|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
СЛЕПЫХ ОБВОРОВЫВАЮТ, ГЛУХИХ ОБМАНЫВАЮТ
Каждый прожитый день для этих
людей — победа
Все в жизни
очень просто: некоторая часть из нас рождаются
инвалидами. Или становятся ими. И тогда обычный
ежедневный быт таких людей становится подвигом
выживания в экстремальных условиях. Каждое утро
– как на войну за каждый следующий день жизни. Ну
а если действительно война? Натуральная?
Непримиримая борьба с международным
терроризмом? И сопутствующие ей разруха? голод?
руины? Когда перемалывает даже того, кто
физически полноценен?
Слепому и
глухому на войне, конечно, совершенно места нет –
это аксиома. Однако на нашей войне, второй
чеченской — в Грозном, вопреки всему существуют
и Дом слепых, и Дом глухих. Их обитатели, дети и
взрослые, живут там не плохо и не хорошо — они
живут так, как просто жить невозможно, нереально,
нельзя
Ничего
не вижу
Если посмотреть со
стороны на это хлипкое сооружение у рыночка на
улице 8 Марта, то можно вообразить, что тут,
наверное, когда-то была проходная. На завод? Или в
бывший парк культуры и отдыха? Домик – крошечный,
с двумя дверями друг против друга, и между ними —
комната-коридор.
Сейчас двери заперты. На
стук кто-то долго скребется, а Луиза Каримова,
председатель Общества слепых Чечни, этого
«кого-то» успокаивает: «Не торопись, мы подождем,
только не упади», — и дверь наконец отпирается.
— Я – Люба Жиляева. Любовь
Константиновна, – говорит худенькая сморщенная
женщина на пороге, одетая в нестираное тряпье, и
ее блуждающий взгляд все время бродит где-то в
стороне.
Люба слепа больше двух
десятков лет, а сейчас ей 56. Родом она из Башкирии,
была тут замужем, да муж давно умер, а она
застряла в Чечне и с началом войн хоть и стала
искать, остался ли кто в Башкирии, но оказалось,
что ехать больше не к кому.
— Нас Луиза сюда поселила.
Мы так ей благодарны. Перезимовали. Никакого
жилья же нет... Луиза принесла одеяла, плитку,
кормит...
Мы входим – и все твое
нутро сразу же выворачивает наизнанку.
«Заводская проходная» оказывается жилплощадью.
— А где ваш туалет? —
первое, что вырывается.
— Где придется, —
отвечает Люба.
В коридоре от двери до
двери – все сразу: намеки на кухню, столовую,
туалет... В закутке – горки тряпья на досках.
Резкий тошнотворный запах источают именно они.
— Нам пришлось поселить
сюда Любу и Султана Баркенхоева. Потому что
совершенно некуда, – объясняет Луиза.
Султан и Люба – не муж и
жена. Просто Султан видит силуэты, а Люба –
ничегошеньки. Борьба за жизнь прибила друг к
другу этих двух немолодых и совершенно одиноких
инвалидов, чтобы не дать им сгинуть в мире зрячих.
Люба ставит чайник на плитку, Султан чай
заваривает...
— Им нужны совершенно
другие условия жизни. Так – слишком опасно, –
говорит Луиза. – И уход, конечно... Мы делаем что
можем, но сами в жутких условиях...
Напротив «проходной»,
через дорогу – останки пятиэтажки. Это место, где
живет сама Луиза. «41» (дом № 41 по улице 8 Марта) и
«ДОМ СЛЕПЫХ» — крупно выведено на стене,
покалеченной тяжелой артиллерией, и проемами от
залетавших снарядов можно пользоваться как
арками. Пятиэтажка, собственно, — это больше гора
мусора, чем жилище. Провалы подъездов, как
ввалившиеся рты беззубых старцев, вмятины бывших
квартир, битое стекло под ногами, кусты,
притулившиеся на косых балконных остовах.
Неловко спускаемся вниз, в разрушенное нутро
пятиэтажки, – и там «квартира» Луизы и жилье для
еще 25 семей слепых людей. Так произошло во время
боев – инвалиды сбились вместе, чтобы дожить до
конца боев. А потом так и остались, когда стало
ясно, что предстоит сопротивляться и
наступившему «миру».
— Я понимаю, — говорит
Луиза, — мы не самые полезные люди в республике. И
поэтому до нас нет дела. Вот мы и просим: дайте нам
возможность самим работать — и мы прокормимся и
обустроимся, и Люба будет жить совсем по-другому,
а не в проходной, – копейки на это у вас не
попросим. Ведь так все и было раньше — мы
заботились о своих людях сами, и в советское
время с нами считались только потому, что мы сами
хорошо зарабатывали на жизнь. Имели собственные
мастерские и никогда бедными не были — по
доходам в конце 80-х наше Общество слепых было в
Чечне вторым после грозненского завода «Красный
молот», одного из крупнейших в стране
машиностроительных предприятий.
Теперь разбомбленный
«Красный молот» растащили на кирпичи, а
предприятия Общества слепых не разрешают и не
помогают восстанавливать. Загвоздка – в
расхождении целей. Слепые хотят просто иметь
возможность работать — власти сопротивляются,
предлагая изредка получать «гуманитарку» и
желая отторгнуть у общества всю его
собственность. Точнее, то, что осталось от
мастерских, — их руины. Место, где живут Люба и
Султан, как раз проходная к этим бывшим
мастерским.
Что нужно чиновникам из
правительства? Только чтобы и тут исполнялось
главное их требование — перегон бюджетных денег,
участие в этом самом прибыльном сейчас чеченском
бизнесе под присмотром и при поддержке властей.
Луиза же борется за противоположное — за
минимальное внимание чиновников — и просит
только, чтобы слепым дали возможность
зарабатывать, имея свое производство.
Дело у Луизы продвигается
очень плохо. Против слепых власти пока
совершенно глухи. А перед глухими — слепы?
Ничего не слышу
Манаш Адизовна
Пайзуллаева, завуч единственной в Чечне
школы-интерната для глухих и слабослышащих
детей, говорит медленно и четко – это
многолетняя привычка. Ее профессия – учить детей
произносить слова, которые они физически
произносить не могут. Те, кто от рождения
способен только издавать звуки, похожие на
мычание, и таким образом объясняться с миром, в
результате многолетних специальных усилий
педагогов — таких, как Манаш Адизовна,
становятся почти как все мы. «Социологизируются»
— то есть могут жить без поводырей и перестают
быть вечной каторгой их семей.
— Понять то, что мы делаем,
можно только услышав, как глухой ребенок впервые
произносит слово «мама» после нескольких
месяцев учебы у нас, и увидев, как мама и папа
плачут, потому что никогда от него этого не
слышали и даже не рассчитывали услышать.
Понимающих в Грозном
немного, особенно среди правительственных
чиновников. Поэтому школа для глухих (сейчас в
ней 68 учеников со всей Чечни) влачит жалкое
бездомное существование по чужим углам, и если
дети тут до сих пор учатся, то это исключительно
благодаря личным усилиям педагогов-подвижников,
осознающих свой долг. Они — истинные
гуманисты-интеллигенты. Говоришь с Манаш
Адизовной или со Светланой Васильевной Голечко,
еще одной учительницей школы (начальных классов),
— и будто в другом веке: подвижничество и
энтузиазм как единственная причина, что глухих
детей в Чечне пытаются адаптировать к жизни, и
чтобы, взрослея, они, например, могли объясниться
на блокпостах, и чтобы их не расстреляли за
молчание — прикладное значение существования
такого учебного заведения резко возрастает в
условиях войны.
Двухэтажное здание, где
сейчас работает школа, нашла Светлана Васильевна
– это частный грозненский дом, который пощадили
бомбежки, а хозяин в нем не живет; и Светлана
Васильевна, живущая в этой части Грозного,
договорилась, что тут пока они будут учить детей
– в шести комнатах, в которых сидят семь классов.
Собственное же помещение Дома глухих на улице
Павла Мусорова, построенное в 1937 году специально
для обучения таких детей, во вторую войну
постигла участь большинства устоявших при
бомбежках зданий Грозного. Школу захватили
федеральные военнослужащие. В данном случае –
Октябрьский райотдел милиции. Поначалу учителя
еще ходили туда и спрашивали: «Когда же вы
выселитесь?» — и там отвечали: «Нужно
распоряжение министра Грызлова». И педагоги, эти
наивные люди, совершенно серьезно искали
знакомых в Москве, чтобы добиться распоряжения
Бориса Грызлова...
Но милиционеры, конечно,
просто насмехались, а когда учителя это поняли,
то и сами решили больше не бороться –
Октябрьский райотдел постепенно превратился в
одно из самых страшных мест в Грозном, где
жестоко пытали похищенных несчастных, а потом
кто-то взрывал чьи-то тела в непосредственной
близости от бывшего учебного корпуса... И вокруг
образовалась мертвая зона — даже те, кто жил
рядом, ушли — трудно завтракать на обочине
концлагеря. «С детьми туда идти нельзя», — решил
педсовет.
Сейчас республиканское
правительство ухватилось за проект, кажущийся
ему экономически целесообразным: никому ничего
отдельно не восстанавливать, а свезти всех
инвалидов в одно отремонтированное помещение,
взрослых и детей, — пусть живут и таким образом
сэкономить — и все это будет называться
Грозненским инвалидным домом. То есть воплотить
идею, от которой отказались во всем мире, где
стремятся максимально адаптировать людей с
проблемами рождения и развития, ввести их в жизнь
остальных, а не отгородить высоким забором и
заставить существовать за ним.
В сентябре грозненской
школе для глухих исполняется 75 лет — в будущем же
сентябре хозяин дома попросил школу съехать, его
право... Но куда? Сейчас, в конце июня, этого не
знает никто: удастся ли начать новый учебный год?
Чиновники пока отмахиваются, а подвижники
носятся в поисках очередного временного
пристанища...
...Манаш Адизовна
заканчивает чертить плакат по итогам
успеваемости своих любимых учеников. Плакат
называется «КАК МЫ ГОВОРИМ» — это и есть итоги.
Научился произносить «а» — получи красный
треугольничек, символ успеха. И так – «о», «у» и
остальные гласные. Если Манаш Адизовна оставляет
на плакате треугольничек хилым и незакрашенным
— значит, над этими буквами ученику еще надо
потрудиться...
— Вы поймите – мы с голыми
руками, у нас же нет ничего того, что имеют
аналогичные учебные заведения и без чего просто
не учат теперь глухих, – объясняет Светлана
Васильевна. – Никакой аудиоаппаратуры,
наушников, звукоусиливающих приборов,
специальных учебников. А есть только мы сами и
наши знания.
Можно умиляться и
восхищаться этой их жизнью вопреки, мужеству и
стойкости... Но доколе мы намерены жить, лишь
эксплуатируя лучшие качества лучших людей?
Успокоившись, что раз у нас рождаются идеалисты,
больше ничего и не требуется...
— Из шестилеток –
подготовительный класс – семь аттестованных, –
продолжает Манаш Адизовна, ее голос спокоен и
светел. — Аттестованы Артур, Займан, Иман,
Магомед, Расул, Тамила и Лиза...
Это детки, которые в конце
учебного года сумели впервые произнести «мама»...
Много это или мало? Чтобы поддержать
школу-интернат? И кто такой «сильнейший», который
только и должен «выжить», если довериться нашим
властям?..
Помните слова слепой
Луизы о «бесполезных людях»? О том, что никакой
пользы от инвалидов обществу нет. Я же понимаю
это по-другому – все в мире совершенно
оправданно, и инвалиды в нем – самые полезные
люди. Они – наш тест на то, чтобы называться
приличными людьми. Пока в Грозном с этим
проблема. Слепых потихоньку обворовывают, глухих
обманывают... И надеются сохранить себя. Наивные.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой газеты», Грозный, Чечня
26.06.2003
|
|
|