 |
 |
 |
 |
 |
 |
АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
«НОРД-ОСТ». 11-й РЯД
Официальная версия
трагедии — четверо погибших заложников с
огнестрельными ранами застрелены террористами
— не сходится с реальной действи-тельностью
18 ноября
Ярославу Фадееву исполнилось бы шестнадцать.
Ожидался большой семейный праздник и подарки –
как у всех. Однако, стоя над гробом теперь уже
навсегда пятнадцатилетнего Ярослава и прощаясь,
его дедушка, врач, сказал: «Ну что, так и не
побрились мы с тобой ни разу?..» Это наступило 23
октября, и в счастливую и очень частную жизнь
большой и дружной московской семьи вторглась
война – наша общая трагедия. Война, на которой мы
все находимся, несмотря на то, где живем и
работаем... Они пошли на «Норд-Ост» вчетвером: две
родные сестры, Ирина и Виктория, со своими детьми,
Ярославом и Анастасией. Ира, Вика и 19-летняя Настя
выжили, а Ярослав Олегович Фадеев, 1986 г.р.,
единственный Ирин сын, единственный Викин
племянник и единственный Настин двоюродный брат,
погиб. При юридически так и невыясненных
обстоятельствах.
 Морг
После штурма Ира,
Вика и Настя попали в больницу, а Ярослав
потерялся. Какая-либо точная официальная
информация полностью отсутствовала, «горячая
линия» была непробиваема, и друзья этой семьи
сами прочесывали город, разбив его морги и
больницы на сектора... Наконец в «холодильнике» в
Хользуновом переулке они нашли труп № 5714, внешне
похожий на мальчика, но с паспортом на имя
Фадеевой Ирины Владимировны, где на страничке
«дети» значилось: «Муж. Фадеев Ярослав Олегович,
18.11.1988»... То есть год рождения не совпадал, а
паспорт был почему-то Ирин?..
– Когда мы находились ТАМ,
– объяснит позже Ира, – на всякий случай я
действительно положила ему свой паспорт в карман
брюк – у него с собой не было никаких документов.
Я думала так: «Ростом он очень высокий, выглядит
лет на восемнадцать. Я боялась, что если бы стали
выпускать детей и подростков, то он бы не попал в
их число. И тогда прямо в зале, тихонечко, я сама
вписала в свой паспорт Ярослава, изменив год его
рождения так, будто он подросток...»
Когда № 5714 был найден, Ира
сбежала из 13-й больницы через забор – просто так
уйти было нельзя, прокуратура запретила. В морге
ей показали фотографию на компьютере – это был
Ярослав. Ира попросила привезти его тело,
тщательно ощупала сына – и она хорошо знала,
зачем это делает, – и нашла два пулевых
отверстия. Входное и выходное – заделанные
воском, но какая мать, даже на ощупь, не отличит
воск от тела своего сына. При этом Ира выглядела
совершенно спокойной, чем удивляла – рассуждала
здраво и без эмоций.
– Я была очень рада, что
наконец нашла его. Попросила всех выйти, чтобы
побыть с ним наедине. Но это я придумала
специально, заранее. Когда мы ТАМ сидели, он мне
сказал в конце: «Мам, я, наверное, не выдержу, уже
сил нет... Мам, если что случится, как все будет?». А
я ему отвечала: «Не бойся. Мы и здесь вместе, и
там...». А он мне: «Мам, а как я тебя там узнаю?». И я
ему: «Так я же тебя за руку держу, вот и попадем
туда вместе...». Но что же получилось? Что я его
обманула? А ведь никогда такого не было, и мы
никогда в жизни не разлучались. Всегда и везде
вместе... Поэтому-то я и была так спокойна. И когда
в морге осталась с ним одна, я ему сказала: «Ну
вот, не волнуйся, я тебя нашла, и я к тебе сейчас
успею». Я вышла через другую дверь и попросилась,
чтобы меня выпустили через черный ход. Поехала и
прыгнула с моста. Но... Даже не утонула. Там были
льдины, а я попала мимо льдин. Плавать не умею – а
вода держит. Понимаю, что не тону, и думаю: «Ну
хоть бы ногу свело судорогой» – но не свело. И
люди подоспели и вытащили... Спросили: «Откуда ты?
Что ты плаваешь?». А я им говорю: «Я из морга. Но не
сдавайте меня никуда». Дала телефон, по которому
позвонить, и за мной приехали... Я держусь изо всех
сил, но пока я мертвая. Я не знаю, как он там без
меня...
Там
Когда Иру привезли из
«Норд-Оста» в 13-ю больницу, вся ее одежда была в
крови – так проговорились родным. Значит, кто-то
залил ее кровью?..
Очнувшись, Ира поняла, что
абсолютно голая. Все остальные – в своей одежде,
а она – нет, только иконка зажата в руке. Но
почему?.. И чья кровь? И значит, кто-то был
расстрелян так, что кровь не могла не хлынуть на
нее...
– Я отключилась, сжимая в
объятиях Ярослава, – вспоминает Ира. – Когда
начался штурм, увидев, как террористы забегали по
сцене, я сказала сестре: «Прикрой Настю курткой»,
а сама крепко обняла Ярослава. Он был выше меня, и
поэтому получилось, что это он меня накрыл...
Потом, в морге, я увидела: входное отверстие –
именно с внешней от меня стороны. Выходит, я им
как бы закрылась, пуля прошла через него, значит,
он меня спас. Хотя это я хотела его спасти.
Но чья была пуля?..
Террористов? Или «своя»?..
Никому, включая родных,
так и неизвестно, проводилась ли баллистическая
экспертиза? И каковы ее результаты? Все материалы
по делу совершенно засекречены. В морге, в книге
учета, хоть и было вписано, что причина смерти –
«огнестрельное ранение», но это было сделано
карандашом. В свидетельстве же о смерти Ярослава
– пустота. Там, где должна быть «причина смерти».
И Ярослав даже не признан потерпевшим по делу №
229133. Будто он и не был заложником «Норд-Оста»...
Все-таки чья она – пуля?..
– Я думала на одну
чеченку. Пока мы ТАМ сидели, – рассказывает Ира,
– она была все время рядом. И видела, что я, чуть
опасность, хватаю сына, – я сама виновата, что
привлекла ее внимание, и она зацепила нас
взглядом. Как-то встала рядом и сказала мне: «А
вот мой остался там». После этого ничего не
произошло, но мне все время казалось, что
отовсюду она следит за нами. Так что, может, она и
выстрелила. Я и сейчас спать не могу: вижу ее
глаза перед собой – узкую полоску лица.
Позже друзья объяснят Ире:
входное отверстие, если судить по его размеру, –
не от пистолета.
– Конечно, у нас были
очень неудобные места... С точки зрения положения
заложников – прямо у дверей. Кто входил – сразу
же тут наш 11-й ряд. Когда террористы вошли, они
сразу увидели нас. Так что когда появились
спецназовцы, мы опять – первые на их дороге...
Каким он был
Ира считает: самое
главное теперь, чтобы Ярослав услышал их и понял,
как они его ценят, и хотя жизнь у него не
получилась и такая страшная смерть его настигла,
но пусть он знает, что вел он себя очень взросло и
мужественно. Вот за этим Ира и пришла в редакцию
– чтобы он узнал это... Ведь мальчик слыл
скромным, домашним, семейным, закончил
музыкальную школу, пока другие ходили с пивом по
улицам и тренировались в мате... И страдал от
этого, хотел быть «крутым», в понимании
подростка, конечно, – решительным, смелым,
стойким...
У него была одна важная
тетрадка – из тех, что есть в его возрасте почти у
всех из нас, и там он отвечал на некоторые главные
для себя вопросы. Например: какие черты характера
в себе тебе нравятся, а какие – нет? Ярослав
написал прямо: «Ненавижу, что я такой трус,
стеснительный и нерешительный». Так вот, перед
смертью все изменилось.
– Меня, например, считают
сильным человеком, – рассказывает Вика, тетя
Ярослава. – Но ТАМ я очень растерялась. Мы, три
женщины, оказались рядом с ним, самым младшим из
нас, но именно он нас поддерживал, как совершенно
взрослый мужчина, а не мы его, ребенка. У дочки
моей нервы сдали, она была сломлена и кричала:
«Мама, я жить хочу, мама, я не хочу умирать...». А он
был спокоен и мужествен... Чеченка видит, что мы
детей между собой посадили: думали, если штурм
начнется, их собой накроем, – и встала между нами,
свою руку с гранатой расположив прямо у Насти на
бедре. Я говорю: «Может, вы отойдете», а она на
Настю смотрит и произносит: «Не бойся, раз я рядом
стою, вам небольно будет, вы сразу умрете, а вот
кто дальше сидит, тому будет больно...». Потом
чеченка ушла, а Настя: «Мам, пусть она встанет с
нами, она же сказала, что нам будет небольно». Вот
так было. Ярослав же сохранял спокойствие и
разум. Еще был случай: нас пугали, что если никто
не придет на переговоры, то начнут расстреливать,
и в первую очередь работников милиции и
военнослужащих. Естественно, многие
повыбрасывали военные билеты, но террористы их
находили и со сцены объявляли фамилии. И вот со
сцены звучит: «Виктория Владимировна, 60-го года
рождения...». Это я. У меня только фамилия другая –
они выкликали не мою. Ситуация была очень плохая,
никто не отозвался, террористы стали искать по
рядам, нашли меня. Ира говорит: «Мы пойдем
вместе», я отвечаю, что кто-то должен выжить, ведь
родители останутся одни, вся семья тут... Потом
они нашли девушку, которую искали, но пока было
все неясно, Ярослав пересел ко мне, взял за руку и
говорит: «Теть Вик, вы не бойтесь, если что, я с
вами пойду, и простите меня за все, простите...». А
я ему: «Да ты что... Все будет хорошо». Он закрыл
меня и продолжает: «Теть Вик, и не думайте, я до
конца останусь с вами». Вел себя, как взрослый
мужчина. Даже не знаю, откуда в нем такой дух
взялся. Мы его маленьким считали...
Как жить?
Сейчас жизнь у Иры
совсем изменилась. Она уволилась – не может быть
на той работе, где была раньше. Именно потому, что
там очень хороший коллектив и они вместе
справляли каждый сданный Ярославом экзамен и
полученную «пятерку»... Там все – Ярослав.
– Моя жизнь была
настолько им заполнена, что меня если и
воспринимали, то только через него, – плачет. –
Да и сама я себя так воспринимала. Только через
него.
Поэтому она не может
ходить теперь и по Москве – все улочки тут
исхожены вместе с сыном, и куда ни повернешь,
везде воспоминания о нем. Едет по Арбату, и тоже
лучше провалиться...
Ей все пытаются помочь,
поддержать, но это очень тяжко. И даже священник,
к которому она пошла облегчить душу, услышав все,
не выдержал – отказался продолжать разговор:
«Простите, но слишком тяжело».
– Ведь это я Ярослава
вытащила на «Норд-Ост» – моя инициатива, он не
очень хотел. И потом не закрыла собой... – говорит
Ира. – Я ведь в школу ходила, защищала его друзей
от хулиганов – а его самого в последний миг не
спасла. Страшно, когда для своего сына не можешь
сделать главного. ТАМ я понимала, что, даже если
встану и скажу: «Убейте меня вместо него», и меня
даже убьют, это бы не означало, что его оставят в
живых. Знаете, какой это ужас? Последнее, что он
мне сказал: «Мам, я так хочу тебя запомнить, если
что-то случится...». Посмотрел на меня внимательно
и попрощался.
– Вы ТАМ постоянно такие
разговоры вели?
– Нет. Но почему-то это и
был наш последний разговор. Знаете, пока у меня
был он, я вставала по утрам самой счастливой
женщиной на свете и ложилась с таким же чувством.
Мне казалось, все вокруг завидуют, что у меня
такой замечательный сын. У всех людей много
проблем в жизни, и у меня тоже. Но он закрывал все
мои проблемы. Я думала: «Как повезло! Он родился, и
я получилась целая». И вот он погиб – и я одна:
либо надо было двоих, либо никого. И я без него еще
не умею... Я такую счастливую жизнь рядом с ним
прожила и такой тяжкий конец ему устроила. И к
шестнадцатилетию подарила ему могильную
оградку.
– Но это же не вы
подарили...
– Война это... – все
повторяет и повторяет Вика.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой газеты»
P.S.
Бывшим заложникам очень трудно сейчас. Они хотят
общаться между собой – и в то же время очень
боятся этого. Если кто-то из тех, кто прошел
«Норд-Ост», имеет силы пообщаться как с семьей
Ярослава Фадеева, так и с другими, обратитесь к
нам, используя пейджер 232 0000 (для аб. 49883), — мы вас
свяжем.
Также сообщаем: семья
погибшего при штурме Григория Бурбана открыла
сайт для всех тех, кто был в заложниках, и
желающих им помочь. Вот он: nordostjustice.org
25.11.2002
|
|
|
