ДВА БАНДИТА НА 36 УБИТЫХ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

ДВА БАНДИТА НА 36 УБИТЫХ

Останки взорванных мескерюртовцев с «поля смерти» на краю села

       «Зачистки» нельзя совершенствовать, их надо прекратить», — сказал президент. Эти слова Верховного главнокоман-дующего военные не услышали.
       Одни — из тех, кто поближе к новым чеченским властям, — утверждают: у нас сегодня — наводнение на фоне всеобщего строительства мирной жизни. Другие, кто подальше, толкуют иначе: тут – геноцид силами военнослужащих, по сравнению с которым нахрапистая селевая стихия – малозначительная деталь. Послушаем всех.

       Взорванная одежда
       Передо мной – куски опаленных курток, джинсов, носков, свитеров и рубашек. Я их собирала на поле под селением Мескер-Юрт на восточной его окраине. Люди, которые носили эти обрывки, были живы еще недавно, ели клубнику этого урожая, а их сестры стирали для них вот эти куртки, джинсы, носки, свитера и рубашки. Потом тут началась «зачистка».
       21 мая рано утром Мескер-Юрт окружили войска. Были блокированы все дороги, ведущие в село, и все улицы-переулки внутри. Военные загоняли людей в дома и дворы (их в селе 1967), не разрешая выходить за ворота и выгонять на выпас скотину. Штаб операции расположился на сельской окраине. Там был организован и «временный фильтропункт». Днем солдаты уводили на фильтропункт мужчин от 12 лет и старше. А ночью уезжали на БТРах в палаточный лагерь на окраине вокруг штаба. Таким образом, вечерами передвижение по селу было возможным. И поэтому уже 22 мая военные обнаружили сидячую забастовку: в 4 утра матери образовали плотное кольцо вокруг мечети, в которой укрыли своих сыновей, и потребовали пропустить всех их «через компьютер» (федеральные списки на членов бандформирований), то бишь прилюдно, публично проверить, какие за кем грехи, и если таковых нет, чтобы это было публично же подтверждено.
       Военные согласились. И каждый мужчина дважды прошел «через компьютер». И каждому в паспорте была сделана специальная отметка.
       Однако сидение у мечети продолжилось: матери никак не хотели поверить, что сыновей не заберут поодиночке, если все они разойдутся по домам. Тогда военные сообщили, что все должны пройти еще и через «живой компьютер». «Живой» — это агенты из числа мескерюртовцев. Их посадили за темные стекла машин, и тех, на кого они указывали, отправляли в фильтропункт. И оттуда никто не возвращался таким же, как уходил.
       25-летний Адам Темирсултанов, например, 4 июня был возвращен трупом с разрубленной на две части головой и тремя вырванными пальцами на руке. Адам тоже благополучно дважды прошел «через компьютер» – то есть «не был, не состоял, не участвовал», но «живой» его приговорил.
       С 45-летнего Шарпудди (вымышленное имя) федералы сначала взяли расписку, что «нет претензий», а потом повезли на пытки вместе с племянником. Шарпудди хотели распять, как до него еще одного, прибитого за ноги и за руки на сколоченный грубый крест, но потом заспешили и ограничились только руками, пробитыми гвоздями. Смотрю на эти дырки в ладонях в подсохших бурых корочках – и не могу посмотреть Шарпудди в глаза. Еще Шарпудди просил федералов, чтобы племянника не били, а всю порцию «выдали» ему. Военные ответили: «Хорошо, бить не будем». И швырнули племяннику в брюки взрывпакет, и парень в возрасте 19 лет, неженатый и бездетный, теперь в таком состоянии, что детей у него, видимо, и не будет. Как и жены.
       Многих (скольких, никто не знает и уже не узнает) задержанных и пытаемых федералы свозили на то самое «поле смерти» и взрывали – заметали следы. Несколько семей в итоге похоронили по ступне или только по кисти.
       А теперь – так, по мелочи. Истории из тех мескер-юртовских мест, где никого не убили.
       Во-первых, разгромили школу № 2. И дети так и не сдали положенные экзамены. Потому что первый погром приурочили к 1 июня — как известно, Дню всероссийского сочинения, и на полу в кабинете директора я подбирала раскромсанные и раскиданные военными экзаменационные билеты. «№ 21-01. 1. «Чувства добрые я лирой пробуждал...» (по лирике А.С. Пушкина)... 4. М. Горький «Старуха Изергиль». Мораль и поведение героев... 7. Перечитывая любимые страницы...» Темы куда как к месту. Потом, после «сочинения», федералы приходили в школу еще 14 раз за 21 день блокадного ада – и каждый раз что-нибудь курочили. То двери, то кабинет директора, то били окна... «Хотели пройти в школьную библиотеку, но я встал на дверях и сказал: «Сначала расстреляйте меня», — говорит учитель математики с 42-летним стажем Нажмуддин Мурадович Магамадов. И «наши» отступили. И библиотека сегодня спасена. И этот поступок — настоящий подвиг учителя.
       Вторая история. Растоптали весь лекарственный запас местной амбулатории. И вообще ничего там не оставили неизгаженным. Бланки «Медицинских свидетельств о рождении» расстреляли...
       В-третьих, уничтожили весь сельский архив: кто когда в Мескер-Юрте родился, умер, женился. И теперь никто никогда не сможет получить справку, что дед его когда-то тут появился на свет или сам он... Есть тут логика «борьбы с международным терроризмом»? Взломав сейфы, в которых ну никак не могут укрываться боевики, сожгли документы, которые — не боеприпасы, а худосочную сельскую кассу как трофей унесли с собой.
       В-четвертых, муж одной из мескер-юртовских беременных, поняв, что нет шансов вывезти жену в райцентровский роддом, соорудил дома кресло, чтобы та родила хоть с каким-то комфортом. Пришедшие «зачищать» военные очень тому веселились, завидев это самодельное гинекологическое ложе, а потом разгромили его... Вы знаете, зачем? И я не знаю.

       Говорящая голова
       12 июня эта бригада переместилась на окраину селения Чечен-Аул, взяв на сей раз в кольцо его и отстав от Мескер-Юрта. Там, в Чечен-Ауле, «наши» пребывают до сих пор. И заняты тем же.
       ...35-летний чеченаулец Мовсар Ихаев лежит теперь в реанимационном отделении Назрановской республиканской больницы, и у него действует лишь одна голова, все остальное парализовано. Он улыбается, когда в сознании, и на вопрос: «Как себя чувствуете?» отвечает со смехом: «Как после кораблекрушения». Дежурный доктор Мадина Булгучева тихо зачитывает: «Травматический полный вывих 7-го шейного позвонка. Верхний парез... Позвоночная спинальная травма с утратой функций спинного мозга... Беспредел, короче. Полный».
       У Мовсара – жена на восьмом месяце, и поэтому он, как только узнал о начале «зачистки», понесся в родной Чечен-Аул из Дагестана, куда поехал на хасавюртовский рынок. Был бы Мовсар боевиком – неужели бы вот так вернулся? Нет, конечно.
       13 июня Мовсара арестовали вместе с 70-летним отцом. Их, с мешками на головах, швырнули в БТР, куда-то привезли и там выкинули головой вниз. Отец приземлился удачно. Мовсар – нет. Сейчас на его теле – следы сигаретных прижогов. Это военные хотели, чтобы он встал с земли, и, видимо, таким способом удостоверившись, что это уже невозможно, ночью просто выкинули его тело на окраину села... За 10 тысяч рублей, всученных офицеру, близкие Мовсара «прорвали» блокаду Чечен-Аула и привезли его в Ингушетию, где есть нейрохирург. Тот прооперировал, но было уже слишком поздно – Мовсар долго лежал, потом его долго везли, и теперь он умирает в реанимации... Прося в бреду: «Развяжите меня... Развяжите веревки...» И меня тоже просил.

       Лошади важнее
       Возвращаюсь в Грозный. Тут резиденция Ахмад-Хаджи Кадырова, главы Чечни. В дни мескер-юртовских 36 похорон за выделенный военными на это один день Кадыров тоже успел многое. Он готовился к большим празднествам по случаю двухлетия собственного восшествия на чеченский престол. И потому прорваться к нему, чтобы задать лишь два вопроса: «Как он относится к происходящему в Мескер-Юрте?» и «Что лично сделал, чтобы предотвратить или остановить уничтожение людей?» — оказалось совершенно бессмысленным делом. Пресс-служба ответила за шефа исчерпывающе: «Нельзя, потому что у нас подготовка к празднику, а вы со своими «зачистками» настроение только ему испортите...» Ему – хоть и отставному, но все же священнослужителю, то бишь.
       Еще сутки спустя Кадыровым были устроены скачки имени себя. Именно в тот день и час, когда под стенами кадыровской администрации с раннего утра до позднего вечера в надежде хоть на какое-то понимание и поддержку стояли мескер-юртовские матери, сыновья которых пропали без вести в ходе «зачистки».

       Официальный правозащитник
       В конце концов, Кадыров – не один, есть и другие, способные прийти на помощь своему народу. Тем более что деньги за это получают.
       В Грозном есть особенное место, куда рано или поздно стекаются все, мыкающие в Чечне военное горе, – это «пятачок слез» перед контрольно-пропускным пунктом в так называемый правительственный комплекс, включающий и управление ФСБ по Чечне, и здание республиканской прокуратуры, и дорожку к апартаментам Кадырова и Ильясова, председателя правительства. Люди здесь заняты тем, что ждут, когда из комплекса выйдет кто-то из руководителей республики и появится шанс донести до них свою боль.
       На сей раз в толпе шепот: «Лема Хасуев вышел из правительства... За нас, наверное, просил...» Лема Хасуев взамен получившего высокую дипломатическую должность Владимира Каламанова теперь исполняет обязанности спецпредставителя президента РФ по защите прав и свобод граждан в Чеченской Республике. Лема, торопясь, проходит вперед, и только вперед, толпа – за ним. Когда правительственный комплекс оказывается позади, Лема соглашается выслушать страждущих, бегущих за ним. Но его терпения хватает ненадолго. Лишь одна из женщин в отчаянии кидает фразу: «А твоя-то семья – в Москве», как Лема садится в машину и – пока, несчастные! Погоня за точкой зрения официального правозащитника Хасуева, действующего (а может, бездействующего? это-то и предстоит выяснить) под президентской «крышей», заканчивается в его офисе на проспекте Революции.
       Но Лема и здесь орет с места в карьер. «На кого работаешь!» — это уже мне в ответ только лишь на просьбу объяснить, каким образом спецпредставительство влияет на процесс «зачисток», на то, чтобы предотвратить ничем не оправданные жертвы и пытки. «Идет борьба с международным терроризмом!» — вопит Лема, подчеркнуто-красный, как ворованный кирпич при конфискации.

       Прокурор
       Неподалеку от Лемы в Грозном можно найти и прокурора. Николай Костюченко – недавно назначенный прокурор Чеченской Республики, прибывший сюда в конце мая с должности заместителя прокурора Ростовской области, — признается, что узнал о «зачистке» в Мескер-Юрте только на десятый ее день.
       — Когда получил эту информацию, сразу отправил туда начальника отдела по надзору Александра Поненкова и двух своих следователей, – говорит Николай Петрович. – Позже съездил туда и сам, смотрел ситуацию на месте. И с командующим «зачисткой» генералом Броницким поговорил, и фильтропункт показали (само существование которого абсолютно незаконно. – А.П.), и с людьми встретился. Со мной вместе были депутат Госдумы Асламбек Аслаханов и заместитель военного прокурора Северо-Кавказского военного округа Сергей Коломиец. Мы сразу поняли (и Аслаханов подтвердил), что толпа, собравшаяся покричать на нас, — это те, кто не поддерживает наши усилия по наведению порядка...
       — Поймите, — продолжает Николай Петрович, — Мескер-Юрт занимает стратегическое положение. Разведка сообщает о девяти бандформированиях, тут располагающихся, о примерно 250 боевиках и 2500 сочувствующих им. Поэтому-то и было принято решение о «зачистке».
       — И каковы результаты? Сколько арестовано боевиков и скольким предъявлено обвинение за участие в незаконных вооруженных формированиях?
       — Изъяты десятки автоматов, 300—400 гранат, три снайперские винтовки, уничтожено много схронов, а также 150 нефтеперегонных мини-заводов, врезанных в трубу. Убиты восемь человек (в селе прошло 36 тезетов – похоронных мероприятий. – А.П.).
       — Кто эти восемь?
       — Сейчас мы разбираемся. Трое-четверо подорвались, показывая нам схроны. (?!– А.П.) По трупам возбуждено только два уголовных дела, на рассмотрении восемь заявлений о без вести пропавших, но пока ничего сказать не могу – может, они в лес ушли.
       — Cколько членов бандформирований задержано в Мескер-Юрте за три недели блокады?
       — Двое.
       …И получилось: два бандита на 36 убитых. Два бандита – и навсегда «поле смерти» на окраине... Два бандита – и погромы в школе, амбулатории, тотальное мародерство в домах. Два бандита из 250 «первичных» согласно оперативной информации... Хватит ли у Костюченко сил разгрести все это?

       Чего мы хотим?
       Зачем брать в заложники несколько тысяч жителей села, от младенцев обоего пола до старцев, пребывающих на смертном одре, и заставлять нести их коллективную ответственность за никем не доказанное «сочувствие» к никем не пойманным «участникам бандформирований»? Применяя к ним методы воздействия, не предусмотренные не только УК и УПК, но и нормальной человеческой психикой?
       Вы понимаете? А я — нет: так чего же мы хотим в Чечне? Вопрос, ни на минуту не покидающий каждого, наблюдающего нынешнюю жизнь в зоне «антитеррора». «Вот у нас Ислам, – показывает женщина на худенького мальчика. – Ему восемь лет. Он запрещает матери слушать по радио песни на русском языке».
       Первая реакция – отторжение. То есть что это значит – «запрещает»!.. Как смеет... Смотрю на мальчика через плечо: он стоит за спиной и не двигается, с ненавистью втыкая глаза в мою спину враждебной ему национальности. Конечно, демонстративно. Но презирает сильно. Когда началась вторая чеченская, Исламу было пять и он мало что понимал. И был еще шанс все ему объяснить по-людски. Теперь этот шанс упущен: поздно. НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ ОБЪЯСНИТЬ СЛОВАМИ ребенку, отца которого на его глазах военные забрали из дома, а вернули трупом с отрезанным носом... Раньше надо было думать. Сегодня десятки подросших молодых чеченцев, что называется тут, «уходят в лес». Из Мескер-Юрта, из Чечен-Аула... Федералы приняли эстафету от Бараева, Хаттаба и им подобных. Те – отрезали головы. Наши – разрубают их. Те – кастрировали. Эти – сжигают гениталии взрывпакетами. Мы перешли грань, за которой не бывает прощения. За которой – средневековье. И в ответ будет только средневековье.

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой газеты», Чечня
       01.07.2002