|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
ПРОЛЕТАЯ НАД «ГНЕЗДОМ»
Сравнительный анализ
волн русской политической эмиграции
После
жестких московских будней упорядоченная
лондонская жизнь быстро превращает тебя в
нормального человека с привычками свободного
гражданина. Похожие чувства, сдается, испытывают
многие наши соотечественники, временно и
вынужденно оказавшиеся в Великобритании. Они
наконец обретают тут обычный быт, утраченный на
родине, перестают шарахаться от любого звука,
смахивающего на выстрел, и даже пользуются метро,
забыв о телохранителях.
Животворящ лондонский
воздух. Доказательства чего не заставили себя
ждать: пошла в театр – просто так, не светски, на
местный мюзикл, не сходящий со сцены уже
много-много лет, а значит, это место, куда нога ни
одного уважающего себя нового русского и не
ступит... на родине. Однако в Лондоне все
по-другому: как опустилась в кресло рядом с
Ахмедом Закаевым, спецпредставителем президента
Чечни Аслана Масхадова, ожидающим решения
местного суда по сугубо политическому
требованию РФ об экстрадиции, так тут же кто-то
поворотился с переднего ряда, бросив запросто:
«Привет, ребята», — и оказался Юлием Дубовым,
автором нашумевшего «Олигарха» и, собственно,
тоже олигархом и также разыскиваемым
отечественной Генпрокуратурой за мошенничество
с «Жигулями», но главным образом за дружбу еще с
одним олигархом-невозвращенцем Березовским
Борисом Абрамовичем, проживающим ныне тут же. И
таким милым в лондонском театре предстал этот
Юлий Дубов, к которому в Москве-то и на кривой
козе было не подъехать в силу его олигархической
недоступности, и жена у него такая чудная
оказалась, и сам-то он, не чинясь, в антракте
сбегал то ли за пивом, то ли вином в буфет да еще и
рассказал, сколько ему остановок тут до дома на
метро, что...
На сердце потеплело. До
какой же степени лондонская простота поправляет
людей душевно. Но дальше — еще большее открытие.
Сам Борис Абрамыч, выяснилось, тут нравственно
выздоравливает: ходит как миленький на
родительские собрания в школу. Согласитесь, это
— картина. Как в пользу британского климата,
способствующего нормализации отечественного
гражданина, так и о том, что нет сегодня в Европе
страны, более располагающей к вынужденной
эмиграции из России, чем Англия. Помимо Абрамыча,
Дубова, Закаева тут еще и Александр Литвиненко,
отставной офицер ФСБ, вошедший в смертельный
конфликт со своим ведомством за то, что без
письменного на то приказа начальства не
согласился убить Березовского, а потом бежавший
в Британию через Украину с фальшивым паспортом...
Все они, конечно, персоны и
гранды в своих кругах. Даром что разыскиваемы
Генпрокуратурой как уголовные преступники. Все
они, конечно, разные. Но кое-что их объединяет. Все
они, оказалось, дружат тут не только между собой,
но и с Владимиром Буковским, ныне живущим
патриархом отечественного диссидентства и
политической эмиграции в Великобритании,
почитая его признанным лидером своего стихийно
сложившегося гнезда новых вынужденных
политпереселенцев
ПАТРИАРХ
Когда
человек начинает говорить не коротко — Блэр (об
английском премьере), а Блэе-э-е — с растяжечкой,
по-британски, на последнем гласном звуке, то он
уже сильно не наш. И Борис Абрамыч, и Закаев, и
Литвиненко пока чеканят «Блэр», а вот Буковский
— он уже «Блэе-э-е». Что, впрочем, ничего не меняет
по сути — произношение не преуменьшает
гигантское обаяние внутренней свободы этой
уникальной личности, к которой тянутся все нити
современной политэмиграции.
Дом Буковского —
промозглое и по-английски крохотное его жилище в
Кембридже, университетском городке. За плечами
хозяина столько, сколько нам и не снилось, —
десять лет лагерей и спецпсихушек на
исторической родине плюс десятилетия
эмигрантства. Живет он тут куда как скромно. Зато
очень точно. Как и подобает диссиденту: без
видимых излишеств, у единственного согревающего
комнату камина, который для жара подтапливается
горой винных пробок, лежащих слева от него и
демонстрирующих, что аскетизм хозяина часто
имеет некоторые понятные допуски.
Толя, восьмилетний сын
Александра Литвиненко, уже мешающий русские
слова с английскими и также по-английски
сочиняющий стихи, на сей раз сильно соскучившись
от взрослых разговоров, тем и занимается — палит
пробки. Буковский уже немолод, говорит «наше» — и
это значит «британское». Однако встречает гостей
по старой привычке — в традиционных синих
советских трико с вытянутыми коленками, и,
продолжая смешивать стили, предлагает выпить
«Курвуазье» 1942 года рождения, то есть его
собственного. Разогревшись «Курвуазье», говорим…
— Как вы думаете,
почему именно в Англии опять собираются люди, у
которых проблемы с нашей страной? Это случайно
или закономерно?
— Тут есть две
компоненты. Конечно, случайная прежде всего.
Ахмед застрял тут по той простой причине, что его
пригласила Ванесса (Редгрейв. — А.П.), а по нашим
европейским законам человек возвращается в ту
страну, откуда он приехал. (Имеется в виду то, что
Закаев поехал в октябре из Англии в Данию на
Всемирный чеченский конгресс, где и был
арестован по требованию России об экстрадиции,
прошел суд, освобожден 5 декабря, после чего уехал
опять же в Англию. — А.П.)
С Борисом это менее
случайно. Он — финансист, а наиболее свободная в
отношении финансовых операций страна — мы, это
признает весь мир. Я сказал Борису также: «Ты
просишь политического убежища, а в Англии уже
получил его Саша Литвиненко. Твое дело с ним
связано напрямую. По нашему прецедентному праву
дело Литвиненко должны приобщить к твоему, а ему
уже дали убежище. Значит, другого решения по тебе
быть не может: если ему дали убежище за то, что он
отказался убивать тебя, значит, тебе его точно
дадут, потому что тебя власть хотела убить, это же
уже факт...»
То есть и случайно, и
неслучайно. Сегодня в Европе из членов
Европейского союза (я это подчеркиваю, поскольку
есть еще Норвегия и Швейцария — не члены ЕС, и они
еще более свободны) Англия — наиболее удобная в
операционном смысле страна, она дистанцируется
от ЕС, а стало быть, степени свободы здесь
остаются большими.
— Как вы думаете,
оттого, что здесь сейчас концентрируются
невозвращенцы и политбеженцы, могут ли серьезно
испортиться отношения Англии и России, Европы и
России?
— Что касается
Англии, то нет, конечно. Блэе-э-е будет продолжать
любить Путина, невзирая на Закаева, а только в
зависимости от политической конъюнктуры. В
зависимости от того, сколько у нее скопилось
невозвращенцев, Англия ни с кем не меняет
отношений: такова традиция. У нас это не
политический вопрос, а юридическое решение
вопреки мнению советского — простите,
российского — МИДа и кремлевской компашки.
Вопросами политического убежища тут ведает не
правительство, а суды. Правительство может
принять лишь первоначальное решение. Но у
всякого человека остается право на обжалование,
и вот оно происходит в суде. И правительство
всегда имеет в виду, что его решение будет
пересмотрено в суде, а стало быть, подстраивается
под то, как суд это дело может решить. В чем и
состоит у нас судебная гарантия.
Меня умилил протест
министра иностранных дел РФ господина Иванова по
поводу того, что английский полицейский в
пятницу ночью отпустил Закаева из аэропорта
Хитроу. (Имеются в виду обстоятельства прибытия
Ахмеда Закаева в Лондон. — А.П.). Это
демонстрирует, насколько они профессионально
непригодны. В МИДе не понимают, что и как тут
работает. Английский полицейский в пятницу ночью
не спрашивал премьер-министра, что делать с
Закаевым. Он просто подумал, что вреда будет
меньше, если он этого человека отпустит внутрь
Англии, поскольку из Англии он убежать не может
(он же забрал у него паспорт), но если вышестоящие
начальники захотят это изменить, то сделают это
завтра и без него. То есть он, ночной полицейский,
никакого вреда Англии не причиняет, а это
главное. Вот он и принял такое решение, и это было
его решение, а не английского правительства. Так
что министр Иванов зря стрелял из пушек по
английскому правительству, он этим только обидел
англичан и сделал еще менее вероятным
возвращение Закаева в Россию.
— Тем не менее
общеевропейский климат на глазах портится в
связи с «делом Закаева». Делегацию
Европарламента (ЕП) не пустили в Чечню, связав это
с Закаевым...
— Да, но на
английскую позицию это никак не повлияет. На
общеевропейскую — да. В том смысле, что это
просто начинает раздражать людей в Европе. И не
то раздражает, что в принципе есть нерешаемая
чеченская проблема, а поведение, которое
демонстрирует Россия в связи с этой проблемой.
Послушайте, ведь у нас ЕП — организация крайне
нейтральная, и если не оруэлловская, то уж точно
по Хаксли. И этот ЕП по собственной инициативе
принял специальную резолюцию, одобряющую
действия Дании в связи с освобождением Закаева,
которого они именуют в ней «выдающимся чеченским
политиком» и предоставляют ему так называемый
«паспорт свободы» в Европе... Это очень важно.
— Приняли — и
поплатились.
— У меня много друзей
в ЕП, да они просто смеются. Ездить в Россию для ЕП
не является жизненной необходимостью: это нужно
России, а не ЕП.
— Но эту комиссию
очень ждали в Чечне те люди, которым не на что там
надеяться. И можно, конечно, смеяться в Брюсселе,
но в Чечне не осталось теперь «ушей и глаз»
Европы...
— Это другой
разговор. Россия, отказав в присутствии в этом
регионе, никак не сделала больно ЕП. Для Чечни это
важно. И для России, но они этого там не понимают.
А для ЕП — нет.
— Вы известны как
хороший современный политический Нострадамус.
Как вам кажется, решится ли Кремль все-таки
уничтожить Масхадова?
— Конечно. Они сейчас
его ищут и хотят убить. Но Европа и на это сегодня
не отреагирует. Для развития же всего чеченского
кризиса уничтожение Масхадова сделает
практически невозможными любые соглашения о
прекращении огня, а все попытки чеченцев
сформировать свою государственность тоже
закончатся. Для России это будет означать вечно
гноящуюся рану на Юге, с которой никто ничего
сделать не может. Разумный человек таких
ситуаций не допускает. Он пытается найти степень
контроля, чтобы ввести конфликт хоть в какое-то
цивилизованное русло. Россия сегодня об этом не
думает и поступает совершенно абсурдно. Безумная
политика, которая рассчитана на сиюминутную
выгоду и совершенно не принимает во внимание
интересы огромного населения страны. И поэтому
это преступная политика. Нужно уметь
договариваться с людьми, способными
договариваться, пока они живы.
— Почему, на ваш
взгляд, Европа, которая живет не только
сиюминутными выгодами, сегодня совершенно не
озабочена, к примеру, тем, чтобы сохранить в живых
свидетелей военных преступлений в Чечне? И в
последующем иметь шанс на международный
трибунал, аналогичный тому, которому подвергнут
Милошевич?
— Милошевич в Гааге
незаконно. Он, может, и заслуживает виселицы, но
обвинения против него смехотворны. Все это была
операция новых левых в Европе, которые сами себя
утверждали в тот момент. Операция НАТО против
Сербии была преступлением и агрессией с точки
зрения дефиниций ООН. Никаких оснований под
собой она не имела, явившись омерзительным
политическим актом самоутверждения новой элиты
в Европе. И никто не боролся за то, чтобы
Милошевич был посажен, а военные преступления
раскрыты, — они просто придумывали преступления.
Они нам говорили, что как минимум 500 тысяч человек
погибнут в результате правления Милошевича, если
мы не вмешаемся... Но когда пыль осела и могилы
вскрыли, там было шесть тысяч человек, причем с
обеих сторон, включая жертвы бомбардировок НАТО.
Это была не более чем полицейская операция. А
ведь истерику подняли ровно потому, что сравнили
все с Холокостом. И это было преступное
злоупотребление историческим примером.
Манипуляция. Вот о чем мы сегодня говорим: что мир
сошел с ума, как молоток с рукоятки. Мы имеем
идиотов здесь. И идиотов там. Не думайте, что
сегодня черно-белая ситуация. Черно-белой она
была в моей молодости: коммунисты и демократы, и
понятно, кто миру враг.
— А сегодня какая
ситуация? Обще-серая?
— Вся — говенная.
Сегодня мы имеем дело с разными оттенками говна.
— Каким, на ваш
взгляд, будет завершение второй чеченской войны?
— Если вообще будет
такое завершение. Один из наиболее вероятных
сценариев состоит в том, что никакого завершения
не будет. Все станет тянуться десятилетиями.
Будут постоянно возникать новые группы
отчаявшейся молодежи, которые продолжат
бессмысленные теракты, жертвуя своей жизнью ради
неких принципов, но достигая нулевого эффекта.
Лучшим сценарием было бы сейчас прекратить
военные действия — просто прекратить, и неважно,
что сейчас не сможем решать политические
вопросы. Остановить — и искать хоть какие-то
местные решения самых маленьких локальных
социальных проблем.
— Так отчего же
Европа так неактивна даже в этом социальном
аспекте Чечни? Количество гуманитарных
организаций, работающих в этой зоне, не сравнимо
с тем, что было, например, на Балканах?
— Мировой контекст
таков: мусульмане у нас — террористы, есть
нации-друзья и нации-враги. Осталась только
«глобальная война с терроризмом» — идиотическая
концепция. Но в этом контексте любой
практический политик сегодня ничего сделать не
может: только зажать уши и ждать.
— Странно слушать.
Ведь именно вы — тот человек, который и в прошлые,
куда более тяжкие времена не занимался тем, что
зажимал уши, сидел в углу и чего-то ждал...
— Я не о себе, а о
мире.
Я-то не зажимаю уши. В
Европе я сейчас в конфликте с истеблишментом. Я —
один из тех, кто выступает против Евросоюза и
пытаюсь организовать большую коалицию, чтобы его
прекратить. С моей точки зрения, ЕС мало чем
отличается от Советского Союза. У них пока нет
ГУЛАГа, но наметки этого тоже есть, появились
первые арестованные за политические шутки.
Например, в Англии. Пошутил один известный
телеведущий, будучи на сельской ярмарке, в том
духе, что хотел бы иметь такие же гражданские
права, которые предоставляют беременной
одноногой негритянке с наркотическими
проблемами. У нас господствует такая
политкорректность, что она дошла до абсурда, — и
шутника арестовали. И хотя парламент отказался
принять закон о «хейт-спич» (спич ненависти — 70-я
статья, если по-советски сказать) — отказался
потому, что наши комики восстали, сказав, что,
если нельзя шутить, они останутся без работы... Но
по графику ЕС такой закон должен быть принят по
всей Европе! Мы входим в тоталитарный период ее
истории. Многие мои старые друзья сейчас смеются:
ну да, ты застоялся, захотел повоевать. Но,
поверьте, мне этого совсем не хочется, я старый
человек, я бы доживал со своим котом и садом, я в
своей жизни сделал все что хотел... Но нельзя так
жить, как мы живем сегодня.
— А как, на ваш взгляд,
жить приличному человеку в нынешней России?
— В России
приличному человеку жить невозможно. Все
приличные рвутся оттуда уехать и, как только
могут, уезжают. Все те, кто остается, остаются в
силу того, что не могут уехать. Я говорю об общей
массовой ситуации, и ответ мой не может быть
другим. Хотя остаются отдельные личности,
способные на протест. Сидит в тюрьме Андрей
Деревянкин, о котором все забыли, но этот человек
пришел в своем родном городе Энгельсе
Саратовской области к военной базе и поднял
плакат: «Хватит войны в Чечне!». За это получил
несколько лет тюрьмы. И это позиция, которая мне
понятна. Я тоже знал, когда жил в России, при
бесчестной ситуации, что мое место — в тюрьме, и,
когда меня арестовали, я был счастлив.
АБРАМЫЧ
Березовский
— вторая после Буковского персона-полюс новой
российской политэмиграции в Британии. Тут он
запросто, со всеми на дружеской ноге. За спиной,
на родине, осталась слава демона, но гения. Не то
теперь: если и похож на кого-то Абрамыч
(лондонское имя за глаза), так это на
жизнерадостного воробья в светлом (кремовый
пиджак) оперении.
Впрочем, обидеть олигарха
в изгнании может каждый, а понять — не всякий.
Ведь что у него в прошлом? Вертел Борис
Николаичем. Чечней крутил. «Нефтянкой» опять же.
«Жигулями». «Аэрофлотом». Костей Эрнстом (ОРТ),
хотя последнее — самое простое из
вышеперечисленного. И вот дошел до Владимира
Владимировича Путина. Он — главный проект Бориса
Абрамыча. Это на него (Борис Абрамыч на Владимира
Владимировича) поставил он как на будущее — и
проиграл пока вчистую. Что, конечно, убавляет
красок образу демона, но гения. И добавляет
жалости: проект его «Второй президент России»
сидит себе в Кремле, а Абрамыч — в «Лэнсборо».
Конечно, это отель-де-люкс, да и в городе-де-люкс, и
Гайд-парк под окнами, и нет одиночества — тут же,
в «Лэнсборо», обычно останавливаются все наши
самые-самые, и их можно встретить на пороге и без
охраны — и Дерипаску в джинсиках на босу ногу по
утрам, и Потанина, и Абрамовича, и жен их, и
младенцев... Да и бар «Лайбрэри» в этом «Лэнсборо»
— лучшее место для истеблишмента всех времен и
народов на планете. И кресла в «Лайбрэри» такие
же, как в Эрмитаже за веревочкой, но только сидеть
на них можно, хоть даже с ногами... Такие же, да не
Кремль.
— Почему для своего
изгнания вы выбрали именно Англию?
— Случайность.
Просто именно здесь я находился в октябре 2002
года, когда узнал о том, что Генпрокуратура
решила меня арестовать по делу «Аэрофлота». Тут и
решил остаться. Но причина эта была не
единственной. Я прожил год на юге Франции, и,
несмотря на роскошный климат, мне там работать
сложно — обстановка расслабляет. В Англии —
напротив. К тому же я и тут обнаружил
феноменальный климат, он мне очень подходит.
Единственное, чего мне здесь не хватало, это
снега. Но на прошлой неделе и снег выпал —
впервые за пятнадцать месяцев. И мне стало
значительно спокойнее. Я жил во Франции,
Германии, Америке и, без всяких сомнений, скажу,
что если бы стоял выбор: где, если не в России, то
именно здесь наиболее комфортно. Есть еще одно —
это, собственно, Лондон. Город —
суперинтернациональный. Настолько здесь не
лезут тебе в душу, одновременно не позволяя и
тебе ни в чью лезть, что, несмотря на всю
сложность моего положения, ведь я заноза у
российской власти, не было ни одного случая,
когда мне тут хотя бы намекнули, что меня не
хотят. Хотя я нахожусь в Англии и в некоторой
неопределенности: до сих пор не дали резиденции,
жду решения британского МВД уже год с лишним, и
это некоторый дискомфорт... Но я представляю
ровно обратную ситуацию: я — английский
гражданин и яростный оппонент Блэра (а я ведь тут
веду кампанию против российской власти, и не
скрываю этого), приехал в Россию, а Путин в
хороших отношениях с Блэром, и Блэр говорит:
«Володя, там у тебя сидит один, который для меня
такая головная боль, пришли-ка его сюда»... Уверен,
на следующий же день, в клетке и наручниках,
пожелание было бы исполнено. Потому что в России
нет никакого правосудия и никакой защиты прав. И
не только иностранных граждан, но, что самое
главное, и своих собственных. Англия же страна,
где в наибольшей степени закон есть закон. Другая
сторона состоит в том, что все, кто сейчас здесь —
Закаев, Литвиненко, — это люди, которые приехали
сюда не по своей воле. И они те, кто хочет
вернуться в Россию, — это важно. Америка — десять
часов лета, очень далеко, и связь трудна, а здесь
— жизнь в информационном пространстве России. В
Америку уезжают те, кто не хочет возвращаться.
Учтите также, что и в прошлом веке отдыхать
ездили в Париж, а в эмиграцию — в Лондон.
— Как вы оцениваете
нынешнюю позицию Европы по чеченскому кризису —
уже после того, как возникло «дело Закаева», и,
значит, та линия мирного процесса, которая
развивалась в Европе через него, остановлена?
Хочет Европа остановить эту войну?
— Давайте прежде
всего о том, какую роль события в Чечне играют в
политическом и общественном мнении на Западе.
Скажем прямо, не очень значительную. Есть масса
своих проблем. Номер один — Ирак: будет там война
или не будет? Но, отвечая в общем, скажу, что
отношение все равно сильно изменилось в худшую
для России сторону. Тут сыграли свою роль и такие
серьезные вещи, как арест Закаева, и такие
мимолетные, как высказывания Путина в Брюсселе
на пресс-конференции об обрезании. И, как ни
странно об этом говорить, но судьба живого
человека, Закаева, и брошенная глупая фраза
необразованного человека на весах общественного
мнения тут весят примерно одинаково.
Брюссельское заявление было просто варварством,
а на варварство тут сильно реагируют — на Западе
долго задавали вопросы: «Кто вы, мистер Путин?», а
теперь, после Брюсселя, эта тема исчерпана. И это
совпало: «дело Закаева», собственно, и вывело
Путина из себя, аргументы закончились, решение
Дании возмутило его и т. д. Так вот, в ведущих
западных газетах стали появляться заголовки,
ставящие Путина на одну доску с Милошевичем.
«Какое право мы имеем принимать Путина? И
расстилать перед ним ковровую дорожку? В то время
как он является государственным преступником?»
До «дела Закаева» такого тона в Европе не было. И
хотя европейские власти все время пытаются
сохранить отношения с Россией, что понятно с
прагматичной точки зрения, нужна поддержка
России в назревающей иракской войне, но вдруг
образовался разрыв между рациональным
поведением верхнего эшелона европейских властей
и политиками оппозиционного толка, о Путине и
России стали говорить резко. И уж тем более
появился заметный водораздел между верхним
эшелоном и общественным мнением, которое
выражает, как правило, журналистское сообщество.
Результат — изменение отношения к чеченской
войне после ареста Закаева. Для ее окончания это
имеет не решающее, но большое значение. Поскольку
решение все равно будет за федеральной
российской властью. И я тут хочу лишь
процитировать Закаева. Он однажды сказал:
«России принадлежит право начинать войну с
Чечней. И ей принадлежит право ее заканчивать».
— Что значит «не
решающее, но большое»?
— Что новая позиция
Европы будет серьезно раздражать российскую
власть. И подталкивать ее к решению, постоянно
напоминая об этой занозе. Путин ведь очень
болезнен до личных выпадов, и поэтому
терминология, которую сейчас стал использовать
Запад о Путине, разрушает его изнутри. Не понимая
претензий по существу, он принимает их на личный
счет. Ведь реакция Запада на него лично и
общественное мнение о нем лично сегодня для
Путина — одна из весомых точек опоры. А после
Брюсселя и Закаева его больше никогда не будут
причислять к своим на Западе — в том смысле, что
он не разделяет базисные идеи западного
общества, не верит в них. На Западе теперь
считают, что он лицемер. Ведь случай с Закаевым —
совершенно очевидный. Закаев — один из самых
светлых образов в Чечне. Я все-таки посмею так
сказать — я это знаю не понаслышке. Я вел в Чечне
тяжелейшие переговоры, и у меня никогда не было
сомнений, что Закаев хочет мира и был
конструктивен в этом. И на Западе роль Закаева
очевидна — нет ни одного факта,
свидетельствующего о его стремлении продолжать
войну, зато есть масса фактов, свидетельствующих
в пользу того, что он последовательно отстаивал
идею мирного исхода этой бойни.
Я подводил для себя итоги
ушедшего года и считаю, что 2002-й стал самым
разрушительным для России после 91-го, когда
развалился Советский Союз. Перечислять наши
поражения не хватит пальцев одной руки. Главное
событие — качественно изменилась ситуация в
Чечне. Если до 2002 года я был уверен, что мы можем
найти решение внутри страны — договориться о
мире между воюющими сторонами, то теперь это
невозможно. 2002 год явился переломным: уровень
ненависти с обеих сторон достиг таких значений,
что без международных посредников, в том числе
внешних и силовых, нам этот конфликт уже не
разрешить. Мне кажется, это самая большая потеря
России — страна потеряла свою государственность
в том смысле, что без внешней силы свой
внутренний конфликт уладить неспособна. Можно
сказать, что Россия сегодня потерпела
сокрушительное поражение во второй чеченской
войне, значительно более серьезное, чем в первой,
и это поражение заключается именно в том, что мы
потеряли свою государственность.
Второе политическое
поражение России — Калининград. Не надо было так
глупо и долго выяснять все по поводу пролетов,
проездов, скоростных линий — надо было
заниматься тем, что идти путем интеграции в
Европу. Мы должны были сказать: да, принимаем
вариант с визами, но только для того, чтобы иметь
гарантии вхождения всей России в Шенгенскую зону
через определенное количество лет. Этого
разговора не произошло по одной простой причине
— многовековой глубочайшей неуверенности
российской политической элиты в своих силах.
Россия не может поверить, что в состоянии
поставить на то, что будет через пять и десять
лет. Россия не верит в свои силы. Мы хотим быть в
Европе — и боимся этого.
На постсоветском
пространстве — тоже полный крах. СНГ как единой
политической и экономической общности уже не
существует — это факт свершившийся.
Американские войска — в Средней Азии и Грузии.
Балтия — в НАТО. С Белоруссией отношения только
ухудшились. Что касается более дальних рубежей,
самый яркий пример — Ирак. Мы теряем его, мы
сделали серьезный шаг в сторону от Ирака с
потерей и политического, и экономического
влияния в регионе. Вспоминаю игры 2002 года. Все
это: 40-миллиардный контракт туда, сюда...
Наперсточная игра! В Кремле сидят наперсточники!
Которые думают, что вот разорвем 40-миллиардный
контракт, и американцы не пойдут в Ирак или
заплатят нам потом...
Россия, кроме того,
понесла огромный моральный урон. Большинство на
Западе все более склоняется к тому, что она не
является демократической страной. Идет не по
либеральному пути, а ровно по противоположному,
разрушая базисные механизмы демократической
государственности.
Послесловие
Вот и все.
На этой «оптимистичной»
ноте пленка взяла да и закончилась. Пора было в
Москву. Бывает, даже гении (демоны) ошибаются, а
если уж единожды просчитались, то где гарантия,
что это не произойдет еще раз?.. Впрочем, как бы
там ни вышло на самом деле, а в Лондоне чертовски
свободно думается. Это вам не Кремль.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
наш спец. корр., Лондон — Кембридж
20.01.2003
|
|
|