 |
 |
 |
 |
 |
 |
АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
«НОРД-ОСТ». ПЕСНИ И ПЛЯСКИ ЗАКАНЧИВАЮТСЯ?
Большая
часть труппы мюзикла «Норд-Ост», в октябре 2002
года коллективно побывавшего в заложниках
вместе с сотнями своих зрителей, собралась
переходить в новое музыкальное шоу «Двенадцать
стульев», куда в данный момент проводит отборы
Александр Цекало — бывший «норд-остовский»
продюсер. Это значит, что «Норд-Ост» в своем
нынешнем виде может прекратить существование
уже в мае, невзирая на беспрецедентную помпу,
сопровождавшую его реанимацию, и миллионы,
потраченные на реставрацию.
Можно ли было этого
ожидать? Наметившийся развал – случайность или
закономерность? Восстановление «Норд-Оста» – в
принципе ошибка? Или просто восстановление
произошло с ошибками? Безупречно ли была
организована жизнь «Норд-Оста» после теракта?
Все ли решали деньги?
…Минувшая
пятница. 4 апреля — еще нет и двух месяцев после 8
февраля, когда был дан первый спектакль после
реанимации. Билетов в кассе предостаточно — и
дорогие, и дешевые. Автобусы с подмосковными
номерами у входа — это когда оптом
распространяют билеты на предприятиях для
коллективных культпоходов. За кулисами — тоже
все вроде бы так, как полагается. Легкая суета, но
без приподнятости, один артист уже в гриме,
другой еще нет, кто-то в сторонке разогревает
голос, с ним соперничает одинокий вскрик
невидимой трубы на верхних нотах — музыканты
разыгрываются.
Все — так... Да вот не
совсем. Чего-то не хватает... И я никак не пойму,
чего же...
Алексей Иващенко, один из
создателей спектакля, рассказывает, что у
«Норд-Оста» впереди: 10 мая действительно
последний спектакль на Дубровке, далее
запланированы гастроли по городам и весям — не в
передвижной версии, ее так и нет, а в концертном,
без декораций, исполнении. Это 15 из 40 музыкальных
картин. Их покажут в Израиле, Риге, Таллине,
Минске, Киеве, Харькове, Запорожье, Вильнюсе...
Болгария отказалась, Бродвей не сложился. Но это
не страшно, потому что спрос и без Бродвея
огромный, уверяет Алексей. После гастролей у
труппы должен быть отпуск, но с середины июля —
«мы снова будем давать представления в Москве»...
— А если люди уйдут к
Цекало? Кто будет играть?
Иващенко не верит в такой
исход. Но если это случится, то будут работать
другие.
— Готовите замену?
Нет, оказывается, не
готовят — незачем. Потому что и без того есть
очередь из артистов, желающих попасть в
спектакль. Ничего страшного, даже если кто-то
уйдет. И много раз повторяет: «Понимаете, это вся
моя жизнь. Мое детище. Поймите же...»
Понимаю, но напоминаю:
кому-то получилась «вся жизнь», а кому-то —
смерть. Так уж вышло... И никуда от этого не уйти.
— Вы согласны?
Алексей согласен
частично:
— Но вы тоже согласитесь
— нельзя жить прошлым. Надо двигаться вперед.
— В смысле «Полный
вперед!»?
Рекламой «Норд-Оста»
именно такого содержания увешана Москва.
— Неужели лучше было бы
написать: «Вечная память»? — Алексею не нравится
такой подход. — На фоне счастливых лиц главных
героев?
Не знаю. И протягиваю ему
письмо, пришедшее в нашу редакцию. Это открытое
обращение к «Норд-Осту» от бывшей
зрительницы-заложницы Ирины Фадеевой. Сама она
выжила, а вот единственный ее сын-подросток погиб
«при освобождении».
«...Попробую объяснить,
что творится в душе. И почему я, далекий от
политики и от публичности человек, взялась за это
письмо... Моего сына убили на вашем спектакле. И
называть себя живым человеком теперь смешно.
Жить после гибели ребенка невозможно... Если ты не
можешь спасти его при жизни, не можешь защитить
после смерти, а просто наблюдаешь, как трагедию
страны называют «история любви». Со всех
рекламных плакатов на меня смотрят счастливые
глаза «героев» и крупная надпись «Полный
вперед!». И это по дороге на кладбище... Это —
история страны?.. Во что превращается с вашей
коммерцией и моей беспомощностью эта страна, где
позволено танцевать на братской могиле!.. Какое
поколение можно воспитать, где вместо памяти и
скорби призыв продолжать «шоу» и не обращать
внимания на слезы матерей?!»
— Мы сотни таких
получаем... — произносит Алексей. — Ну и что?
Значит, закрыть спектакль? Вы этого требуете?
— Мне кажется, ваша бывшая
зрительница — совсем не о том, чтобы закрыть. Вы
просто недочитали...
«...Обвинять кого-то в
гибели сына поздно. Будут другие зрители, другие
актеры, музыканты. Будут интересные гастроли.
Какая перспектива открылась... Только у нас
ничего не будет! Мы вам подыграли, а теперь мы по
разные стороны жизни. Наши погибшие дети — это
только наше горе! Для погибших у вас нет места
даже для фотографий на стене «Наши главные
герои». Чего вы боитесь? Что поименный список с
фотографиями сыграет скорбную ноту в счастливом
сюжете? А это рейтинг! И вдруг он упадет?.. И люди
поймут, что это за коммерция такая, когда не
пришло в голову затратиться на охрану? При
минимальных затратах — максимальная прибыль! А
вдруг люди зададут этот простой вопрос? Кто это
все так грамотно рассчитал? Но не взял в расчет
погибших? А посему — скорее о них забыть и не
вспоминать! Громче петь! Веселее плясать! И чтобы
ничего не напоминало!..
Ну вот, я и добралась до
смысла своего обращения. Уверена, ни в одной
цивилизованной стране ни один нормальный
человек не смог бы смеяться там, где столько
людей погибли, где был их последний стон и
последний вздох... Мое глубокое убеждение, что
«Норд-Ост» имеет право на существование только в
том случае, если его целью будет память погибшим.
Мюзикл может послужить тем средством,
единственным, чтобы все узнали погибших не общим
списком, а поименно. В ваших силах сделать их
бессмертными героями. Спектакль идет каждый
день. Каждый раз перед началом скажите слово за
кадром, когда люди уже в зале. «Сегодня мы
посвящаем это представление погибшему...
Ярославу Фадееву. Ему было 15 лет. Он играл на
фортепиано, увлекался большим теннисом, любил
дождь и был отличным парнем. Он сидел на 29-м месте
в 11-м ряду. Давайте его никогда не забудем». На
следующий день посвятить спектакль Саше Летяго.
«Ей было 13 лет, она любила белые розы... Давайте ее
никогда не забудем...» И так — о каждом. А в фойе —
не музей, но хоть уголок «История страны в лицах»,
пусть там будут фотографии погибших. Не бойтесь
заглянуть им в глаза... Вот тогда я поверю, что
спектакль должен жить, что это поможет выжить,
что это история любви...»
— Скажите, это
намеренно сделано — чтобы новому зрителю,
приходящему на спектакль, ничто не напоминало о
теракте? Ведь, действительно (я посмотрела в
фойе), ни фотографий, ни даже очень простого
мемориального стенда в память о погибших
зрителях... Или, быть может, такое выхолащивание —
просто досадная случайность?
Алексей закончил читать,
но молчит. Слышит вопрос, но снова молчит...
Наверное, очень тяжело рассказывать о
пережитом...
Как бы там ни было, правило
жизни для всех одно: когда не объясняешь ты — это
делают другие. Я вспоминаю то, что говорили
артисты о своем решении пробоваться в
«Двенадцати стульях». Да, конечно, важны деньги —
Цекало предлагает больше... Все так... Но главное в
другом. То, что многим казалось естественным
сразу после 8 февраля, премьеры реанимированного
«Норд-Оста», когда все вокруг твердили: возродим
назло врагам, дело принципа, будет у нас праздник
вопреки, — именно это теперь стало очень давить.
И просто хочется освободиться, и больше ничего...
«Работать веселье» там, где умирали, причем когда
требуется делать вид, что тут и не умирали вовсе...
В общем, такое не каждому по плечу. Да и ради чего?
…Иващенко предлагает
пройти в зимний сад. Так называется место, куда
никого из зрителей не пускают; дверь заперта на
ключ, и стекло изнутри завешено темной материей.
В зимнем саду хранится коллекция проектов
памятника-мемориала трагедии «Норд-Оста». Набор
птиц-фениксов, просто птиц, подбитых птиц,
скорбящих матерей, стел, монументов...
Алексей объясняет, что
мемориал обязательно будет. Но не теперь, не
сразу, требуется большое количество бумаг,
согласований, отвод земли.
— Но в письме Ирины речь
не о грандиозном мемориале. А о скромной памяти о
погибших зрителях, выраженной в словах,
фотографиях...
— Так что, все-таки
закрыть? Это мое детище... Нас и так подкосили...
— Но разве жизни вашего
детища помешает память о других детях?
— Третий звонок... —
напоминает Алексей. — Встретимся в антракте. Вам
обязательно понравится.
...В бельэтаже медленно
гаснет свет. «Это все еще газом пахнет? Как ты
думаешь?» — переговаривается семья впереди.
«Нет, это — от новой мебели». Подростки,
привезенные автобусами из Подмосковья, вскоре
начинают ерзать: «А на каком месте вышли
чеченцы?».
И я наконец понимаю, что
так задевает. Может, и помимо воли создателей
мюзикла, но ставка оказалась сделанной только на
антитеррористический пиар. А значит, на
высокопоставленного столичного зрителя, от
которого главные деньги и которому важно угодить
в его стремлении любой ценой «не склонить голову
перед террористами», и этот высокопоставленный
тогда вывезет, подопрет...
Вот и все кино. И в этом
контексте некоторое время действительно можно
было форсировать праздник всем смертям назло. Но
финал был неизбежен, запрограммирован, потому
что в этой ситуации выхолащивание неминуемо —
людям свойственно себя уважать, а принимавшие
решение повели себя так, что почвы для этого
оказалось недостаточно.
— Я же говорю, будет
мемориал... Будет... — твердит в антракте Иващенко.
— Созданы фонды, они помогают семьям погибших...
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
07.04.2003
|
|
|
