ЧТО ТВОРИТСЯ В ЧЕЧЕНСКИХ ГОРАХ?

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

ЧТО ТВОРИТСЯ В ЧЕЧЕНСКИХ ГОРАХ?
К чему же привела развязанная спецслужбами и России, и Чечни война

       В Грозном все «оплакивали»: «В горы едешь? В Аргунское ущелье? Да там бои, ужас, конец...» Оказалось, никаких боев нет, артиллерия помалкивает, а фугасы разыскивают дети и бегают за милиционерами, чтобы те их уничтожили... Жизнь абсолютно другая, чем та, которую рисуют всей стране наши телеспецпропагандисты.
       Так что же творится сегодня в чеченских горах? Прежде всего — вранье. Очень много вранья. Во-вторых, безвластие. И главное — брошенные на произвол военной судьбы люди в угоду интересам весьма далеких отсюда господ...

       Горы в Чечне начинаются с дороги к ним — любая война задыхается без этой животворящей артерии, а нынешняя тем более. Так и тут: жизнь Аргун-ского ущелья надо начать читать с Шатойской трассы, по этим ста с небольшим характерным километрам от Грозного до райцентра Шатой в горах.
       Из Грозного много дорог, и все они отягощены десятками блокпостов, унижениями, досмотрами и придирками. Однако именно дорога в горы, где «продолжают действовать бандформирования», как привыкли выражаться официальные структуры, — прямая противоположность всем нынешним грозненским реалиям. Тут, по направлению к селу Пригородному, пустынно, тихо, не видно блокпостов и военных. Мы едем с Магомедом, молодым милиционером, и он комментирует то, что давно знает: «Сами видите: что хочешь, то вези».
       — Нефтевозы?
       — Пожалуйста.
       — Оружие в горы и с гор?
       — Без проблем.
       — Путь на Ингушетию?
       — Да вот он, открыт.
       — А дорога на Ханкалу, главную военную базу?
       — Видите, левый поворот... Все свободно.
       И тут первый неизбежный вопрос: что будет, если кто-то захочет пройтись отрядом с гор на Грозный? Вопрос, на который дорога тут же дает ответ: пожалуйста, вперед... Охрану Шатойской трассы осуществляют так называемые мобильные блокпосты — зрелище во всех отношениях печальное и даже слезное. Это ведь только по телевидению война выглядит энергичной и очень оправданной, когда в правильном направлении шагают подтянутые роты, выбритые командиры выдают на-гора обдуманные приказы, и, если случается беда, товарищи быстро приходят на помощь. В жизни война смотрится совсем по-другому — забытые на дорогах грязные и голодные рядовые, потерявшие своих командиров...
       Мобильные блокпосты вдоль Шатойской трассы — это один-два солдатика, осторожно выглядывающие из придорожных кустов, если те есть, и с ужасом всматривающиеся в пыльное пространство перед собой: убьют или пожалеют? Часть «мобильных» солдат вообще не двигается с места при приближении машин и продолжает сидеть на обочине с видом приговоренных.
       И тут очевиден следующий вопрос: почему на столь ответственной трассе — лишь убогие «мобильники», зато каждый блокпост в Грозном — это укрепленная крепость, где скопище дюжих наглых мужиков, значительная часть из которых — офицеры, и все они вооружены до зубов, тычут автоматами по твоим карманам и кошельку, безостановочно матерятся, и никогда не проходит кислый запах перегара?
       Спешить ли с ответом?.. Погожу. Потому что очень скоро дорога опять даст его сама. Ведь впереди — Старые Атаги, селение, которое сегодня, через два года от начала войны, уже открыто считается ваххабитским, сюда вернулись длиннобородые, и потому тут одно из самых тревожных и сложных мест в Чечне, куда отказываются заходить даже чеченские милиционеры, полагая, что это все равно что сознательно идти на смерть.
       А как же посты? Чем ближе к горам, тем даже «мобильные» скуднее. И особенно плохо экипированные и забитые солдаты будто назло — прямо у Старых Атагов. Они уже просто сидят на земле без всякого прикрытия, абсолютно ничем не защищенные. Нет никаких землянок, окопов, блиндажей, не заметно отцов-командиров... Вот и «строй тут щит в борьбе с международным терроризмом», как справедливо выразился в сердцах военный комендант Шатойского района полковник Виктор Мальчуков...
       Однако очередной ответ обязан был сложиться, и он складывается: либо СОЛДАТЫ ПОСТАВЛЕНЫ НА УНИЧТОЖЕНИЕ, либо ситуация перевернулась на 360 градусов и теперь они просто ОХРАНЯЮТ ТЕХ, КТО В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ БЫЛ ОБЪЯВЛЕН ИХ ВРАГОМ. Как называется такая война? И кому она нужна? И сколько ей, дьявольской, еще отмерено развратничать на этом пятачке европейской земли?..
       15 минут пути — и трасса наконец втягивает в Аргунское ущелье, где все окончательные точки над «i».
       — Позиции Шамиля, — комментируют те, кто рядом.
       — Бывшие позиции Шамиля? — уточняю, дабы не получилось ошибки. И позже, потом, неоднократно переспрашиваю то же самое у десятков жителей горных и предгорных сел — Вашиндорой, Борзой, Редухой, Асламбек-Шерипово и самого райцентра Шатой. — Бывшие, конечно?
       — Почему — бывшие? Они и сейчас — позиции Шамиля — так отвечали все. И других мнений услышать не пришлось: Шамиль Басаев — по-прежнему главное действующее лицо Аргунского ущелья. А как же сводки? Вечные бои? Потери? Демонстрация поверженных боевиков?
       — За 18 месяцев в 32 населенных пунктах нашего района не было ни единого подрыва фугаса и застреленного федерала, — говорит Сайдасан Дузаев, глава районной Шатойской администрации.
       — Не могу поверить. Вы всегда в сводках — чуть ли не как самый гибельный район...
       — Ни единого. Потому что мы за этим следим. Потому что нам нужен порядок. И мы делаем все, чтобы он был. Не важно, какими способами, — продолжает Сайдасан резко и нервно. — Порядок здесь — наша заслуга и наша работа. А вот Ханкале мир невыгоден. Но дураков сейчас нет — мы все понимаем, хоть и в горах. Нам фактически навязывают: у вас война, у вас война... Телефон иметь запрещено, рации нам не доверяют, народ обречен жить впроголодь при этой власти. А Ханкала, сумевшая раздолбать 300 населенных пунктов в эту войну, включая Грозный, фактически продолжает держать наготове в Грузии, за хребтом, у нас под боком — три населенных пункта, набитых до зубов вооруженными людьми, — и когда надо, они оттуда приходят!.. И вечно — прорываются. То «300 всадников», то «гелаевцы», то еще кто-то... И это все — вместо того чтобы налаживать нормальную жизнь...
       Спрашиваю о боях в Веденском районе — тех, что недавно шли тут совсем поблизости и, если верить официальной пропаганде, продолжаются до сих пор:
       — Если там бои или обстрелы, вам слышно?
       — Конечно. Три километра до них.
       — Так было ли слышно?
       — Нет.
       И я ничего не слышу... Так где же она, война? Столь умело поддерживаемая в сознании миллионов российских граждан путем демонстрируемых боевых действий? Той войны — виртуально-искусственной — нет. Зато есть другая — это война тишины.
       ...Небольшие горные села подчеркнуто пустынны. Тут нищие саманные дома, скудные кукурузные огороды и коровы с такими же выпирающими ребрами, как у людей, — все дружно голодают. Но люди терпеливо ждут гуманитарной помощи, а скотине катастрофически не хватает кормов: альпийские луга на хребте сплошь заминированы, и так и не удалось докричаться до саперов.
       — Чья у вас власть? — спрашиваю Абдурахмана Давлетукаева, главу сельсовета селения Халкилой (населенный пункт на 115 дворов уже за хребтом, по дороге на Шаро-Аргун и Дагестан). Он — старик и пользуется большим авторитетом.
       — Своя. Вы же не хотите брать власть. К нам никто не едет. Мы брошены выживать сами, — отвечает он. И рассказывает, сколько тут погибло людей под обстрелами и бомбежками после обещаний, данных лично ему, Давлетукаеву, федералами, — не стрелять по домам...
       — Били прицельно по медпункту. И теперь кто будет его восстанавливать? Если бы люди увидели, что это делает та власть, которая разрушила, то есть исправляет свои ошибки, они бы потянулись душой. Но...
       Мы прощаемся на минорной ноте, сельсовет гол, как курятник, и люди, собравшиеся «на чужих», искренне не понимают, в какой же стране они сейчас живут.
       Все то же самое повторяется и в поселке Асламбек-Шерипово, втором по величине в Шатойском районе. Арби Баканаев, глава местной администрации, говорит так:
       — У нас нет вашей власти. Вот уже больше года мы ее ждем да ждем. Села оголены. Будто они никому и не нужны. Хочешь, из Грузии иди, хочешь, на Дагестан. Мы очень боимся, что отряды пойдут, и вот тогда о нашем селе вспомнят и сметут с лица земли.
       — А где военные у вас?
       — Вывели. Рота одна осталась...
       Война в горах? И вдруг — вывели?.. Но молоденький ротный действительно стоит одиноко посреди нависающих над ним гор и обреченно рассматривает каждого новенького, появлявшегося на его личном горизонте, — враг? друг? На голове командира задиристо-весело ершится пшеничный чубчик, но это все, что в нем веселого.
       В Асламбек-Шерипове сегодня он остался одним-единственным командиром. И себе, и горстке бойцов. Над ним и вокруг — только горы, границы и перевалы, Грузия, война и смерть. Недавно отсюда вдруг передислоцировали всю 34-ю бригаду внутренних войск МВД — по неожиданному решению генералов. А эту, его роту, взяли да оставили. В подобное трудно поверить, но факт есть факт: безысходные глаза ротного — точно такие же, как и у «мобильных» солдатиков на трассе...
       — И какая же у вас в Асламбек-Шерипове власть сейчас? — последний вопрос Арби Баканаеву.
       — Своя собственная. Видите же...
       Следующее село на пути — и новые открытия. Пусть его название останется при мне, иначе это обязательно обернется там глупыми и жестокими массовыми зачистками. Подходит мужчина лет 40—45. И говорит:
       — Я — полевой командир. Я не воюю давно. Я поставлен сюда, чтобы следить за порядком. Чтобы все было нормально. Чтобы была власть.
       — Вы, выходит, СМОТРЯЩИЙ?
       — Да.
       Мы понимаем, что каждый из нас имеет в виду. Брошенная на землю власть никогда не остается не подобранной. И это и есть главный результат многомесячного ханкалинского вранья о положении в Аргунском ущелье.
       Так что же нужно Москве и Ханкале от горной Чечни? Стабильности? Мира? Порядка? Этих громогласно объявленных целей так называемой контртеррористической операции?
       Конечно, нет. Единственное, что требуется, — это хаос, горная анархия и неразбериха. И тогда сколь угодно долго можно будет держать этот пятачок земли на правах полигона по поддержанию войны. Захотел — разжег, подумал — притушил.
       Вот потому-то тут никого и не поймали, что никого не ловят. Потому-то «просачиваются отряды», что пропускают.
       — А вы лично кого сейчас боитесь тут больше всего? — вопрос вылетел сам собой. И один из руководителей Шатойского райотдела милиции, умудренный опытом человек, да к тому же в силу занимаемой должности весьма информированный о положении дел в своем районе, ответил после недолгих размышлений так:
       — Федералов боюсь. И боевиков, которые вместе с федералами, работают с ними в связке. Они беспредельщики и предатели.
       — Вы — о Шамиле? Чьи позиции тут поблизости?
       — И о нем тоже. (Фамилия этого офицера редакции известна, но в связи с откровенностью ответа и тяжестью возможных последствий решено сохранить ее в тайне.)
       Итак, вот и все, что происходит в Аргунском ущелье.
       Но так воевать можно бесконечно, скажете? Вы же об этом сейчас думаете?
       — Ко-неч-но, — как сказал командир Тамбовского ОМОНа полковник Владимир Чуксин. Славный, между прочим, человек — нервный, неспокойный, жесткий. Однако главное в полковнике, от чего он, собственно, и жесткий, — ясное понимание происходящего вокруг.

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, наш спец. корр., Шатойский район, Чечня
       27.08.2001