АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ

(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская


  

БИОГРАФИЯ

ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»


СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…

АУДИО / ВИДЕО

СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

ВАШЕ СЛОВО


Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

СЛЕПЫХ ОБВОРОВЫВАЮТ, ГЛУХИХ ОБМАНЫВАЮТ
Каждый прожитый день для этих людей — победа

       
       
Все в жизни очень просто: некоторая часть из нас рождаются инвалидами. Или становятся ими. И тогда обычный ежедневный быт таких людей становится подвигом выживания в экстремальных условиях. Каждое утро – как на войну за каждый следующий день жизни. Ну а если действительно война? Натуральная? Непримиримая борьба с международным терроризмом? И сопутствующие ей разруха? голод? руины? Когда перемалывает даже того, кто физически полноценен?
       
       
Слепому и глухому на войне, конечно, совершенно места нет – это аксиома. Однако на нашей войне, второй чеченской — в Грозном, вопреки всему существуют и Дом слепых, и Дом глухих. Их обитатели, дети и взрослые, живут там не плохо и не хорошо — они живут так, как просто жить невозможно, нереально, нельзя
       
       Ничего не вижу
       Если посмотреть со стороны на это хлипкое сооружение у рыночка на улице 8 Марта, то можно вообразить, что тут, наверное, когда-то была проходная. На завод? Или в бывший парк культуры и отдыха? Домик – крошечный, с двумя дверями друг против друга, и между ними — комната-коридор.
       Сейчас двери заперты. На стук кто-то долго скребется, а Луиза Каримова, председатель Общества слепых Чечни, этого «кого-то» успокаивает: «Не торопись, мы подождем, только не упади», — и дверь наконец отпирается.
       — Я – Люба Жиляева. Любовь Константиновна, – говорит худенькая сморщенная женщина на пороге, одетая в нестираное тряпье, и ее блуждающий взгляд все время бродит где-то в стороне.
       Люба слепа больше двух десятков лет, а сейчас ей 56. Родом она из Башкирии, была тут замужем, да муж давно умер, а она застряла в Чечне и с началом войн хоть и стала искать, остался ли кто в Башкирии, но оказалось, что ехать больше не к кому.
       — Нас Луиза сюда поселила. Мы так ей благодарны. Перезимовали. Никакого жилья же нет... Луиза принесла одеяла, плитку, кормит...
       Мы входим – и все твое нутро сразу же выворачивает наизнанку. «Заводская проходная» оказывается жилплощадью.
       — А где ваш туалет? — первое, что вырывается.
       — Где придется, — отвечает Люба.
       В коридоре от двери до двери – все сразу: намеки на кухню, столовую, туалет... В закутке – горки тряпья на досках. Резкий тошнотворный запах источают именно они.
       — Нам пришлось поселить сюда Любу и Султана Баркенхоева. Потому что совершенно некуда, – объясняет Луиза.
       Султан и Люба – не муж и жена. Просто Султан видит силуэты, а Люба – ничегошеньки. Борьба за жизнь прибила друг к другу этих двух немолодых и совершенно одиноких инвалидов, чтобы не дать им сгинуть в мире зрячих. Люба ставит чайник на плитку, Султан чай заваривает...
       — Им нужны совершенно другие условия жизни. Так – слишком опасно, – говорит Луиза. – И уход, конечно... Мы делаем что можем, но сами в жутких условиях...
       Напротив «проходной», через дорогу – останки пятиэтажки. Это место, где живет сама Луиза. «41» (дом № 41 по улице 8 Марта) и «ДОМ СЛЕПЫХ» — крупно выведено на стене, покалеченной тяжелой артиллерией, и проемами от залетавших снарядов можно пользоваться как арками. Пятиэтажка, собственно, — это больше гора мусора, чем жилище. Провалы подъездов, как ввалившиеся рты беззубых старцев, вмятины бывших квартир, битое стекло под ногами, кусты, притулившиеся на косых балконных остовах. Неловко спускаемся вниз, в разрушенное нутро пятиэтажки, – и там «квартира» Луизы и жилье для еще 25 семей слепых людей. Так произошло во время боев – инвалиды сбились вместе, чтобы дожить до конца боев. А потом так и остались, когда стало ясно, что предстоит сопротивляться и наступившему «миру».
       — Я понимаю, — говорит Луиза, — мы не самые полезные люди в республике. И поэтому до нас нет дела. Вот мы и просим: дайте нам возможность самим работать — и мы прокормимся и обустроимся, и Люба будет жить совсем по-другому, а не в проходной, – копейки на это у вас не попросим. Ведь так все и было раньше — мы заботились о своих людях сами, и в советское время с нами считались только потому, что мы сами хорошо зарабатывали на жизнь. Имели собственные мастерские и никогда бедными не были — по доходам в конце 80-х наше Общество слепых было в Чечне вторым после грозненского завода «Красный молот», одного из крупнейших в стране машиностроительных предприятий.
       Теперь разбомбленный «Красный молот» растащили на кирпичи, а предприятия Общества слепых не разрешают и не помогают восстанавливать. Загвоздка – в расхождении целей. Слепые хотят просто иметь возможность работать — власти сопротивляются, предлагая изредка получать «гуманитарку» и желая отторгнуть у общества всю его собственность. Точнее, то, что осталось от мастерских, — их руины. Место, где живут Люба и Султан, как раз проходная к этим бывшим мастерским.
       Что нужно чиновникам из правительства? Только чтобы и тут исполнялось главное их требование — перегон бюджетных денег, участие в этом самом прибыльном сейчас чеченском бизнесе под присмотром и при поддержке властей. Луиза же борется за противоположное — за минимальное внимание чиновников — и просит только, чтобы слепым дали возможность зарабатывать, имея свое производство.
       Дело у Луизы продвигается очень плохо. Против слепых власти пока совершенно глухи. А перед глухими — слепы?
       
       Ничего не слышу
       Манаш Адизовна Пайзуллаева, завуч единственной в Чечне школы-интерната для глухих и слабослышащих детей, говорит медленно и четко – это многолетняя привычка. Ее профессия – учить детей произносить слова, которые они физически произносить не могут. Те, кто от рождения способен только издавать звуки, похожие на мычание, и таким образом объясняться с миром, в результате многолетних специальных усилий педагогов — таких, как Манаш Адизовна, становятся почти как все мы. «Социологизируются» — то есть могут жить без поводырей и перестают быть вечной каторгой их семей.
       — Понять то, что мы делаем, можно только услышав, как глухой ребенок впервые произносит слово «мама» после нескольких месяцев учебы у нас, и увидев, как мама и папа плачут, потому что никогда от него этого не слышали и даже не рассчитывали услышать.
       Понимающих в Грозном немного, особенно среди правительственных чиновников. Поэтому школа для глухих (сейчас в ней 68 учеников со всей Чечни) влачит жалкое бездомное существование по чужим углам, и если дети тут до сих пор учатся, то это исключительно благодаря личным усилиям педагогов-подвижников, осознающих свой долг. Они — истинные гуманисты-интеллигенты. Говоришь с Манаш Адизовной или со Светланой Васильевной Голечко, еще одной учительницей школы (начальных классов), — и будто в другом веке: подвижничество и энтузиазм как единственная причина, что глухих детей в Чечне пытаются адаптировать к жизни, и чтобы, взрослея, они, например, могли объясниться на блокпостах, и чтобы их не расстреляли за молчание — прикладное значение существования такого учебного заведения резко возрастает в условиях войны.
       Двухэтажное здание, где сейчас работает школа, нашла Светлана Васильевна – это частный грозненский дом, который пощадили бомбежки, а хозяин в нем не живет; и Светлана Васильевна, живущая в этой части Грозного, договорилась, что тут пока они будут учить детей – в шести комнатах, в которых сидят семь классов. Собственное же помещение Дома глухих на улице Павла Мусорова, построенное в 1937 году специально для обучения таких детей, во вторую войну постигла участь большинства устоявших при бомбежках зданий Грозного. Школу захватили федеральные военнослужащие. В данном случае – Октябрьский райотдел милиции. Поначалу учителя еще ходили туда и спрашивали: «Когда же вы выселитесь?» — и там отвечали: «Нужно распоряжение министра Грызлова». И педагоги, эти наивные люди, совершенно серьезно искали знакомых в Москве, чтобы добиться распоряжения Бориса Грызлова...
       Но милиционеры, конечно, просто насмехались, а когда учителя это поняли, то и сами решили больше не бороться – Октябрьский райотдел постепенно превратился в одно из самых страшных мест в Грозном, где жестоко пытали похищенных несчастных, а потом кто-то взрывал чьи-то тела в непосредственной близости от бывшего учебного корпуса... И вокруг образовалась мертвая зона — даже те, кто жил рядом, ушли — трудно завтракать на обочине концлагеря. «С детьми туда идти нельзя», — решил педсовет.
       Сейчас республиканское правительство ухватилось за проект, кажущийся ему экономически целесообразным: никому ничего отдельно не восстанавливать, а свезти всех инвалидов в одно отремонтированное помещение, взрослых и детей, — пусть живут и таким образом сэкономить — и все это будет называться Грозненским инвалидным домом. То есть воплотить идею, от которой отказались во всем мире, где стремятся максимально адаптировать людей с проблемами рождения и развития, ввести их в жизнь остальных, а не отгородить высоким забором и заставить существовать за ним.
       В сентябре грозненской школе для глухих исполняется 75 лет — в будущем же сентябре хозяин дома попросил школу съехать, его право... Но куда? Сейчас, в конце июня, этого не знает никто: удастся ли начать новый учебный год? Чиновники пока отмахиваются, а подвижники носятся в поисках очередного временного пристанища...
       ...Манаш Адизовна заканчивает чертить плакат по итогам успеваемости своих любимых учеников. Плакат называется «КАК МЫ ГОВОРИМ» — это и есть итоги. Научился произносить «а» — получи красный треугольничек, символ успеха. И так – «о», «у» и остальные гласные. Если Манаш Адизовна оставляет на плакате треугольничек хилым и незакрашенным — значит, над этими буквами ученику еще надо потрудиться...
       — Вы поймите – мы с голыми руками, у нас же нет ничего того, что имеют аналогичные учебные заведения и без чего просто не учат теперь глухих, – объясняет Светлана Васильевна. – Никакой аудиоаппаратуры, наушников, звукоусиливающих приборов, специальных учебников. А есть только мы сами и наши знания.
       Можно умиляться и восхищаться этой их жизнью вопреки, мужеству и стойкости... Но доколе мы намерены жить, лишь эксплуатируя лучшие качества лучших людей? Успокоившись, что раз у нас рождаются идеалисты, больше ничего и не требуется...
       — Из шестилеток – подготовительный класс – семь аттестованных, – продолжает Манаш Адизовна, ее голос спокоен и светел. — Аттестованы Артур, Займан, Иман, Магомед, Расул, Тамила и Лиза...
       Это детки, которые в конце учебного года сумели впервые произнести «мама»... Много это или мало? Чтобы поддержать школу-интернат? И кто такой «сильнейший», который только и должен «выжить», если довериться нашим властям?..
       Помните слова слепой Луизы о «бесполезных людях»? О том, что никакой пользы от инвалидов обществу нет. Я же понимаю это по-другому – все в мире совершенно оправданно, и инвалиды в нем – самые полезные люди. Они – наш тест на то, чтобы называться приличными людьми. Пока в Грозном с этим проблема. Слепых потихоньку обворовывают, глухих обманывают... И надеются сохранить себя. Наивные.
       
       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой газеты», Грозный, Чечня
       
26.06.2003
       

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»