|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
ВЫНУЖДЕННЫЕ НЕПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Русские в Грозном.
Страницы жизни никому не нужных
Нельзя
заставить любить себя силой — как мы это делаем
уже пятый год подряд в Чечне. Все чаще от чеченцев
сегодня можно слышать такое: «Мы остались без
Родины...». И правда: в Чечне, этом
голодно-холодном гетто, жить, как и прежде,
невозможно — невзирая на референдумы, выборы,
еще одни будущие выборы, обещание компенсаций и
дружбу домами Путина с Кадыровым. Не сахар
чеченцу и остальная Россия — двадцать четыре
часа напролет первое, о чем ему не дадут забыть,
так это о национальной принадлежности.
Но каково теперь быть
русским грозненцем?
Кровь на рясе
Если на что и похожа
нынешняя православная община города Грозного,
так это на вольное собрание первохристиан. Люди
молятся, просто собравшись вместе. Ни священника
в Михалоархангельской церкви, ни диакона — да и
храма, собственно, нет. Лишь руины вдоль
снесенной войной улицы Ленина. Там, где
угадывается алтарь, бывшие купольные кресты
воткнуты прямо в траву. Треснувший колокол — на
земле. Колючая проволока перетягивает фундамент.
Лениво бродят голые по пояс солдаты-охранники,
приданные церковному двору, —покуривая и
сплевывая там, где этого делать никак нельзя.
Война сильно упрощает нравы.
— А что такое, собственно,
тут храм?
— Рядом, в сгоревшем
корпусе, комнатку отремонтировали — Рушайло
помогал. И с тех пор больше ничего добиться не
можем. Нынешние власти о нас и не вспоминают, —
плачет Антонина Михайловна Кулебяшкина,
церковный староста.
Вообще-то Антонина
Михайловна — человек-кремень. Она пережила тут
все, что было, никуда не уезжала и не уходила, и ее
нервная система дошла до крайней степени
истощения: Антонина Михайловна или держит себя в
строгости, отвечая лишь «да» и «нет», или уж, как
только услышит внимательное слово, начинает
неостановимо плакать. Вся ее жизнь без остатка
посвящена истовому служению при церкви. Дай бог
всякому священнику такой истовости. Естественно,
Антонину Михайловну сюда никто не назначал. Куда
хуже с теми, кого назначали: один сейчас в бегах,
другой — в тюрьме.
В этом году православная
община Грозного пережила тяжелейшее потрясение,
сродни разрушению храма. Сначала в июне были
арестованы диакон Александр и 15-летний служка
Роман по подозрению в тройном корыстном (за
пенсионные гроши) убийстве русских бабушек,
живших в станице Наурской — оперативники нашли в
прицерковном домике, где жили оба, окровавленную
рясу диакона и вилку, которой, как считается, были
заколоты старушки. А спустя еще некоторое время и
сам настоятель Михалоархангельской церкви отец
Назарий, бросив на произвол судьбы свою,
наверное, самую духовно нуждающуюся паству в
нашей стране, дал деру за границу — даром что до
этого был известен только храбростью,
предпочитая гонять по Грозному в камуфляже на
броне БТРа. Теперь гоняются за ним — отца Назария
безуспешно разыскивают следственные органы, а
Московская патриархия скрывает его в одном из
одесских мужских монастырей…
Естественно, община
ахнула — позор-то какой! И не поверила — по
крайней мере в том, что касалось диакона. В миру
он — Султан Асмаев, 33 лет, слыл любимцем
грозненского православного люда. Имел подход к
душам и многим помогал. Полукровка: отец —
чеченец, мать — русская. Отсюда, считают многие, и
его проблемы. Веру Султан поменял уже вполне
сложившимся человеком, следуя силе собственных
убеждений и пойдя наперекор отцу. Причем
крестился он именно в 96-м году — когда подобные
вещи тут были смертельно опасны.
— Чеченцы с ним просто
расправились, — уверены прихожане. — За то, что
поменял веру. Мы называли его батюшкой — он же
один с нами оставался, когда все священники и
послушники уехали от войны… Подставили его. И те,
и «наши».
— Вы считаете, диакон не
виноват?
— Конечно. Мы считали его
настоящим Божиим человеком.
— Но как объяснить
бегство отца Назария?
Вопрос повисает в воздухе,
никто не спешит с ответом. Не лучших своих
представителей, говорят, ссылает Московская
патриархия в Грозный. А не лучшие и ведут себя не
лучшим образом… История взаимоотношений
настоятеля и его духовного чада Романа — именно
он считается организатором кровавого
преступления — страница, которую люди
предпочитают обходить стороной, считая ее
позорной.
— Просто у нас не стало
священника. И все, — жестко обрывает расспросы
Антонина Михайловна. — И никто не торопится
кого-то сюда прислать.
— А кто же отпевает? С
остальным можно и подождать, но отпевание…
— Никто, конечно.
Сегодня ситуация такова,
что вместо максимальной поддержки в беде
Патриархия отрезала от себя грозненский приход,
будто его и нет. Хорошо, конечно, годами бороться
с Папой, таким образом противодействуя чуждому
миссионерству. Но ту же бы настойчивость — да на
поддержку бы «своих». Тех, кто УЖЕ ВЕРУЕТ.
— Поймите, мы же не только
приход. Мы — фактически и есть центр русской
общины тут… Не правительство, а именно мы —
единственная поддержка нескольким сотням
русских людей в Грозном… — Антонина Михайловна
не может остановить слез. — Мы писали письма,
просили… Сколько сегодня разговоров о
многострадальном чеченском народе! И я согласна:
это так. Но и мы ведь тихо погибаем, даже без права
на посмертную панихиду, — а «свои» этого не
желают видеть.
90 + 81
Дверь в жилище
приоткрыта. Вход никому не воспрещен. Чтобы
привлечь внимание, топаю и скребусь. И тогда из
ниоткуда, из глухой полутьмы — электричества в
этой части Грозного (микрорайон РТС) как не было,
так и нет, сколько власти ни клялись в обратном, —
из полутьмы квартиры-пещеры выходит худой
подтянутый человек. Чтобы разглядеть друг друга,
мы на ощупь движемся к оконному проему, и,
уткнувшись в трубу «буржуйки» — этого
по-прежнему главного, всех наших войн,
отопительного прибора, — вижу, что человек
немолод и у него потрясающая, совершенно белая,
большая, ухоженная борода.
— Кузьма Иванович
Скачедубов. Православный. 1913 года рождения.
Как это — 13-го?! Быть не
может. Тут молодым инфаркты пробивают сердца, как
пулями, — и вдруг человек, которому 90?
— За 90, — поправляет
Кузьма Иванович задиристо. Человек с прямой
спиной и гордой посадкой головы. — Это у меня еще
царская кровь по жилам протекает. Держусь!
Та, которую ищу, — дочь
Кузьмы Ивановича Раиса Кузьминична, член
церковного совета. Это она от имени многих
хлопочет за диакона Александра, не веря в его
вину. Раиса Кузьминична и в Чернокозово (в СИЗО
20/2) к нему ездила, и в прокуратуру ходит, и по
возможности собирает посылки. Но Раисы
Кузьминичны сейчас дома нет.
— Кто там у нас? — голос из
темных недр.
— Это наша Юлия Ивановна.
Фамилия — Речкалова. Это ее квартирка, не моя, —
объясняет старик. У него неожиданно правильный
русский язык без южного «гэканья», и он
употребляет много уменьшительно-ласкательных
словечек, что создает вокруг, посреди разрухи,
вполне веселую атмосферу. — Мы сами-то жили тут
неподалеку. Потом наша мамочка умерла. (Жена. —
А.П.) Потом коттедж разбомбило. Дочка и я сюда
перебрались, потому что и Юлия Ивановна как раз
похоронила мужа. Евгений Афанасьевич умер от
голодного истощения в марте 2000-го — честнейший
был человек, штурманом морской авиации… Есть им
было совершенно нечего. Это Юлия Ивановна сейчас
поправилась, а тогда мы застали ее скелет
скелетиком… Теперь выживаем вместе.
Взаимопомощью только и держимся.
Ответственностью друг за друга.
Юлии Ивановне — 81 год.
Тихо-тихо, помогая себе палочкой, она переползает
поближе к разговору. Чистенькая старушка в белом
платочке с отказывающими ногами и нарастающей
слепотой — одна на свете посреди войны.
— Вы когда выходили из
дому? Воздухом дышали?
— Не помню. Года два назад.
Если бы не милосердие
Скачедубовых, не хочется даже произносить, что бы
сталось с Юлией Ивановной… История ее
одиночества драматична, как судьбы многих
русских грозненцев, до сих пор оставшихся в
городе — потому что ехать некуда. Был у нее
единственный сын, но умер молодым и не оставил
внуков. Сама была единственной дочкой у
родителей — сестер и братьев тоже нет. У Евгения
Афанасьевича, умершего мужа, в Якутии когда-то
жил брат Виктор, но адрес сгорел в бомбежку, когда
все спустились в подвал, а память Юлии Ивановны —
субстанция исчезающая.
— А вы бы хотели
куда-нибудь уехать?
— Конечно. Помощи никакой.
Гуманитарки нет. Кто меня перевезет? Просить тут
некого…
И тем не менее больше
всего Юлия Ивановна любит помечтать, как
когда-нибудь переберется в Воронеж. И это у нее
выходит похожим на чеховские монологи из
«Чайки»: где-то там… когда-нибудь… не здесь…
буду и я счастлива… В Воронеже, объясняет Юлия
Ивановна, у нее есть старинная подруга —
единственный родной человек, которого она
таковым считает. Правда, Юлия Ивановна не может
вспомнить, при каких обстоятельствах с этой
подругой познакомилась, но все равно уверена: та
ее ждет. Кто позволит себе утверждать обратное?..
Однако правда и в том, что
«просить тут некого»… В Грозном, несмотря на
четыре с лишним года войны и особых условий,
которые ни для кого в Москве, в правительстве,
конечно, не секрет, так и не создано никакой
системной службы, патронирующей, например,
одиноких стариков и инвалидов. Причем главным
образом — это русские старики и инвалиды.
МЧС с военными больше их
не поддерживают. Вроде бы функционирует
республиканский Минсобес — но нужно быть таким
здоровым, чтобы достучаться до его чиновников,
что это совсем не история Кузьмы Ивановича и Юлии
Ивановны.
Имеется в Грозном офис
«Врачей без границ», но он занят только
распределением лекарств между больницами. Еще
Международный Красный Крест, но эта уважаемая во
всем мире организация сегодня в Чечне накрепко
спутана по рукам и ногам инструкциями все тех же
властей, когда шаг влево и шаг вправо для МККК
может означать лишение права работать даже так
ограниченно, как сейчас…
Вот и все. Грозный осени 2003
года. Он суров и бессердечен. Тут некого умолять о
помощи, если ты немощен и если ты не чеченец.
Чеченец хотя бы не один: за ним всегда есть семья.
Беда, если ты русский, оставшийся в Грозном до сих
пор, — значит, за тобой уж точно никого. И это
приговор, когда «свои» оказались чужими.
Русские грозненцы — это
люди, которые чувствуют себя не просто людьми без
Родины. Они уверены, что преданы ею. Ехать им
совершенно некуда или абсолютно не на что. Они —
настоящие вынужденные непереселенцы. Заживо
приговоренные остаться. Самые бесправные среди
абсолютно бесправных. Самые оскорбленные среди
полностью униженных. Самые ненужные среди никому
не нужных. Федеральная власть, на годы уйдя с
головой в дело превращения бывшего муфтия в
чеченского президента, отреклась от тех,
предвоенную трагедию которых на всю
идеологическую катушку использовала для
оправдания своей так называемой
антитеррористической операции.
P.S.
Правдивость громких слов о великой державе может
доказать только дело. А посему просим
откликнуться как Министерство труда и
социального развития России (министр —
Александр Починок), так и всех, мечтающих помочь
страждущим чем-то конкретным.
Во-первых, МИХАИЛУ
ТИХОНОВИЧУ ЯКУШЕВУ, одинокому 74-летнему инвалиду
второй группы с пенсией в 1500 рублей, пытающемуся
выжить в Грозном в аварийной полуразбомбленной
квартире с падающим потолком. Михаил Тихонович,
устав бороться за существование, хочет попасть,
например, во Владикавказский дом престарелых, о
котором слышал много доброго.
Во-вторых, совершенно
слепому и одинокому инвалиду ВАСИЛИЮ ИВАНОВИЧУ
ТЮРИКОВУ, 75 лет, полгода назад мошенническим
образом снятому с регистрационного учета
паспортно-визовой службой Сунженского райотдела
милиции Чечни (до этого имел угол в общежитии
станицы Ассиновской), и с тех пор побирающемуся
по чеченским дорогам…
Для передачи полезной
информации используйте пейджер 232 0000 (для
абонента 49883).
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой газеты»
Редакция
благодарит грозненское отделение
правозащитного центра «Мемориал» за помощь в
подготовке этого материала.
27.10.2003
|
|
|