В ТРЕХ ИСКАХ ОТКАЗАНО. 58 ЖЕРТВ — В ОЧЕРЕДИ ЗА УНИЖЕНИЕМ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

В ТРЕХ ИСКАХ ОТКАЗАНО. 58 ЖЕРТВ — В ОЧЕРЕДИ ЗА УНИЖЕНИЕМ
Почему судьи, которых мы содержим на свои налоги, нам же и хамят?

Фото Елены Белоусовой

       Судебный протокол – вещь строгая и с претензией на объективность. Вроде бы. Однако, когда в протокол попадают лишь избранные места судебного заседания — под диктовку судьи: «Это пиши, а это не пиши», как и происходило дело на последней порции «норд-остовых судов», — то тогда и приходится делать непротокольные заметки. С целью восстановить картину нашей жизни.
       — Карпов, сядьте! Я сказала!
       — Я тоже хочу высту...
       — Сядьте! Вы прогуляли стадию исследования документов...
       — Но мне не прислали повестку!
       — Вы прогуляли! Сядьте! Или я вас удалю!
       — Я хочу подать...
       — Ничего я у вас не приму!

       Приличные мужчины, как известно, не сводят счеты с женщинами. И поэтому Он смиряется.
       Но Она не унимается:
       — Карпов, больше не тяните руку!
       — Я прошу наконец разъяснить мне мои права!
       — Никто вам ничего разъяснять не будет!

       Действующие лица мизансцены:
       Он — Сергей Карпов, отец погибшего при уничтожении террористов в здании на Дубровке Александра Карпова и теперь истец, один из обратившегося (их — 61 человек) в Тверской межмуниципальный суд столицы с просьбой о взыскании с московского правительства компенсации морального вреда в связи с обстоятельствами постигшего их горя. Сергей — немолодой уже человек, а отчитывают его, как пятиклашку.
       Она — дама в мантии.

       Давно неметеный зал полон народу. Журналисты, которым запрещено пользоваться диктофонами (почему, собственно? Какие госсекреты тут?). Жертвы с растерзанными душами — с ними и заговорить-то страшно, потому что почти сразу плачут. Их родные и друзья, пришедшие поддержать, если вдруг начнутся обмороки и сердечные приступы. Дама в мантии взвинчивает атмосферу до сотого градуса хамства.
       — Храмцова Вэ И, Храмцова И Эф, Храмцов! Есть реплики? Нет? — Она так и зовет всех истцов, без затей: «Вэ И», «И Эф», «Тэ И»... Может, полуграмотная — по плечу только большие буквы в чтении?
       — Есть реплики, — отзывается высокий и худой молодой мужчина.
       — Храмцов! Говорите! — Тоном «вот вам рубль милостыни, и заткнитесь».
       Александр Храмцов, похоронивший отца, трубача из норд-остового оркестра, начинает, и почти сразу в его голосе слезы:
       — Мой папа объездил с оркестрами и выступлениями весь мир. Представлял всюду нашу страну и город. Потеря невосполнимая. Неужели вы этого не чувствуете? Это же вы проворонили террористов! Они спокойно тут разгуливали. Да, за штурм вы не отвечали. Но почему в 13-ю больницу привезли 400 человек, а там персонала — всего 50, и они не могли успеть подойти ко всем? Они умирали, не дождавшись помощи...

       Дама в мантии лениво перекладывает бумажки с места на место, чтобы хоть чем-то убить время, ей скучно и грустно, изредка смотрит в окно.
       А Александр продолжает. Естественно, обернувшись к трем ответчикам за боковым столом, — это представители «города», юристы правительства и финансового департамента. А куда еще ему смотреть? Не на судью же, которая отводит взгляд.

       – Почему не допустили хотя бы студентов-медиков? Хотя бы в автобусы? Они бы присматривали за «нашими», пока везли их по больницам...
       — Храмцов! — прерывает Дама нервно, перехватив взгляд истца. — Вы куда смотрите? На меня надо смотреть!
       — Хорошо... — Александр поворачивает голову обратно в направлении судейского кресла. — А они ехали и задыхались... Ехали и задыхались...
       Саша плачет.
       …Собственно, а кто такая судья Горбачева, практикующая в Тверском межмуниципальном суде Москвы?
       Вроде бы ответ прост: она — представитель одной из ветвей нашей власти, которую мы содержим на те налоги, которые платим в казну. То есть живет судья исключительно на наши деньги. Это мы оплачиваем ее профессиональные услуги, а не она — наши. Так почему же никакого уважения к плательщику? И не для того же, в самом деле, мы содержим судью Горбачеву, чтобы вместо благодарности и уважения к нам она нас же и оскорбляла... Как ей вздумается. И когда ей вздумается. Исключительно в зависимости от настроения.
       Судебная культура в стране отсутствует, как платье у голого короля. Вкупе с истинной судебной властью. Ни у кого тут иллюзий нет, не маленькие: хорошо, тебя ангажировали те, кто считает, что это они тебя содержат, а вовсе не мы, граждане, и ты под страхом лишения привилегий и сословных льгот ничего не можешь сделать для несчастных пострадавших, как только отказать им во всех без исключения их требованиях... Хорошо, пусть так... Допустим...
       Но зачем же хамить? Измываться? Оскорблять? Добивать почти добитых?

       …Когда решение об отклонении исков, скороговоркой прочитанное госпожой Горбачевой, было позади и все покинули зал, в нем остались только ответчики: Юрий Викторович Булгаков, начальник юротдела департамента финансов города Москвы, Андрей Евгеньевич Расторгуев и Марат Шарипович Гафуров — советники правового управления столичного правительства.

       – Что, празднуете? — сорвалось с языка.
       — Нет, — вдруг грустно заговорили все трое сразу. — Мы же люди. Мы все понимаем... Это позор, что наше государство так себя ведет по отношению к ним.
       — Так почему же?.. Вы?..
       Промолчали. Московский вечер принял нас в свои темные руки. Одних проводив в теплые дома, наполненные смехом родных и любовью близких. Других — в гулкие квартиры, навсегда опустевшие 23 октября.

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой газеты»
       27.01.2003