 |
 |
 |
 |
 |
 |
АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
СТАРЫЕ АТАГИ. ЗАЧИСТКА № 20
Новое явление: вместо
зинданов и фильтра-ционных пунктов появились
«птичники»
Что
происходит в блокированном чеченском селе, когда
военные объявляют там «спецмероприятие», или
попросту «зачистку», — эту основную, если судить
по официальным докладам военных, боевую операцию
нынешнего этапа второй чеченской войны? Как
живет такое село? Ходят ли дети в школу, а
взрослые на работу?Чем занята местная власть?
Одно из
самых больших сел Чечни — Старые Атаги
Грозненского сельского района. Здесь, в 20
километрах от Грозного в сторону гор и 10 от так
называемых «Волчьих ворот» (вход в Аргунское
ущелье на языке военных) живут около 15 тысяч
человек. Восьмисуточная «зачистка»,
прокатившаяся по Атагам с 28 января по 5 февраля 2002
года, стала для села 20-й подобной акцией с начала
второй чеченской войны. Старые Атаги — место
неспокойное, тут много ваххабитов и
сочувствующих им людей. Отсюда и «зачистки».
Гони монету, снимай
пиджак
Атаги окружили
вечером 28 января. Тяжелая боевая техника с ревом
выстраивалась — как для крупномасштабной осады.
Люди посматривали в окна и понимали, что
готовится большая охота. Но на что? Или на кого?
— Я находился дома, –
рассказывает 70-летний Имран Дагаев. — Я знал, что
калитка должна быть открытой, иначе они танком
или БТРом выбьют ворота. В половине седьмого утра
военные бегом ворвались в наш двор. На меня
направили автомат. Я сразу показал паспорт, но
они даже не обратили на него внимания. У
остальных членов семьи тоже не спросили
паспортов. Первое требование военного, по всей
вероятности, старшего, было таким: «Давай деньги
и золото!». Он же добавил: «Что есть ценного, давай
все». Я ответил: «Я получаю пенсию, и на эту пенсию
мы живем – нас 11 человек». Он сказал: «Меня это не
касается, как ты живешь». Они разошлись по
комнатам, стали все переворачивать. Двигаться
никому не разрешали. Шифоньер с одеждой бросили
на пол, и он раскололся. Стали шарить в посуде. В
одной из ваз нашли золотые кольца и цепочку моей
старшей снохи. Их взял один из военных. Другие
стали выбирать более красивую посуду. У них были
приготовлены полиэтиленовые пакеты, они туда
сложили сервиз. Один взял мои новые туфли и по
одному засунул их себе в куртку. Сервант с
оставшейся посудой швырнули на пол, и вся посуда
разбилась. Бегая по комнатам в поисках ценных
вещей, они злились, что нельзя взять выкуп за
молодого мужчину...
Дедушка Имран замолкает,
он кажется мертвым и поблекшим, как и его село
вокруг. Краски будто покинули Старые Атаги –
день за днем федералы прочесывали улицу за
улицей, выгребая все, что хотелось: и «1) медаль
«За трудовую доблесть», и 2) мягкие подушки и
мебель производства ГДР, и
3) трюмо производства ВНР,
и 4) мешок картошки...» Именно так позже в
заявлении на имя прокурора Грозненского
сельского района напишет Татьяна Мациева с улицы
Майской, 96. И добавит: «Прошу оградить мою семью
от нашествия узаконенных российских
бандформирований».
Первое февраля
Это был самый плохой
день из всех восьми блокадных. Измывательства
над староатагинцами приобрели абсолютно
иррациональную окраску.
На рассвете умер старик
Турлуев, и хоронить его военные запретили.
Сказали: инструкция о запрете на передвижение —
похоронной процессии в том числе. Зато на
кладбище федералы наведались сами, понимая,
естественно, что нет места для чеченцев
ответственнее, чем это. Среди могил был только
молитвенный домик, где совершается последняя
перед погребением молитва. Так военные унесли
специальную ванну для омывания покойников,
сожгли погребальные носилки, своровали лопаты
для рытья могил.... Потом зашли в дом неподалеку от
кладбища, где живет бабушка Малкан, загнали ее в
подвал, попросив «огурцов достать», закрыли люк и
не выпускали до тех пор, пока родственники не
принесли за бабушку 500 рублей выкупа...
Так время подползло к
полудню. Милиционер Рамзан Сагипов, младший
сержант патрульно-постовой службы, раненный в
декабре «при исполнении», был дома, на улице
Нагорной. Рука милиционера покоилась в гипсе,
культи оторванных пальцев кровоточили, ныли
осколки в ногах. Услышав стрельбу совсем рядом,
Рамзан выскочил из дома — милиционеру, хоть и
раненому, отсиживаться стыдно. Военные Сагипова
тут же схватили, забрав табельное оружие, и стали
избивать, норовя попасть по бинтам.
— Но вы кричали, что вы –
милиционер?
— Конечно.
— А они?
— Они: «Одна банда! Всех
расстреляем!». Потом меня связали и закинули в
«КамАЗ». Сверху — другие живые тела.
На шум на Нагорной из
сельсовета уже бежали глава администрации Ваха
Гадаев и 8 из 11 поселковых милиционеров. Гадаева
военные с налету ударили прикладом, выкрикивая:
«Вы прикрываете боевиков!», милиционеров
разоружили и бросили в тот же «КамАЗ». Таким
образом местная власть — вся, какая была в селе,
оказалась полностью парализованной.
«Птичник»
Задержанных свезли
на заброшенную птицеферму на окраине. Так как это
была 20-я «зачистка» и всякий раз именно здесь
военные устраивали временный штаб и
фильтропункт, в Старых Атагах утвердилась своя
«зачистная» терминология. «Птичник» — это
значит тебя потащили в лучшем случае на муки. В
худшем — на смерть. Официальный статус
«птичника» — «временный фильтрационный пункт»
(термин военных), и эти проклятые ВФП – одна из
самых больших проблем Чечни. Федералы организуют
их на окраинах сел, которые «проверяют», на
фермах, хуторах или просто в поле, и ВФП, с одной
стороны, вроде бы выполняют роль изолятора
временного содержания, но с другой — являются
абсолютно внеюридической, внепроцессуальной
структурой, и если дело доходит до прокуроров, те
лишь разводят руками: закончилась «зачистка», и
на месте фильтропунктов, где людей пытали, только
чистое поле или развалины, и обвинения в
незаконном задержании либо содержании
разваливаются...
Зато остаются люди, эти
«птичники» прошедшие.
— Сначала нас прогнали
«сквозь строй», – рассказывает милиционер
Сагипов. – Военные выстроились в шеренги друг
против друга, и нас выбрасывали из «КамАЗа» им
под ноги, каждый мог нас бить. Потом с меня сняли
повязки и стали руки мять, давить...
— Чем?
— Ногами. Кровь брызгала
во все стороны. Сам же допрос длился минут пять, и
вечером меня отпустили.
— И все?
— Да. Только теперь
операция на руках предстоит.
— Вы чувствуете себя
ровней тем военным, которые мучили вас? Вы ведь с
ними у одного государства на службе?
— Конечно, у одного. Но
когда начинается «зачистка», я как чеченец
становлюсь просто чеченцем. А никакой для них не
милиционер.
Продолжает Саид-Эмин
Апаев с улицы Нагорной, 135:
— На «фильтре» нас
поставили к стене с поднятыми руками,
раздвинутыми ногами и опущенными головами.
Шевелиться и разговаривать было нельзя. За
нарушение следовали удары сзади. Били ногами,
руками, прикладами. Так мы простояли часов
шесть—восемь. На ночь заперли в автозак. Утром 2
февраля вывели к стене опять и продержали в том
же положении до вечера. В сумерках повели на
допрос к следователю, который требовал назвать
время и маршруты передвижения боевиков. 3 февраля
вечером заставили расписаться в какой-то книге и
отпустили. Я так и не понял: зачем «фильтровали»?
Только били и пытали...
Надо сказать, что в эти дни
по всем телеканалам страна видела именно
Саид-Эмина в репортаже из Старых Атагов. Это на
его фоне стоял генерал Владимир Молтенской,
командующий, заявляя, что, мол, задержали
бандитов с оружием, а местная милиция их
защищала...
— А мы все — дома, —
говорит Саид-Эмин, — оружия у нас не было,
милиционеров отпустили, они просто пытались
вступиться за нас...
Доллары и рубли
Мы живем в темные
времена. Наш воздух протравлен ложью военных
«верхов» и пряно пахнет безнаказанностью —
купюрами, которые берут «низы», делая вид, что
верят в «антитеррористическую» правду «верхов».
Так и крутится эта чеченская машина.
— В наш дом вломились
человек двадцать, забрали паспорт сына, —
говорит Раиса Арсамерзаева с улицы Школьной, 67, —
хотели увезти его на «птичник». Я дала 100
долларов. Они заставили написать расписку, что у
меня к военным претензий нет. Уходя, забрали
белье моих дочерей.
Это типичная картинка 20-й
староатагинской «зачистки». Забирали на
«фильтр» тех, кто не мог откупиться. Входя в дома,
военные так прямо и требовали денег за мужчин.
Дал – и значит, нет подозрений в связях с членами
воюющих отрядов. Ставки на живой товар сильно
колебались — от 500 рублей до 3—4 тысяч. В
зависимости от возраста (чем моложе, тем дороже) и
от визуальной оценки дома военнослужащими.
У Сайдаша Ахмадова с
Кооперативной улицы «зачистили» 3500 рублей (чтобы
не забрали на «птичник»). У Хож-Ахмеда Ахмадова,
почти 70-летнего, со Школьной – 4 тысячи. Была в
Старых Атагах калькуляция и на женщин. Впрочем,
откупались не по поводу «птичника», а чтобы не
надругались. У одной семьи за «ненасилие» над
молодой девушкой федералы взяли 300 рублей. У
другой – 500. Взамен сексуального удовлетворения
принимались также серьги и цепочки.
...В конце концов люди
вышли на улицы, разожгли костры и оставались так
на все ночи. Думали, на миру не рискнут убивать и
насильничать.
Отчасти это помогло –
многие спаслись. А военные принялись за взрывное
дело. Так взлетел на воздух пустой дом Махмуда
Эсамбаева — знаменитый танцовщик был родом
отсюда и, следуя чеченской традиции, выстроил в
Старых Атагах особняк...
К картине брутального
разбоя силами членов законных бандформирований,
осуществлявших «мероприятия по ловле членов
незаконных», остается добавить немногое.
Военными в Старых Атагах была исполнена
обязательная программа всех прочих последних
«зачисток», состоящая в том, чтобы испражняться в
мечети. В данном случае «зачистка» длилась 8
суток, и военные «ходили» на ковры мечети все 8
суток. Конечно же, это теплее – зима на дворе.
— Они уезжали из Старых
Атагов 5 февраля, – завершает рассказ Имади
Демельханов. – Торопились. К нам во двор
заскочили двое в масках, потребовали 1000 рублей за
мой «КамАЗ».
Потребовали уже в
четвертый раз за 8 суток — денег за то, что
«КамАЗ» не взорвут. Дважды Имади отдал по 500
рублей, потом денег больше не было, и он
расплатился двумя курицами, которых предложил
федералам и 5 февраля.
— Или теленка... Но они
настаивали: «Давай денег». Я отказался идти к
соседям занимать, потому что мне было стыдно.
Тогда они поставили меня лицом к стенке,
прострелили кисть правой руки и сказали: «Теперь
будешь просить». И ушли.
...На рассвете 5 февраля
пошел сильный дождь. То рявкая, то всхлипывая, из
Старых Атагов убирались БТРы, и вода с неба
открыла людям хоть очень маленький, но все-таки
клочочек правды о тех, кто их так мучил. «БТР № Е
403» – увидели все на том, что замыкал колонну.
«403-й» подъехал к взорванному дому Кадыровых,
военные соскочили на землю, посмотрели и
посоветовали староатагинцам быть осторожнее:
«Там, внутри, могут быть мины...»
«Вот бывают же и среди них
нормальные...» — перекинулись между собой люди. А
«403-е», чуть отъехав, напоследок заскочили в
пустой дом и вытащили оттуда еще какие-то вещи.
С тех пор в Старых Атагах
произошли еще три «зачистки». На дворе теперь
март 2002-го – а значит, 30-й месяц второй чеченской
войны. По установившейся традиции с боевиками
дело обстоит плохо – их редко ловят, зато
мародерствуют отлично. И поэтому есть все
основания подвести промежуточные итоги
29-месячной «антитеррористической операции»
российского образца.
Быть может, где-то там, где
нас нет, – в Генштабе и в Ставке Верховного
главнокомандующего лежат красивые отчеты о
высокой результативности этих
«спецмероприятий», где эпилогом – выводы о
необходимости продолжать в том же духе. Быть
может... Но никуда не деться и от своих знаний –
снизу, с земли: война идет такими методами,
которые только на то и годятся, как рекрутировать
мстителей, разжигать ненависть и взывать к крови.
Ваххабиты? В Старых Атагах
они на месте. И никуда после «зачисток» не
исчезают. Более того, сотрудничают с федералами.
Их уличное патрулирование позволяет селу жить
без комендантского часа, что выглядит
неправдоподобно, если приезжаешь сюда, например,
из Грозного и видишь, как с наступлением сумерек
тут жизнь не умирает.
Значит, что? Порядок, о
наведении которого так долго говорили
федералы-генералы? Да, он в Старых Атагах
действительно существует. Но только это тот же
порядок, что накануне войны. И значит, 29 месяцев
«мясорубки» – с тысячными жертвами со всех
сторон, с ранеными, искалеченными и измученными
людьми – все псу под хвост, всего этого как бы не
было... Два с лишним года войны, и опять – как
перед войной. Только разрушений прибавилось на
порядок да во власти – другие лица. Только из
домов выметено все. Только полмиллиона
озверевших людей прошли через Чечню. Только
страна постарела еще на одну страшную войну.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
обозреватель «Новой газеты»,
Старые Атаги
18.03.2002
|
|
|
