БРОНИРОВАННАЯ ГРЯЗЬ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

БРОНИРОВАННАЯ ГРЯЗЬ
На боевых машинах с замазанными номерами орудуют провокаторы и мародеры

Фото Юрия Козырева

       Пять суток предновогодней командировки в Чечню. Что же, в конце концов, там творится сейчас — под шум афганской кампании и разговоры о выводе войск и «мирном процессе»?

       Шалинские вещдоки
       Приближалось время ночи, которая в Шали наступает в четыре часа дня. А ближе к пяти все, кто может, забиваются тут по своим норкам и ждут разбойников: ночь — время чеченского ужаса.
       Мы сидим в стылой промозглой комнате, именуемой Шалинской районной прокуратурой. Все отопление — доисторическая электроплитка с оголенной «красной змеей» на кирпичах. В углу перед нами — груда барахла. Детские игрушки, тряпье, белье — женское и мужское, колготки, какие-то кастрюли… Простыня. Еще: ложки-поварешки и десятки видеокассет. Гантели… Сверху — полуоткрытый кофр кинокамеры.
       Это не личные вещи Александра Рудых и Марата Бердиева, вконец замотанных хозяев кабинета — районного прокурора и его заместителя. Это — награбленное российскими военнослужащими имущество.
       Обычное дело — что награбленное. Необычное — что лежит у прокуроров: подобное в Чечне случается редко. Поэтому — история этого барахла, в которой сошлось все необходимое, чтобы понять сегодняшнюю чеченскую жизнь.

       …Ранним утром 26 ноября уходящего года в полном соответствии с приказом № 46 генерального прокурора России Владимира Устинова, предписывающим «территориальным прокурорам» участвовать во всех зачистках в Чечне и «осуществлять надзор за законностью действий подразделений Объединенной группировки войск», Марат Бердиев был зван военными на зачистку в селение Автуры.
       Автуры — очень большое село. Оно тянется вдоль речки километров на семь-восемь, не меньше, и сначала Марат все пытался (о машинах и речи нет) обежать его несколько раз, стараясь держать процесс под своим прокурорским надзором. Но скоро понял, что бесполезно: люди в черных масках и камуфляже без каких-либо знаков воинского различия все крушили и громили вокруг себя, и надо было выбирать, что защищать — людей или имущество. И Марат занял позицию во дворе поселкового отделения милиции (ПОМа) — сюда стали сгонять задержанных автуринцев. Он всех их переписывал и фотографировал. С одной целью: пытаясь тем самым предотвратить последующее бесследное исчезновение — самую тяжкую беду нынешней Чечни.
       Так продолжалось четыре часа.
       — Около одиннадцати утра, замечаю, подъезжают два БТРа с замазанными грязью номерами. На броне, странно, полно народу, — рассказывает Марат. — Обычно все стремятся внутрь — холодно же, а эти сидят… Я подошел, походил рядом, пригляделся (на мне ведь тоже камуфляж), залез на броню. Улучил момент, открыл люки. А там — полным-полно барахла. Сфотографировал. Представился…
       А дальше? Офицеры, хозяева БТРов, передернули затворы — и на прокурора: «Как ты смеешь? Это наши трофеи».
       Против «калашникова», конечно, нет закона, и в этот момент подавляющее число прокуроров, работающих в Чечне, отступают на заранее подготовленные позиции. Но Марат все-таки стал оттирать грязь с бортов БТРов. А офицеры? Тут же приказывали солдатам снова замазывать номера. А потом, прямо у него на глазах, никого и ничего не боясь, стали разъезжать по двору на экспроприированной ими машине, с ногами забравшись прямо на крышу и снимая ворованной же видеокамерой себя, любимых, на фоне трофеев.
       — Прикалывались, короче, — объясняет Марат.— Прикольно им тогда было, какие они крутые. Им настолько все по фигу. Полнейшая безнаказанность, и они даже не думали, что снимают против себя же — я изъял видеопленку и приобщил к материалам уголовного дела.

       Марат приказал арестовать офицеров-мародеров: все факты налицо. Но сотрудники Шалинского временного райотдела внутренних дел (милиционеры, командированные из Алтайского края) отказались выполнить прокурорский приказ. Лишь чудом, благодаря личному мужеству подоспевшего шалинского районного военного коменданта генерал-майора Геннадия Нахаева, удалось затащить в прокуратуру для допроса три «маски», но даже там они отказывались снимать их с физиономий и представляться.
       — Я не мог установить личность ни одного из офицеров. Я, прокурор! А что тогда делать просто жителю села?
       Постепенно кое-что удалось. Офицеры — майор, капитан и старший лейтенант — оказались из дивизии особого назначения ДОН-2 внутренних войск МВД РФ, расквартированной на поле под райцентром Шали. Из той самой дивизии, на которую прокуроры уже слышали десятки людских жалоб.
       Однако как только Бердиев и Рудых стали решать вопрос о возбуждении уголовного дела, «маски» опять заклацали затворами. На прокуроров навели автоматы. Мародеры в погонах вскочили в свои БТРы и укатили в дивизию.
       Лишь утром 27 ноября прокуроры смогли туда прорваться для обыска и изъятия награбленного. Вот откуда эта гора в углу.

       – Учтите, — подводит черту Марат, — это только процентов тридцать награбленного. Остальное они припрятали. Самое ценное: серьги, кольца, цепочки, часы. Царит тотальное покрывательство. Представьте: я, зам районного прокурора, еду по своему району — и солдат на блокпосту требует у меня взятку за проезд «через него». Я ему показываю свое удостоверение, и он злится, что я оказался прокурором и денег, значит, не будет. Он даже не боится, что вымогал, что я его задержу. Он знает: офицеры его всегда прикроют.
       — Мы тут оказались между молотом и наковальней, — добавляет Александр Рудых. — Молот — военные, наковальня — чеченцы, воюющие с нами.
       Прокуроры чуть стесняются и просят не писать, что означает это «между молотом и наковальней». Но я все-таки напишу — для ясности понимания процесса. У нас в последнее время наметилась дурная общегосударственная тенденция: стараться мало понимать и думать, что само собой рассосется. Так вот, «между молотом и наковальней» означает одно: прокуроров подстерегает пуля. Везде. Повсюду. Отовсюду. И с «той» стороны, и с «этой».
       Это и есть сегодняшний чеченский мир: кто за закон — тот должен быть всегда готов встретить пулю.
       — Пожалуйста, напишите главное, — добавляют прокуроры. — Чтобы навести порядок, первым делом должны быть категорически отменены маски. Маски здесь не нужны. Маски — только для того, чтобы после совершения преступления никто не опознал преступников. Военному маска не нужна, если он не бандит.

       Пишу, конечно, «главное», потому что обещала. Но ни на секунду не забываю другого: генералы, с которыми приходилось обсуждать эту шалинскую историю, ИСКРЕННЕ удивлялись прокурорам, посмевшим встать на дороге БТРов: «А как вы еще живы после этого? Вас должны были убить. Наши такого не прощают». И это были те самые генералы, в чьем прямом подчинении офицеры, восставшие на шалинских прокуроров.
       Это и есть главное. Чеченская война настолько выкрутила сознание людей, там побывавших, что даже генералы не понимают: подобное НЕЛЬЗЯ, НЕВОЗМОЖНО НИ ДУМАТЬ, НИ ПРОИЗНОСИТЬ. Иначе они — не генералы на службе у государства. Они — батьки в махновских отрядах, и не более.

       Наконец мы доходим до точки — до статей, по которым возбуждено уголовное дело против ДОНцов. Есть ли возможности у гражданских прокуроров противостоять военному бандитизму?
       — Есть, — убежден Марат. — Просто это трудно. Очень.
       — Это был настоящий вооруженный мятеж, — добавляет Александр. — Со всеми его признаками. Однако уголовное дело № 24222 удалось возбудить по ст. 162, ч. 2, пункты «а», «в», «г» УК РФ — за разбой, учиненный в доме 34 по улице Черкесской, в доме 52 по Интернациональной, в доме 1 по улице Шалинской в селении Автуры. И даже это — очень большая удача. Хотя статей, на которые «наваляли» офицеры внутренних войск, — длинный список: 286-я (превышение должностных полномочий), 293-я (халатность), 298-я, 285-я…
       — И где сейчас эти офицеры-разбойники: майор, капитан и старший лейтенант?
       — У себя в дивизии.
       — Продолжают нести службу?
       — Конечно. Дальше решают генералы.
       Нетрудно догадаться, что 26 ноября сотрудники Шалинской прокуратуры в последний раз следили за «законностью» на зачистке. Больше на эти «спецмероприятия» их не приглашали.
       Нетрудно догадаться и о другом: на ком отыгрались оскорбленные мародеры.

       Наказание № 1
       18 декабря улица Кооперативная в Автурах тонула в нескончаемом женском вое. В доме 13 был третий день поминок по 25-летнему Тимуру Исмаилову. Мужчины жарили мясо во дворе, и не было сил переступить порог этого дома.
       Там, за порогом, в рядок стояли осиротевшие дети Тимура мал мала меньше и совсем молодая жена Асмалика с упертым в никуда бесслезным взглядом. Все произошло просто и пошло, по-современному, по-чеченски: 2 декабря ДОНцы оцепили Автуры, никто не имел права ни входить, ни выходить из кольца, и началась жестокая карательная операция. «Маски» крушили и громили все, что попадалось под руку, и в довершение увезли из села в неизвестном направлении двадцать пять человек — 24 мужчины и женщину.
       Когда глава сельской администрации Ибрагим Умпашаев смог вырваться из Автуров, первым делом он кинулся в Шалинскую прокуратуру. И весь тот день Александр Рудых гонял по округе, из одной лесополосы в другую, и смог найти там и освободить 17 человек из 25 — их держали в лесу неподалеку от селения Джигурта соседнего Ножай-Юртовского района, и если бы не настойчивость Рудых, скорее всего, их участь была бы — бесследно исчезнуть. Еще пятерых автуринцев военные выкинули к вечеру на дорогу. Все пятеро были со следами жестоких пыток, но хуже других — Тимур Исмаилов.

       Гелани Исмаилов, дядя покойного Тимура, тоже сидит на поминках, среди этого воя, и не может произнести ни слова — племянника пытали на его глазах. Офицеры кричали Тимуру: «Почему ты такой упитанный?» — а Тимур действительно под два метра и плотный — и били его.

       — Он был черный, как уголь, от побоев, когда его принесли домой с дороги. Я такого еще в жизни не видела, — говорит вдова Асмалика, сама медсестра.

       Последнее, что сотворили над Тимуром — вогнали под кожу несколько шприцев с соляркой. На глазах у Гелани.

       — Что они хотели узнать, Гелани? Спрашивали о чем-то?
       — Где находится наш сосед, который живет через дорогу. Но мы не знали, где он. К тому же у соседа есть родственники, которые лучше нас могли бы ответить на этот вопрос.

       Гелани больше не отвечает на вопросы. Он уверен, что виноват, — на его глазах убивали племянника, и теперь остались сироты, а он, хоть и распятый в те часы на БТРе, не помог.

       Посмертный счет Тимура: переломы костей грудной клетки и черепа, множественные травматические разрывы легких, мошонки, печени, почек. И проклятый запах солярки, который до сих пор стоит в доме, в комнате, куда принесли Тимура. Лишь благодаря своему могучему телосложению и отменному здоровью он жил еще около двух недель — сначала дома: его отказались брать в Шалинскую районную больницу, врачи сказали, что боятся военных, да и оперировать бесполезно. Позже тело Тимура все-таки взяли в реанимацию, где 16 декабря он, студент 4-го курса Гудермесского филиала Московского заочного юридического института, готовивший себя к карьере адвоката, умер. Во неисполнение приказа № 46 генпрокурора Российской Федерации. Но ДОН-2 на этом не остановился.

       Наказание № 2
       Улица Мамакаева в Автурах идет вдоль реки Хулхулау. 16 декабря с раннего утра сюда пришли ДОНцы. Они шли вдоль улицы, не пропуская ни одного дома, и корежили все. На сей раз они не желали грабить — они просто хотели отомстить. И отлично справились с поставленной задачей.

       У Эммы Дудаевой (она — одна из тех, кто рискнул и написал заявление в прокуратуру по поводу событий 26 ноября, когда у нее утащили ВСЕ одеяла, ВСЕ полотенца, ВСЮ новую посуду, ВСЕ шесть стульев и пылесос) — так вот, 16 декабря в доме Дудаевых докрушили все то, что осталось.

       Иду по ДОНским следам. Следующий дом — 127-й, здесь жила семья Магомадовых.
       — Я решил ничего не убирать. Все, конец, — говорит хозяин Мухаддин Магомадов. — Это третий погром за осень.

       У Мухаддина разбили ВСЕ табуретки, раскрошили на мелкие части магнитофон. Зачем? Уж лучше бы унесли с собой. У Шерипа Садуева (следующий дом) БТРом снесли туалет и очень смеялись. У него же — стреляли по трубе печки-буржуйки, и теперь она вся в дырках и тепла в доме нет. Как и денег, чтобы купить следующую буржуйку.

       — Уйдем мы отсюда. Нет больше сил, — говорит Шерип, тракторист госхоза «Автуринский». — Сходите к Сангараевым. Кто на такое способен?

       Дом Сангараевых. Глава семейства тяжко болен — у него опухоль мозга. Чтобы жить без болей, ему нужны очень дорогие препараты. Женщины умоляли подкативших на БТРе № 331 с пометкой «ВВ»: «Не хватайте наши золотые украшения. Мы их постепенно продаем и покупаем отцу уколы…» Содрали с женщин все.

       Наказание № 3
       Мы сидим в доме, случайно не превращенном в пепел. Это придает стенам мистическую загадочность, но не спасает от холода. В Автурах нет света и газа ни для кого, даже для главы сельской администрации Ибрагима Умпашаева. Он — нервный, плохо слышащий человек. Ему всего 46 лет, а выглядит он на 60. Он рассказывает вещи страшные и предательские. Рядом слушают два сына-подростка.

       — За мной идет настоящая охота, — говорит Ибрагим. — За то, что противодействую этому беззаконию. Причем охота с двух сторон.

       Ибрагим, заметьте, говорит словами прокуроров Рудых и Бердиева. И эти слова ему также дались с боями. Как-то ночью в Автуры вошел отряд боевиков численностью около 50 человек. Первым делом они ринулись в дом Ибрагима. Нурди, 9-летнего сына Ибрагима, — он сейчас сидит рядом с отцом — долго били прикладами, потом затащили в комнату, заперли и начали поджигать дом вместе с Нурди. Жена Ибрагима, у которой еще четверо детей, сказала: «Делайте, что хотите, но я останусь с сыном. Поджигайте нас вместе». Только чудом они уцелели — их спас случай, и больше ничего.

       — Я той ночью плакал по рации, — рассказывает Ибрагим, но сейчас он не плачет. — Передавал в эфир: «Нас атакуют силы, в 17—20 раз превосходящие… Прошу помощи… Прошу помощи… Боеприпасами или живой силой…» Военные мне ответили один раз: «Плохо слышим тебя». И отключились. Той ночью погиб, защищая село и убив нескольких боевиков, заместитель начальника поселкового милицейского отдела старший лейтенант Шарпудин Закриев, оперуполномоченный уголовного розыска Хамбулат Эмиев. Геройски погибли, я просил их посмертно наградить — ни ответа, ни привета.

       Трое суток боевики были в Автурах. Ходили по улицам: автуринцы-боевики — в масках, остальные — даже без масок. Среди них было много русских парней, не знавших по-чеченски. И все трое суток ни одно воинское подразделение (кроме ДОНа, это 50-й и 70-й артиллерийские полки, дисцлоцирующиеся поблизости) не вступило с ними в бой, не попыталось выбить их из села, а все блок-посты (там обычно иркутские милиционеры и ДОНцы) оказались просто сняты. Через трое суток боевики просто ушли, откуда пришли — из леса и гор восточнее села, полностью сегодня оголенного. (Посты сняты и сейчас, сколько не кричит об этом Ибрагим.)

       А войска вышли из укрытий, только когда боевики покинули село.

       — Как это истолковать? — произносит Ибрагим. — Что мы — на другой планете? И за нами нет страны? Мы здесь защищаем сами себя. От тех и от этих. От всех. В Чечне теперь — ни Ичкерии, ни России. А еще в Автурах мы понимаем так: НИ У КОГО НЕТ ИНТЕРЕСА ОСТАНОВИТЬ ВОЙНУ.

       Генералы за КПП
       Весь следующий световой чеченский день уходит на то, чтобы встретиться с генерал-майором Игорем Артекбаевым, командиром дивизии ДОН-2, и спросить, что же у него творится.
       Худющий издерганный лейтенант, старший дивизионного мобильного КПП, стоит на дороге вместе с такими же грязными и голодными солдатиками, греющимися у хилого костерка. Порядок понятен: ты должен подойти к КПП, предъявить документы, попросить связаться с оперативным дежурным и замполитом, изложить свои вопросы, те доложат генералу, и дальше машина закрутится. Быть может.
       Лейтенант все делает так, как положено. Лейтенант старается, чтобы замполит дивизии доложил генералу Артекбаеву. Лейтенанту самому интересно, что ответит генерал. Но идут часы, и лейтенант в конце концов извиняется: «командование» передало по рации, что, «если она хочет задать вопросы, пусть идет вперед, к нам, сюда, прямо ПО МИННОМУ ПОЛЮ».

       Спасибо, конечно, за откровенность. Но так не думает Абу Мусаев, региональный шалинский представитель Владимира Каламанова (спецпредставителя президента по соблюдению прав человека в Чечне), этот 57-летний подполковник милиции в отставке, всю свою жизнь проработавший тут, в Шали. Он умоляет уходить отсюда, с КПП, и как можно скорее. Заданным вопросам, им цена — жизнь. Так считает Абу. Впрочем, так тут считают все, у кого нет погон и «калашниковых», кто просто хочет жить в мире и закончить войну.

       Кто погибает?
       В пятницу, 7 декабря, Ризван Лорсанов, известнейший в Чечне человек, в доме которого в Новых Атагах, неподалеку от Шали, собственно, и шли те самые переговоры Масхадова и генерала Лебедя, позже завершившиеся тем, что называется Хасавюртовским миром 1996 года, так вот, 7 декабря 2001 года Ризван выехал из Новых Атагов на своей «Ниве» и сказал, что отправляется в Ханкалу, на главную военную базу Объединенной группировки.
       В последние месяцы Ризван понемногу входил в переговорный процесс, известный миру как «контакты Закаева от имени Масхадова и Казанцева от имени Путина». Переговоры не клеились, но к началу декабря Ризван успел встретиться с командующим Северо-Кавказским военным округом Геннадием Трошевым и президентом Ичкерии Асланом Масхадовым. Сегодня, после свершившейся трагедии, родственники уверены: Ризван только слегка двинул эти два трудных персонажа военно-чеченской новейшей истории навстречу друг к другу… Но 7 декабря уже наступило. Ближе к полудню, когда «Нива» Ризвана, прекрасно известная на ближайших блокпостах, катилась мимо здания бывшего Шалинского психоневрологического интерната, к ней вдруг «пристал» БТР с тщательно замазанными грязью номерами. Он прижал «Ниву» и заставил остановиться. Люди видели, как Ризван размахивал руками и что-то спрашивал. Потом все расселись по своим транспортным средствам и отъехали в сторонку. И вскоре раздался взрыв.

       Никто точно не знает, что произошло. Ясно только одно: пока Ризван и двое его спутников отвернулись от «Нивы» и оказались к ней спиной, кто-то подцепил к днищу взрывное устройство, и не успела «Нива» отъехать, нажали на пульт дистанционного управления. Все. Тела погибших нашли не сразу. Да, собственно, более или менее уцелело только тело Ризвана — остальных разнесло до полной неопознаваемости.

       Ильяс Лорсанов, младший брат Ризвана, говорит, что Ризван еще ничего особенного не успел сделать для новых мирных переговоров. Однако современная история чеченской войны-мира навсегда теперь останется с таким «пятном»: Ризвана Лорсанова, одного из лучших представителей своего народа, того, кто действительно мог способствовать РЕАЛЬНЫМ мирным переговорам, подло взорвали уже только на подступах к ним.
       А как же БТР-убийца с замазанными номерами? Это «лицо № 1» сегодняшнего чеченского беспредела? Спокойно «прочавкал» по чеченской грязи в сторону Мескер-Юрта.

       Кто выживает...
       Бандит без погон, терроризирующий райцентр Шали и прилегающие села на паях с федералами, всем известен. Это Джамдула — 24-летний эмир Шамсутдин Эльсултанов, сам родом из Шали, его тут каждая собака знает. На счету банды Джамдулы — «неотраженное» федералами осеннее нападение на Автуры, Сержень-Юрт и Шали. Именно его люди вырезали и вырезают чеченских милиционеров, сотрудников районных и сельских администраций, да и всех, кого хотят.

       Нынешней осенью Джамдулу наконец арестовали — силами Шалинского районного отдела ФСБ. Казалось, удача! Район зажил бы совсем по-другому: сел бы Джамдула, его банда вскоре разбежалась бы. Но дальше было так: за 90 тысяч рублей и 5 автоматов, при посредничестве бывшего радуевского бойца Имрана Байсарова, ныне беспрепятственно входящего-выходящего из Шалинского ФСБ, Джамдулу просто-напросто выкупили из этой райФСБ. И Джамдула ушел в лес. И в Шали все покатилось по-прежнему. Блокпосты попросту запираются изнутри, как только на большую дорогу выходят люди Джамдулы.

       Надеетесь, исключение? Но то же самое — как по нотам — случилось и с «правой рукой» Джамдулы — бандюгой из бандюг Шамсудином Сапиевым. И с эмиром Такаевым из Дуба-Юрта (тоже выкуплен) — ближайшим человеком Хаттаба. За то, чтобы ЭТИ были живы, сегодня мертвы Тимур Исмаилов из Автуров. И Ризван Лорсанов из Новых Атагов. И ждут нападения — со всех сторон, и со спины, от «своих» — прокуроры Рудых и Бердиев.

       Светланочка, Светланочка…
       …Пора прощаться. В кабинете шалинских прокуроров совсем уж чеченская ночь — где-то семь вечера. Надо искать угол на ночь, чтобы надежнее схорониться до утра. Мы тоскливо смотрим на груду награбленного, этот «пик коммунизма», и нам противно. Разрывается телефон. Марат поднимает трубку и передает ее Рудых. И прокурор Рудых — тот самый прокурор Рудых, который ежесекундно ходит под пулями, летящими в него со всех сторон, — развернувшись спиной к нам и ко всему этому страшному шалинскому миру, начинает шептать в телефонную мембрану: «Светланочка, Светланочка… Обещаю тебе… Клянусь…»

       Стыдно подслушивать. Но в чем же клянется бесстрашный и молодой прокурор Рудых? В любви?

       «Светланочка, Светланочка… Будут у тебя деньги к Новому году. Я пошлю их тебе».

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, наш спец. корр., Чечня — Москва
       27.12.2001