 |
 |
 |
 |
 |
 |
АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
СЪЕЗДИВШИЕ В ЛЮДИ
Беженские дети,
приглашенные пожить в российских семьях, далеко
не всегда вспоминают об этом с удовольствием
Девочки
прыгают, как козлята на лужайке в каком-нибудь
вечножизнеутверждающем диснеевском
мультфильме. 12-летняя Седа хохочет и трещит без
умолку, Зезак («цветок» по-чеченски) — чуть
посерьезнее, хоть и помладше, ей 11. Кажется, Зезак
побаивается предстоящего разговора — жалобы из
нее приходится вытягивать щипцами.
Собственно, это и не
жалобы, а так, отдельные слова.
— Ну да, — тянет Зезак, —
за ребенком там смотрела.
— Целый день?
— Целый день...
— А в школу ходила?
— Сначала нет. Потом я
стала проситься, и тетя Наташа повела меня в
школу. Там меня брать отказались — тетя Наташа не
настаивала, а я очень просила. Потом учительница
сказала: «Ты должна отсюда уехать». Но я опять
стала просить, и мне разрешили просто так сидеть
на уроках, а спрашивать не будут... И отметок
ставить не станут.
— И не ставили?
— Нет.
— А тетя Наташа что на это
сказала?
— Ничего. Я ей
жаловалась... Но она больше в школу не ходила.
Говорила, ей некогда.
— И ты теперь не
аттестована за этот учебный год?
— Да, шестой класс я не
закончила.
Зимой этого
года по линии общественной организации «Фонд
репрессированных народов» (руководитель —
Алихан Ахильгов) группу чеченских детей из
беженских лагерей Ингушетии повезли в Москву по
семьям, которые, как уверил родителей Алихан,
«специально для того подобраны»... Седа и Зезак
Хусиевы, сестры-погодки, тоже попали в
счастливчики. Так думали в их лагере «Алина»,
провожая девочек в Москву.
— Когда Зезак вышла из
автобуса, — это женщины вокруг наконец берут
инициативу в свои руки, — мы просто онемели. Она
была вся зеленая, с синими кругами под глазами,
вшивая... И девочки Давлетукаевы такие же были...
— Я выбирала гнид целую
неделю... — рассказывает мама Тумиша Хусиева и
плачет. — Мы живем в палатках, но у нас у детей нет
педикулеза. Мы за этим очень следим.
Зезак попала в
Подмосковье, в село Пестриково Коломенского
района, в многодетную семью Тихомировых. Вместе с
еще двумя девочками — сестрами Давлетукаевыми,
Ларисой и Луизой, из лагеря под Карабулаком. Так у
Тихомировых оказалось 8 своих детей, трое
чеченских и «папа с мамой». Всего — 13. Конечно,
многолюдно — кто спорит. Тесно даже.
— Мне разрешили
искупаться четыре раза за полгода, — говорит
Зезак.
— А почему так редко? Ты
просила еще?
— Да. Мне и разрешили,
когда просила. Мы жили вшестером в одной комнате.
Три девочки Тихомировы: 12-летняя Вика,
удочеренная из детдома, 9-летняя Даша и 4-летняя
Юлька. И мы — три девочки из лагерей: я и Лариска с
Луизкой. Вика нас все время била и обзывала.
Наверное, потому, что детдомовская. Когда мы
зачесались недели через две, я сказала об этом
Наталье Львовне. Но она ответила, что это мы
привезли из палаток...
— И все?
— И все.
— Специальным шампунем не
помыли головы?
— У нас денег не было...
— А Наталью Львовну
просили купить?
— Просили... Но это
неправда, мы не привозили. У нас тут этого нет, а
ее девочки как раз и были вшивые.
Женщины молча качают
головами, подбоченившись и приговаривая: «Ну как
так можно к детям относиться: чеченским, не
чеченским?..» Зезак — худышка, тонкая кожа, не
успевающая за ростом, да прозрачные косточки под
ней. Типичная девочка-подросток.
— Я все время есть хотела,
— продолжает Зезак. Естественно, хотела, странно
было бы, если бы наоборот... — Но тетя Наташа не
разрешала. Только три раза по часам. Нельзя было
открывать холодильник. А конфеты и печенье она
хранила под замком. Кухня запиралась. Туда можно
было попасть в часы еды.
— А что вы ели обычно?
— Пшенка, гречка,
вермишель. То же, что и здесь.
— А мясо часто было?
— Нет. Совсем. Я все время
ходила голодная, и тогда стала просить просто
кусочек хлеба. Тетя Наташа сказала: «Денег нет и
хлеба нет».
— Но, может, Тихомировы —
бедная семья? Отсюда и проблемы?
— Нет, они не бедные, —
отвечает Зезак.
— А как ты это поняла?
— Они себе котлеты жарили.
Себе и своим старшим детям. А нам — только
жареную картошку... И сахар у них был. Но когда мы
просили к чаю, Наталья Львовна отвечала: «Нет.
Мало сахара».
Как выяснилось позже,
деньги действительно как раз-то и были, причем в
достаточном хотя бы для хлеба количестве.
Сельская администрация, узнав, что многодетные
Тихомировы пригласили к себе еще и беженских
ребят, тут же помогла...
— Хорошо, раз ты редко
ходила в школу, то чем полгода занималась?
— За ребенком смотрела. За
их Никиткой. Он совсем маленький, два годика ему,
за ним надо было все время ходить. Меня били, если
он мочил штанишки.
Бесплатная
круглосуточная нянька? Только за кормежку?
— Еще надо было огород
полоть. И Юльку в садик по утрам отводить.
Мы, взрослые, тащим слова
из Зезак медленно, по одному... Она же беженка, не
из тех, кто привык пищать по всякому поводу.
— Ты одна водила Юльку в
садик? Не боялась?
— Нет. И туда, и обратно —
одна. Правда, это не каждый день. За Юлькой
смотрели девочки Давлетукаевы.
— А они тоже в школу не
ходили?
— Да.
— И вшивые были?
— Да.
— И кушать просили?
— Да.
Зезак плачет. Голову
повесила и тихо шмыгает носом.
...Седу, ее старшую сестру,
в Москве сразу отделили от Зезак, и только
поэтому Седе очень повезло. Она попала в семью
добрейших Хайруковых из Коломны. Бориса
Алексеевича и Аллы Михайловны.
— У них нет детей, —
говорит печально Седа. — Давно дочка погибла в
аварии... Было ей всего шесть лет.
Хайруковы создали Седе
все условия для полноценной детской жизни, какие
только возможно. Питание — блестящее, школа — по
полной программе, как все. Культурная программа
— по высшему классу.
— В Кремль, в кино. Всюду —
с классом, — рассказывает Седа. — Вот только в
цирк я отказалась ехать. Тогда я уже поняла, что
Зезак очень плохо, и мне ее было так жалко, что все
равно бы не смогла веселиться в цирке...
Сестры очень дружны... 12
июня Зезак и Седа встретились на вокзале, у
поезда Москва — Назрань. Алла Михайловна
плакала, провожая Седу, и просила приехать на
весь следующий учебный год. И так — вплоть до
Сединого 11-го класса.
— Поедешь? А, Седа?..
— Конечно. Я там так
здорово жила! Даже отказывалась от всего, —
говорит Седа. — И от рыбы, и от печенки... Я просто
уже не могла есть... Столько всего было... Так
здорово меня кормили... Алла Михайловна
специально для меня готовила. Например, манную
кашу по утрам.
Мама Тумиша даже
возмущается:
— Седа такая капризная
приехала. Видно, там все ее прихоти исполняли.
Теперь я ей иногда говорю: «Ты мне не капризничай
тут... Привыкла, смотрю...»
— Седа, а ты скучала по
дому?
— По палатке? Не-а...
И, вдруг спохватившись и
вспомнив, КАК надо ответить, чтобы и маму, и
Хайруковых не обидеть, дипломатично заключает:
— Ну немного... Скучала,
конечно... А вообще-то я часто о Зезак думала. Я
понимала, что ей плохо.
— А как ты это понимала?
Она тебе жаловалась?
— Нет. Просто это же моя
сестренка...
Особенных жалоб от Зезак
не слышала и мама за все полгода.
— Она мне только говорила:
«Я скучаю». А я думала: «Все дети скучают». И
спрашивала ее: «Тебе что, хуже, чем в палатке?».
Зезак молчала. И я утешала: «Потерпи. Хуже, чем в
палатке, не бывает».
— Зезак, так тебе у
Тихомировых было хуже, чем в палатке?
— Хуже, — с трудом
выталкивает из себя девочка и собирается
заплакать.
— А тебя пригласили еще,
Зезак?
— Нет. Но я никуда и не
хочу больше.
19 июня по «Чечне
свободной», радиостанция такая в Москве есть, —
спецвещание для «зоны антитеррористической
операции», вдруг был репортаж. О семье
Тихомировых, приютивших детей чеченских
беженцев. Какая замечательная, отзывчивая,
чудная, душевная эта семья... Наталья Львовна
говорила, как она любит чеченских детей...
Корреспондент почти пустил слезу от умиления за
добрый русский народ.
И — ни слова о других
семьях, принявших беженцев в России. Тех, которые
выложились полностью, чтобы дать чеченским
девочкам капельку своего воспитания и
образования, помочь им немного отдохнуть от
лагерной обстановки. Ни слова о Хайруковых. О
Веронике Львовне Егуяновой с Бутырской улицы в
Москве, у которой полгода в неге и заботе прожила
чудная серьезная девочка Тонзила Баснукаева,
теперь тоже собирающаяся в сентябре, на новый
учебный год, в Москву...
Так почему — репортаж?
Известная политэкономическая связка: деньги —
реклама — деньги... На чеченских девочках семья
Тихомировых действительно сделала свой
маленький бизнес: им беженки оказались выгодны
во всех отношениях. Администрация пообещала ей
платить пожизненную дотацию за то, что семья
будет принимать чеченских лагерных детей, —
деньги плюс продукты. Да еще и бесплатная
рабсила, точнее, платная, только наоборот: платят
тому, кто сам должен платить... Вот и вся
разгадка... И все сошло... Значит, можно еще... Так
родилось желание экспериментировать с
поставленной на поток «добротой» и дальше.
Отсюда — и репортаж по «Чечне свободной»: чтобы
заполучить еще более выгодный контракт, надо
действовать, укрепляя свои позиции на рынке, в
том числе и через СМИ...
О чем эта история? И зачем
вообще об этом писать? О сестричках, съездивших
«в люди»?.. О «Фонде репрессированных народов»,
который, беря на себя обязательства по
обустройству детей в чужих домах и семьях, давая
их родителям соответствующие обещания, не имеет
права верить на слово, потому что дети в самом
деле не мешок с картошкой, согласитесь?!
Конечно, об этом. Но и о
другом. О первопричине. История ведь получается
очень простая: чем дальше война и беженская
неустроенность, тем все больше та
инфраструктура, которая это обслуживает. А чем
шире, тем хуже качество. Тем больше желающих
поучаствовать, в том числе и далеко не
бескорыстно. Зло порождает хитрость, хитрость —
чью-то ответную жадность, ненаказанная жадность
— желание пройти тем же путем еще и еще... Человек
— слабое создание и не всегда думает, что ему
умирать. Так стоит ли его искушать дальше? Не пора
ли остановить то трехлетнее безобразие на
Северном Кавказе, которое называется
«антитеррористической операцией», вывести
войска, беженцы вернутся по домам — так число
желающих потаскать каштаны из того огня само
собой и сойдет на нет...
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой газеты»,
Ингушетия
25.07.2002
|
|
|
