричали: «Ты — ваха?». Человек, не понимая поначалу, что имеется в виду, отвечал: «Нет, я Магомед». Охранники злились и избивали.
       Помню 16-летнего Айнди из селения Валерик. Он был из тех, кого бей-бей, но он не ломается. Айнди был совершенно необразованный. Не ходил в школу никогда. Писать не умел. Когда вошел в камеру, вся макушка была в шрамах. Он воевал в Комсомольском. В группе Гелаева.
       Еще в Чернокозове сидел с гантамировцами. У них была ст. 105 — убийство. Это были те гантамировцы, которые штурмовали Грозный, первыми туда ворвались, были героями, а потом охраняли блокпост, рядом с которым погиб сергиевопосадский ОМОН. Гантамировцы рассказывали, что за некоторое время на двух БТРах приехали солдаты, сказали, что идет группа боевиков, переодетых в федеральную форму, и надо их уничтожить. Гантамировцы охраняли блокпост, а федералы стояли у бетонной стены — там есть такая.
       Первые выстрелы, говорили гантамировцы, были из подошедшей «колонны», а они вообще не стреляли. Говорили: «Мы убежали». Федералы остались воевать с федералами. Потом арестовали гантамировцев.
       В Чернокозове видел женщин — 12 человек. Зэчек. Была русская — жена полевого командира. Ее расстреляли. С ней была дочка — девушка лет 16. Но женщин не били. Только расстреливали. Лена кричала из камеры всякий раз, когда было слышно, как бьют других: «Фашисты! Звери! Прекратите!». В дверь тарабанила. И ее расстреляли будто при попытке к бегству.
       В камере № 3 встретил Алексея Белякова из Караганды. Он имел мусульманское имя Салман. Воевал. Говорил, что когда-то был олимпийским чемпионом по биатлону. Потом попал в группу рэкетиров в Караганде. С ними оказался в Чечне. Принял ислам, воевал, попал в плен. Что с ним стало дальше, не знаю.
       Был момент — привезли сильно побитых. Нас выгнали из камеры таскать их. Побитые были очень грязные. Но еще живые. Часть была в сознании. Говорить нельзя, только обменивались взглядами. Сказали сгружать в комнату, штабелями. Потом они умерли.
       По ночам нас часто выгоняли из камер. Начиналось самое «интересное», как говорили охранники. Открывают дверь — на пороге человек шесть. Бьют, загоняют в свои комнаты — и там бьют. К стенке лицом, наручники — и деревянными молотками, куда хотят. Этими же молотками направляли бег из камер в комнаты. Направляли, как ослов. Бьют по правой стороне — беги влево. По левой — вправо. Голова должна быть опущена. Так прибегаешь куда-то, где сидит человек, который просто получает удовольствие от того, чтобы мучить. Спрашивает: «Где Масхадов?». Ответ: «Понятия не имею». И тогда по-всякому... Плоскогубцами. Током ко всем местам. Пистолет на взвод ставит. Говорит: «Скажешь, где Масхадов, будешь жить. Нет — умрешь сейчас».
       Был там один маленький такой, рыжий. Измывался. Особенно болезненно старался сделать. Так сильно хотелось его ударить в ответ — и умереть сразу.
       Когда кого-то забирали из камеры в комнаты, остальные начинали молиться. Самое тяжелое — слушать, как кого-то бьют. Стоны, вопли, крики очень хорошо были слышны. Особенно тяжело, когда молодых били. Но человека ко всему приучают… Как-то нас выгнали из камер и требуют: «Кричите: Аллах — свинья!». Кричали…
       Саша Лисняков до Чернокозова был в Ханкале, говорил: «Здесь лучше». Там он, голый, в феврале сидел в яме прямо на трупах. Говорил: «Сначала не мог, а потом сел и сижу на трупах — деться некуда. Вытаскивали из ям — били трубами по ногам».
       Мы там во сне хлеб видели — голодали сильно. Теплая вода в миске и кусок хлеба утром. В обед — крупа на воде. Вечером — просто горячая вода.
       Сейчас живу, чтобы жить. Это же большая удача, что жив, а остальные мертвы. Это надо ценить.
       Отпустили меня 5 октября 2000 г. Протокол об освобождении составлен был на две недели раньше. Сказали подписать, что претензий нет».
       
       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой»
    
       
ДОСЬЕ «НОВОЙ»
       
       Читаевы
       Родственники Арби и Адама Читаевых, о судьбе которых наша газета неоднократно писала (были арестованы в собственном доме в Ачхой-Мартане в апреле 2000 года и содержались в Чернокозове) и чьи дела сейчас рассматриваются в Страсбурге в Европейском суде по правам человека (№ 593334/00), просят откликнуться всех, кто может оказать помощь свидетельскими показаниями.
       Канва такова: братья Читаевы прошли через жесточайшие пытки (электрошок, «противогаз» с пусканием в трубку дыма, «телефон», избиения в подвешенном за руки к потолку состоянии, «воробей», отрывали части кожи плоскогубцами, травили собаками и др.). В отличие от подавляющего большинства в Чечне Читаевы довели свое дело до Страсбурга, и 18 ноября 2003 г. председатель палаты Европейского суда направил в правительство РФ официальный запрос с требованием предоставить письменные замечания по делу Читаевых и ответы на перечень вопросов (были ли заявители объектами пыток, бесчеловечного отношения и унижений? Были ли заявителям предоставлены средства защиты, позволяющие законность содержания под стражей? И т.д.).
       В результате из правительства РФ последовал ответ, что… пытки в Чернокозове не применялись, заключенные содержались с соблюдением всех норм законодательства, имели адвокатов…
       Семья Читаевых просит откликнуться тех, кто был в Чернокозове весной 2000 года, и считает для себя возможным дать показания для Европейского суда. Связь — посредством пейджера: телефон 232-00-00 (для абонента 49 883).
       
       Эльдиев Али
       11 марта 2001 года военными был увезен с улицы рядом с домом (г. Аргун, ул. Кавказская) Али Эльдиев, 1970 г.р. Во время той зачистки военными были похищены тридцать мужчин, после чего пятерых нашли мертвыми со следами жестоких пыток, а одиннадцать, среди которых и Али, исчезли. Известно лишь, что их погрузили в военный вертолет, ненадолго севший в Аргуне, и все...
       
       Магомадов Бувайсар
       27 октября 2002 года во время зачистки (так называемые «норд-остовские зачистки» после теракта в Москве) в селении Мескер-Юрт был увезен с ул. Октябрьской, 15. С тех пор исчез.
       
       Пытки этого года
       5 марта 2004 года около четырех утра 27-летний Ислам Базаев, инвалид детства первой группы, был увезен неизвестными военными в масках из собственного дома в г. Шали (ул. Восточная, 4):
       — Они положили меня в «уазик» на пол сзади, сверху придавили какой-то лестницей и ноги свои поставили на нее. А у меня нога, оперированная в детстве восемь раз. Я попросил их убрать сапоги с меня — стали избивать. Рот и глаза замотали скотчем. Куда-то привезли, спустили в подвал, был босой, в нижнем белье — с постели стащили. Спрашивали об Абу Мовсаеве. (Базаев живет в пятистах метрах от дома родственников Абу Мовсаева, известного своей жестокостью деятеля шариатской госбезопасности времен Ичкерии и давно погибшего. — А.П.) Еще интересовались кем-то, но таких фамилий я не знал. Один и тот же вопрос повторяли несколько раз. Били между повторами. Щипали тело плоскогубцами, чтобы вспоминал. Спину прижигали сигаретами и еще чем-то. В комнате, где допрашивали, была труба, к ней привешивали за половые органы. Я им говорил: «Вы меня убейте, но я не знаю». Они мне отвечали: «Мы убьем, но медленно». Потом мне снова замотали рот и глаза скотчем. Куда-то погрузили. Долго везли. Сказали: «Развяжешь глаза, когда уедем». Я так и сделал. Было уже темно, часы забрали — время определить не мог. Поле вокруг. Еще — газопровод. Я решил двигаться по трубе: куда-то она приведет. Дополз до дороги. Оказалось, между селениями Белгатой и Шали... Дальше люди помогли. Написал заявление в Шалинскую прокуратуру: «Требую восстановить справедливость… Я знаю, что ходить с жалобой неприлично для нормального человека, но я уже ненормальный… Больше пыток я не выдержу». И все описал. Ноль реакции.
       
       
17.05.2004
       

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»