|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
СКОЛЬКО СТОИТ
СКАЗАТЬ «НЕТ» В НЫНЕШНЕЙ ЧЕЧНЕ?
История Малики Умажевой —
женщины, останавливающей войска
ДОСЬЕ
Алхан-Кала (другое
название — Ермоловка) — селение в 16 километрах
от Грозного. Считается, что на его месте
находилась древняя столица чеченцев. Сейчас
здесь живут около 20 тысяч человек. В селе
отсутствуют: отделение милиции, водопровод (с 1999
г.), телефон, стабильное электроснабжение (с 1994 г.),
мост через реку Сунжа и даже бормашина. Арби
Бараев, один из самых жестоких полевых
командиров обеих чеченских войн, – выходец из
Алхан-Калы
Совсем
скоро вторая чеченская кампания перевалит в свой
четвертый военно-полевой сезон. Заговорили дети,
родившиеся на свет под первыми ее бомбежками. Что
это такое – жизнь одного, отдельно взятого
чеченского села сегодня? Стиснутого блокпостами
и «зачистками»? На перекрестке военных дорог –
из «леса» в Ханкалу? Что значит быть в этом селе
старостой?
Год назад, в июле 2001 года,
сход селения Алхан-Кала избрал главой
администрации Малику Умажеву — до того
председателя алхан-калинского женсовета,
единственную сегодня в Чечне женщину на подобном
посту. Дальше события развивались таким образом,
что Малика стала единственной сельской
старостой во всей Чечне, смеющей в одиночку
сражаться с набегами вооруженных отрядов всех
мастей
При чем тут королева
Дании?
В тот день в Алхан-Кале лил
беспробудный дождь. Малика сидела в своем так
называемом кабинете в здании администрации,
ставила печати на какие-то бумаги, вносимые и
выносимые алханкалинцами, и всех слегка
передергивало. То ли от сырости, то ли от знаний.
Именно тут, за столом, неизвестные расстреляли
предыдущих глав алхан-калинской администрации, и
Малике постоянно угрожают. Так что, говорили
люди, человек с автоматом может впрыгнуть в окно
в любой момент.
Однако Малика выглядела
спокойной: в Чечне люди привыкли к трагедиям и не
ищут места, свободного от недавних смертей,
потому что его трудно найти.
— Кого вы боитесь сегодня
больше? Федералов? Или бараевцев?
— Потом... Сами поймете, –
отмахивается Малика. – По утрам я принимаю по
строительству. Своих бездомных.
На колченогих стульях,
сбитых палками в единое целое, кое-как
примостились пришедшие на прием. Из всех углов
комнаты — неприкаянный неуют: не кабинет главы, а
временный штаб периода забуксовавшего
наступления.
— Бездомные — это люди,
жилища которых федералы взорвали в этом году, и
теперь надо что-то придумывать к зиме, – поясняет
Малика.
Перед ней – женщина с
серым лицом и скорбными складками вокруг неживых
губ. Бескровные веки и синие круги под
малоподвижными глазами, обращенными внутрь,
довершают картину, написанную войной на этом
красивом лице. Зовут женщину Кока Хадызова.
Как-то к ней пришли федералы и дали ее семье пять
минут на сборы.
— То, что успели, мы взяли.
Но что успеешь за пять минут? – говорит Кока. – Мы
и выскочили, потому что они уже стали обливать
дом соляркой. У нас на глазах все нажитое сгорело.
Нас — шесть человек, теперь едим и спим в ванной
комнате чужого дома. Это не называется: «мы
живем». Если к зиме хоть что-то не построим, уйдем
в Назрань, будем просить палатку.
— Вот такая, выходит,
«линия партии и правительства» по вопросу о так
называемом «возвращении беженцев», –
комментирует Малика. — Пока разгул военной
анархии продолжается, все попытки вернуть
беженцев обречены. Вернули – устроили погром –
они пошли обратно...
Семья Коки – как раз из
тех, кто сначала поверил и вернулся из Ингушетии
в Алхан-Калу, а сейчас собирается в обратный путь.
Потому как строить в Алхан-Кале не из чего и не на
что. Единственное, на что может рассчитывать
человек, чье жилище разгромлено «в ходе
антитеррористической операции», — это на
стройматериалы Датского королевского совета по
беженцам. При чем тут датская королева,
отдувающаяся перед алханкалинцами за российские
власти, никто понять не может, но шифер и доски,
купленные на датские деньги, в село изредка
привозили... Правда, лично Коке ни разу ничего не
досталось.
— От датчан уже несколько
месяцев тоже ничего нет, – поясняет Малика. – А
теперь представьте, в каком состоянии после
таких-то разговоров я еду в район, в Толстой-Юрт
(это селение – центр Грозненского сельского
района. – А.П.) и в каких выражениях спрашиваю там
с главы администрации: «Что вы думаете? Кто –
власть? Датчане? Или вы?». И он мне отвечает в
последнее время одно и то же: «Малика, лучше сама
уйди со своего поста, ты меня компрометируешь,
меня из-за тебя не повышают...». А я говорю ему: «Не
жди, дорогой. И не повысят. Потому что ты ничего не
делаешь для своего народа в тяжелый для него
момент». Хотя, быть может, именно поэтому и
повысят... – добавляет Малика.
— А в Грозном, в
правительстве, вы обо всем этом говорили? О
«ваших» беженцах? О стройматериалах?
— Я?! – по-детски
изумляется Малика, женщина очень взрослая,
крупная и решительная. – Да в наше правительство
ни на какой сельхозтехнике не проедешь. Только на
боевой.
Люди, ждущие приема,
поясняют, что уже несколько месяцев, как их
Малику велено не пускать в правительственный
комплекс в Грозном, где располагаются
Ахмад-Хаджи Кадыров, глава республики, и все
министры во главе с премьером Станиславом
Ильясовым. Правительство, третий год живущее в
окружении танков, действительно очень не любит
разговоров о тракторах. И о стройматериалах. И о
лекарствах. И об учебниках... Обо всем том, что
есть обычная жизнь людей. Поначалу, когда Малику
в правительство еще пускали и она имела
неосторожность брать тамошние кабинеты штурмом
и громко кричать все о том же — о
стройматериалах, учебниках, лекарствах и т.д.,
получалось слишком много шума, и весь этот шум
был по делу, что для чиновников — самая касторка.
Вот и распорядились...
— Фактически нам, селу с
20-тысячным населением, — говорит Малика, —
предложено выживать самостоятельно. Будто мы
отдельное государство.
И теперь Малика понимает
свою роль в истории как президент государства
«Алхан-Кала», хоть и не обозначенного ни на одной
политической карте мира. Ее, старосту, и избрали,
как президента, — всенародным голосованием
сельского схода. И с тех пор село живет по
принципам ожидания и отражения атак неприятеля,
где сельский верховный главнокомандующий —
Умажева. Когда даже совсем мелкое, районного
масштаба начальство предпочитает сюда никогда
не ездить ввиду урожденной бараевщины, не говоря
уж о грозненских деятелях...
Неподписанные
протоколы
Дальше – та главная
современная история про Малику, которая,
во-первых, продемонстрировала ее полную
суверенность, а во-вторых, после которой о ней
узнал весь мир.
Как известно, в Чечне
действует так называемый приказ № 80
командующего Объединенной группировкой войск и
сил генерала Молтенского, согласно которому
«зачистки» должны выглядеть вежливыми. Также в
ходу неписаные правила: чтобы командующему
хорошо спалось и он имел шанс отбрехаться от
Генпрокуратуры, командиры, возглавляющие
«спецмеро-приятия», обязаны в конце его получить
расписку сельского главы о том, что «претензий
нет», убийства, похищения, пытки и мародерство
прошли «с соблюдением закона».
Все старосты в Чечне
подчиняются этому правилу, как миленькие, –
объясняя, что жить хочется, ставят свои подписи,
предавая односельчан. Малика – единственный
сельский староста в Чечне, который категорически
отказался подтверждать эту наглую индульгенцию
федералам. В конце апреля нынешнего года после
очередной «зачистки», прямо смотря в глаза
генералу Игорю Броницкому (он руководит всеми
«зачистками» последних месяцев) Малика просто
сказала: «Нет».
За этой сценой наблюдал
прокурор Северо-Кавказской военной прокуратуры
Александр Ферлевский и поддержал генерала. И
значит, подтвердил: «нет нарушений прав
человека». ПОСЛЕ ТОГО как прошедших через
«фильтр» мужчин сначала отпустили, заставив
подписать, что «претензий нет», а потом объехали
всех на БТРе и расстреляли; ПОСЛЕ ТОГО как тела
расстрелянных на «фильтре» взорвали вместе с
отремонтированным цехом бывшего
деревообрабатывающего комбината...
Малика не только сказала
генералу: «Нет». Она крикнула прокурору
Ферлевскому: «Ты – негодяй, Ферлевский! Ты – гад,
Ферлевский!»
Бриллианты для
диктатуры
Вот тогда-то и случился
публичный скандал. Его открыл лично Анатолий
Квашнин, начальник Генерального штаба нашей
великой страны; он снизошел до Малики Умажевой,
бескомпромиссной женщины из Алхан-Калы. Стоя на
фоне Кремлевских стен, Квашнин выступил по
телевизору со спичем о горе бриллиантов и 600
тысячах долларов, обнаруженных у Малики дома. А в
Алхан-Кале тем временем «зачистку» в доме
Умажевой производили девять раз! Перерыли,
перекрушили все. Перекопали огород. И ничего не
нашли. И обозлились.
— Они убили моего брата
Ильяса, – рассказывает Малика. — Ему было только
33 года. Он был очень боговерующий. В совершенстве
знал Коран. Сначала с «фильтра» его принесли
всего опухшего – пытали током. Мы его положили в
котельную, потому что он никак не мог согреться. А
на следующий день приехали к нам домой на БТРах и
расстреляли Ильяса. Он был такой слабый после
пыток, что промокашку бы не смог поднять... А они
положили рядом с ним автомат и сфотографировали.
Но им все было мало. Несколько раз после
приезжали и требовали подписать протокол. Я
говорила: «Нет».
И тогда военные сказали:
«До следующего предложения подписать ты не
доживешь. Разве не знаешь, как убрали трех глав
администраций до тебя? И тебя пошлем туда же...» И
– пальцем в небо...
— Может, лучше было бы
подписать?
— Нет. Наступило время
ставить точки над «i». — Малика говорит это
спокойно, но и она — не машина по производству
героизма. Как и всем, ей не хочется умирать, но... –
Шулерская война! На ваших глазах вам подкидывают
патрон — и рядом стоит прокурор. Наши люди на
окраине нашли подорвавшегося на растяжке
человека. Опознали — это был эмир Ислам Чилаев.
Похоронили. Потом кто-то «стукнул», приехали
федералы, выкопали труп, забрали. Через день
сообщили: проведена успешная операция, в
результате которой уничтожен полевой командир
Чилаев — правая рука Бараева... Вы спрашивали,
кого я больше боюсь? Конечно, федералов. У них нет
ничего святого. Как и у наших. Но наши – бандиты. А
эти – от имени Конституции.
...Выпускной вечер в школе
№ 2. Мы приходим туда вместе с Маликой. Она
обещала сказать напутственную речь. 12
выпускников. 3 мальчика, остальные – девочки.
Недавно вместе с селом и Маликой они раскапывали
руины, где федералы взорвали тела их односельчан,
выбирали руки, ступни, кусочки одежды.
...Танцуют, едят торт,
надеются жить. Только что прогнали с вечера
молодых алхан-калинских ваххабитов, пытавшихся
сорвать праздник. Малика начинает: говорит
обычные в таких случаях слова, но в
алхан-калинских интерьерах они наполнены тем
смыслом, который утерян в невоенной жизни. О том,
как важно выбрать правильный путь. И о том,
насколько от этого выбора зависит сама жизнь, —
умрешь или выживешь. И что не осталось права на
ошибку и даже на компромисс...
Выносят гитару. Мальчик
поет песню времен нынешней войны, десятки
надрывных раз повторяя ее рефрен: «Свободен
будешь ты, Кавказ! Свободен будешь!..» Взрослые
дети замерли, полная тишина. Девочки и
учительницы плачут, и все знают, о чем. Мальчик
замолкает... Малика тихо говорит: «Что мне
сделать, чтобы спасти их?..»
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой газеты», Чечня
15.07.2002
|
|
|