|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
ПРИГОВОРЕННЫЕ К
ВОЙНЕ
В Грозном инвалидам не
помогает никто, кроме добрых людей, идущих мимо
У всех матерей,
воспитывающих детей-инвалидов, одинаковые глаза
— вечно виноватые, навсегда уставшие и
бесперспективные. Однако если ты живешь в Москве
или Питере, то у тебя еще есть шанс пободаться с
судьбой и максимально адаптировать своего
больного ребенка к жизни. В современном Грозном
такие надежды бессмысленны — даже абсолютно
здоровому взрослому в этих руинах и развалинах
выдюжить бывает не под силу. Как же тут остаются в
живых люди, лишенные разума, рук, ног, слуха и
зрения?
Чудо, наверное... Чудо
любви
Мама глухих
У Зары Батиевой, матери
трех детей-инвалидов, взгляд подстреленной
лебедицы. Она так и не понимает: за что? Старший,
Алихан, первенец, хоть теперь уже и 26-летний, но
все как пятилетний. Считается, что у него детский
церебральный паралич, но выглядит Алихан, будто
носитель совсем иной хвори — вечно
младенческого развития. Он сидит на диванчике во
дворе, потрясающе широко улыбается и спрашивает
каждого, проходящего мимо него, одно и то же:
«Когда же мы поедем в Германию?»
Впрочем, «про Германию»
еще надо понять, здорово приноровившись и
приспособившись, и тогда получится выдавить
смысл из Алихановой словесной кутерьмы. Зара
гладит сына по слабенькой ножке и уговаривает —
в тысячный раз, — что Германия вот-вот «сама к
нему придет».
Кроме Зары, больше
вслушиваться в его слова некому. После Алихана в
семье родились двое глухонемых детей — Луиза и
Магомед. А самая младшая — Зарета, живая красивая
девочка, но тоже не слишком понимает, что рядом
кто-то разговаривает. У нее есть слух, но сильно
пониженный.
Во время бомбежек Зара
убегала с детьми сначала в Дуба-Юрт, селение в
Аргунском ущелье, а потом, когда и его стали
сильно бомбить, в Чири-Юрт. Но очень уж было
голодно... В довершение ко всем несчастьям у главы
семьи — отца Алауди Хайдаева началась эпилепсия,
и ему требуется отдельная комната, отдельный
садик, отдельное внимание...
Взять все это негде.
Грозненский дом на улице Горской разрушен. Семья
живет из милости у чужих людей, пустивших на
время. Месячный доход — около 3 тысяч рублей. Это
сложенные вместе пенсии. Плюс периодическая
продовольственная помощь от Датского совета. Вот
и все. Что делать дальше? Если нужно наскрести
хотя бы на лекарства, которые, за неимением
врачей, Зара дает по собственному усмотрению?!
— Как же вы вообще все это
тянете? Как?
— Очень хочется жить, —
говорит. И тон при этом: «очень хочется умереть».
И ты теряешься, потому что не знаешь, чем же
помочь,— ведь разрушенный Грозный вокруг и
условия обитания абсолютно несовместимы с тем,
что нужно тяжелобольным людям... Домом помочь?
Коляской для Алихана, чтобы ему хоть чуть-чуть
посмотреть на улицы вокруг, а Заре отдохнуть?
Слуховыми аппаратами для Луизы, Магомеда и
Зареты, чтобы те, наконец, услышали наш мир?
В чеченской столице все
это кажется полной фантастикой. Жизнь тут не
предвещает чудес в виде богатых заокеанских
дядюшек — они сюда не забредают. Не попадается и
скатерти-самобранки, и ковра-самолета.
И в то же время очень надо.
Нельзя бросить самых несчастных в беде, как это
сделало наше государство, иначе кто-то
обязательно бросит в беде и тебя.
Большинство наших граждан
напрочь забыли, что на Юге России по-прежнему
идет война и, значит, страдают тысячи людей.
Забыли об этом и члены множества существующих
инвалидных обществ, в том числе и больных ДЦП, —
взрослых и детских. Ведь они не такие уж и слабые,
как каждый из их членов по отдельности. Эти
общества давно наладили связи с аналогичными и
более состоятельными по всему миру, возят детей в
США и Германию, проводят конкурсы и олимпиады ко
всеобщему реабилитационному успеху и радости.
Одним словом, жизнь продолжается.
Но где там место
грозненским инвалидам? Они же точно такие, как
все? Почему лишь Датский совет — далеко живущие
датчане — задумались о каше для Алихана
Хайдаева? Где саратовцы, красноярцы, иркутяне?
Бабушкина сказка
С Зарой Банкуевой очень
легко общаться — она смотрит на тебя и будто
видит в тебе только хорошее, а дурное откидывает
прочь. Зара — не мама, а бабушка. Она тоже живет в
Грозном и тоже в чужом доме, куда ее тоже пустили
из милости.
На руках у бабушки Зары
внучка Луиза. В сентябре ей исполняется 9 лет. Но
ножки-спичечки никогда не будут способны
почувствовать землю под подошвами. А
ручки-тростинки — обнять бабушку. Нет силы, нет
речи, нет хватательного и жевательного рефлексов
— нет ничего. Абсолютно лежачая больная.
Есть только бабушка, и
беззащитное немое тельце льнет к рукам, которые и
есть ее жизнь. Жива бабушка — жива и Луиза, и
никак иначе.
— Я жую и даю ей покушать,
— говорит Зара, качая внучку на коленях.
И я понимаю, кто они такие
есть, — птицы, любящие и бездомные, но счастливые
оттого, что вместе.
Сколько есть жизни у этого
ребенка — девять последних лет — столь
беспрерывны страсти на чеченской земле. Девочку
никто никогда не лечил. Даже диагноза, по сути, у
нее нет. Известно лишь: была родовая травма. После
чего мать Луизы, Марина Магомадова, узнав, что
ребенок абсолютно бесперспективен и обречен на
пожизненную инвалидность, ушла прочь из дому.
Дальше все было также
против Луизы. Ее папа, сын Зары, вскоре после
рождения дочки был найден убитым и ограбленным —
бандиты забрали у него 500 долларов. Дедушка Луизы,
муж Зары, тяжко заболел после смерти сына —
скоротечный рак крови. Однако война есть война, и
даже смертельно больным людям положено погибать
при обстрелах. Дедушка был сражен осколком, и
Зара считает, что тот осколок спас его от
последних тяжких мук.
Так бабушка осталась с
девочкой одна. Да еще внук рядом — теперь
14-летний восьмиклассник Тимур Дагиев. Тоже
сирота — ведь и второй сын Зары погиб.
— Если Всевышний забрал
всех их и оставил жить именно нас, значит, в этом
есть смысл, — констатирует Зара. И вспоминает,
как трудно было в это поверить.
Первые три года своей
странной жизни Луиза не спала ни одну из ночей.
Плохо ей было — кричала нездешним криком, и никто
не знал почему. Все соседи слышали эти тяжкие
надрывные вопли-стоны и спрашивали бабушку, как
она еще стоит на ногах.
— Теперь, — продолжает
бабушка, — стало намного легче. Ведь Луиза
научилась спать, и я сплю рядом. Однако выросла
она, и носить девочку на руках мне все труднее. Но
не подумайте ничего, я все равно рада!
— Как же вам сложно! Луизе
уже девять, а все как с младенцем. Даже хуже.
— А мне вот и в голову не
приходит сказать, что я от нее устала. Она — моя
кровь. И какая бы она ни была, она — моя. К тому же
круглая сирота. Я и сама не знала, что буду так
любить ее. Я и не ждала, что Бог мне подарит такую
любовь.
Однако слова — просто
пустые звуки. Любовь измеряется не ими, а в данном
случае количеством смененных и выстиранных
пеленок. Подите попробуйте, когда воды нет, как в
Грозном, и кто-то должен ее обязательно
натаскать, найти газ или развести костер... Каждые
сутки у бабушки Зары от 20 до 30 таких смен. В год от
7300 до 10950 смен. За девять лет десятки тысяч
одинаковых движений.
Миллионы книжных страниц
описывают, что такое любовь. Если захотите
полюбоваться воочию, вот вам адрес: грозненский
поселок Старая Сунжа, улица Дачная, дом 27. Любовь,
у которой нет перспективы, — самая сильная
любовь.
— От кого вы ждете помощи?
— От каждого. И ни от кого.
Нашему государству не нужны ни такие девочки, ни
такие бабушки. И поэтому я никогда ничего не
прошу.
Руслан Имранович
— Ты — наш герой! Ты не
должен стесняться. Ты должен быть горд, что... —
хоть и уговаривает мальчика, но запинается Зина
Арсанукаева, начальник отдела труда и
социального развития Ленинского района
Грозного. В принципе мальчик «не ее», потому что
живет не в Ленинском районе, и она, Зина, может им
не заниматься. Но как оттолкнешь этого
крошечного человечка с отметинами войны, которые
останутся с ним навсегда? До последнего его часа
— даже если вся страна дружно забудет, что вообще
была такая — вторая чеченская война?
Идиговы назвали своего
младшего ребенка, родившегося в 1993 году, в честь
Руслана Имрановича Хасбулатова. Семья жила в
Грозном, хотя корни ее из селения Толстой-Юрт,
родного и для Хасбулатова.
— Хотели, чтобы учился,
чтобы выучился, — говорит Сина Идигова, мама
Руслана.
И он учился, понимая, в
честь кого носит свое имя. Восемь месяцев назад, 24
декабря прошлого года, дом, где поселилась семья
Идиговых после того, как разбомбили их
собственный, оказался в зоне ракетно-бомбового
обстрела, начался пожар. Двое из Идиговых погибли
сразу, остальные успели выскочить и спастись, а
Руслан был ранен и оказался в центре огня.
Результат ужасный: ожог 4-й степени лица, головы,
ушных раковин, кистей обеих рук...
— Единственное, что
хорошо, — Русланчик не помнит ничего, —
завершает объяснения Сина. — Очнулся в
больнице... Но очень сейчас стесняется. Стал
замкнутым. А впереди ведь переходный возраст...
Чудом уцелели на
изуродованном лице Руслана глаза. И перенести
этот взгляд может разве что слепой. В них один
вопрос, тот же, что и у мамы Зары.
Однако мама будто
извиняется, когда просит: мальчику требуется
пластическая операция, рубцы уж больно страшные,
но в нашей стране, как известно, все пластические
операции приравнены к предметам роскоши и делают
их лишь за большие деньги, невзирая на конкретные
цели, причины и задачи. То есть жертва войны
Руслан Идигов — все равно что поп-звезда Алла
Пугачева. Или Борис Моисеев по пути к вечной
юности.
Таких средств семья
Идиговых, конечно, не имеет и в обозримом будущем
иметь никак не сможет. Поэтому Сина чудом нашла
каких-то дальних своих знакомых, обосновавшихся
в Германии, те согласились помочь хотя бы на
первых порах. Однако тут же возникла другая
проблема, ничуть не менее тяжкая: до сих пор
специальной инструкцией МВД чеченцам запрещена
выдача загранпаспортов в целях пресечения
бегства за границу боевиков.
И поэтому мы, газета,
обращаемся к Паспортно-визовому управлению МВД
РФ: пожалуйста, сделайте исключение для мальчика,
который на фотографии. А также к министерствам
здравоохранения и труда и социального развития:
объедините свои усилия, также сделайте
исключения и найдите средства на пластические
операции для Руслана Имрановича. Он же ни в чем не
виноват, кроме того, что попал под обстрел...
— Только в «моем»,
Ленинском, районе сейчас 2370 инвалидов. Это целая
армия. От нее нельзя отмахнуться. И каждому
требуется помощь, — так говорит Зина
Арсанукаева. — А государство ничего не хочет
видеть... Ни-че-го.
...Следующей ночью в городе
был особенно сильный обстрел. Осветительные
ракеты радостно шмыгали вверх, чтобы с шипом
кинуться на землю и сделать очевидным твое на ней
пребывание. В ответ люди вжимались в свои диваны,
кровати и топчаны, а те, кто посмелее, переползали
подальше от окон, за перегородки, выступы и
бетонные плиты. А как же Зара-бабушка, Зара-мама и
Руслан Имранович? Сейчас?.. Это мы-то, двурукие,
двуногие и с хорошим слухом, умеющие быстро
уползать в нужном направлении ради сохранения
собственной жизни, и то до чертиков перепугались.
А что сейчас делает Луизина бабушка? Мечется с
ней на руках по темному двору, пытаясь найти
подвальные створки? И килограммов у Луизы уже,
наверное, 30, не меньше? И она кричит, хотя кричать
никак нельзя? А Зара Батиева? Трое глухих на
руках, каждого из которых надо разбудить и
доказать, что разбудила не просто так? Да еще
каким-то неведомым образом перетащить Алихана на
пол и добиться, чтобы он не сопротивлялся? А
маленький мальчик с опаленным лицом? Неужели он
так и не заработал права спокойно спать по
ночам?..
Тут обстрел и пошел на
убыль. И значит, бабушка Зара уже перенесла
спящую Луизу, безмятежную в своем незнании, в
комнату и прилегла без сна рядышком. «Что будет с
ней, когда я умру?» — так говорила бабушка днем, о
чем думает по ночам, во время шумных обстрелов...
Другая Зара — мать глухих — пытается угомонить
по-детски расшалившегося Алихана. Тот вертится
вокруг своей оси на непослушных крошечных бедрах
и продолжает вспоминать осветительные ракеты,
которые только что так свободно летали повсюду...
А мальчик, выживший после
пожара? Он серьезнее остальных. Попросил маму не
трогать его: лучше в подвале, чем — вдруг? — опять
в огне. И заплакал, когда все вернулись досыпать в
дом. Говорят, мальчик всегда плачет, когда
остается один. У него есть тайное зеркальце, и
только наедине с собой он в него смотрится...
Все время одолевают
сомнения: а есть ли у нас вообще государство?
Когда амбициозные люди сидят в Кремле и
обсуждают, до какой степени у нас великая
держава, понимаешь: государство имеется. Быть
может, даже сильное. Но вот как только пройдешься
по грозненским закоулкам, тут и подстерегает
раздрай. Пока судьбу «международных
террористов» разделяют дети, неспособные не то
что пистолет в руки взять, а ложку удержать,
государство, объявившее войну международным
террористам, мертво.
P.S.
За помощь, оказанную при
подготовке материала, редакция благодарит
Управление собственной безопасности МВД РФ
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
Грозный
06.09.2001
|
|
|