В МАХКЕТАХ УБИРАЮТ СВИДЕТЕЛЕЙ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

В МАХКЕТАХ УБИРАЮТ СВИДЕТЕЛЕЙ
Национальная ликвидация как норма отечественной жизни

       Двадцать два месяца назад в России началась вторая чеченская война. Теперь, в середине июля 2001 года, за плечами у страны — тысячи жертв. А впереди — новый ее этап.
       Военные называют его: «Приступить к ликвидации».
       Мы: «Махкетинская школа»

       ...Мы встречаемся с Айной, будто она — разведчик-нелегал, а я — связной из центра. С предосторожностями, достойными кинодетектива. Айна пробиралась к месту нашего свидания тайными тропами, путая маршруты и никак не афишируя, даже перед своими соседями, куда и зачем отправляется.
       Но вот беда, мы с Айной — никакие не подпольщики и нам вообще противно положение, в которое нас поставила власть. Ведь всего-то: Айна — вдова из селения Махкеты Веденского района, а я — журналист, желающий знать, что же там творится и почему уже несколько месяцев подряд Махкеты оцеплены и фактически изолированы от внешнего мира.

       КРАТКАЯ ПРЕДЫСТОРИЯ
       Есть в Веденском районе четыре села — собственно Махкеты, а также Товзени, Хоттуни и Сельментаузен. Они прилеплены друг к другу и представляют собой единый массив для не менее чем 25 тысяч человек. Всю минувшую зиму из этого анклава приходили письма-SOS: люди просили помочь им уехать прочь куда угодно, поскольку житья нет от набегов федералов, расквартированных на окраине Хоттуни, которые грабят, пытают в ямах, убивают, торгуют трупами... Дальше были командировка, проверка фактов, общение с бойцами сводного мобильного отряда (СМО) из-под Хоттуни, не принесшее удовольствия ни одной из сторон и завершившееся незаконным моим задержанием, последующие прокурорские проверки...

       И что?
       — А вы знаете, только что убит тот самый водитель, который отважился доехать тогда, в феврале, до Шали, чтобы сообщить за пределы Чечни о вашем аресте. Его отговаривали, а он сказал: «Надо спасать человека».
       — Как? Убит?
       — Подъехали военные, спросили имя. Сверились между собой — и расстреляли в упор. Это было 30 июня. Звали человека, спасшего вас, Имран.
       Значит, я живу ценой жизни Имрана?..
       — Но ведь то, что именно Имран поехал тогда в Шали и зачем он это делал, знали только в селе? Ваши люди? Значит, кто-то из них донес военным?
       — Конечно. У нас теперь столько стукачей, что не знаем, как быть. Федералы развращают наших людей, платят им — фактически за смерть односельчан. Я сама, идя на эту встречу, больше всего боялась стукачей. Военные приходят в села по их наводкам. Правда, спустя какое-то время они же их и уничтожают... Помните в Сельментаузене старый дом, куда мы ходили, чтобы встретиться с четырьмя мужчинами, только что выкупленными из ям на территории 45-го полка ВДВ?
       ...Отлично помню. Дом был совсем бедный. Семья ютилась в одной узенькой комнатушке с примитивной печкой, которую только и могла протопить собранным на подступах к лесу хворостом (в сам лес лучше не заходить — примут за боевика). Маленькие дети жались тогда к матери и с нескрываемым ужасом вместе с ней смотрели на гостью, обличьем похожую на тех людей, которые как-то забрали их отца, после чего тот вернулся домой весь избитый и больной.
       А хозяин дома? Я заранее знала его историю общения с военными — она была убийственна в своей унизительности (позвольте уж не расшифровывать — сами догадайтесь). Но хозяин, к удивлению, оказался веселым остроумным человеком одного со мной года рождения и поэтому тут же показался близким — мы ведь учились по одним учебникам и когда-то слушали одни детские радиосказки, о чем с удовольствием и поболтали... Хозяин совсем не жаловался на пытавших его федералов, чем и ошарашил. Он смеялся над ними... Говорил, растирая раздробленные пассатижами пальцы: «Несчастные... Придется же за все отвечать перед Богом. Какая разница, что мы называем его Аллахом...»
       — И его убили, — тихо произносит Айна. — Пришли, забрали, где-то расстреляли и труп выбросили на дорогу. Никто в селе не сомневается, почему так произошло: потому что рассказал вам о пытках над собой. Мы решили попросить вас даже сейчас не называть его имени в газете, чтобы семья выжила. Как бы на ней не отыгрались... А помните того черноволосого парня, что тогда сидел на самодельном топчане рядом с хозяином?
       — Конечно. Тоже веселый был и очень смешливый. Который еще успокаивал...
       — Да-да, он вам все говорил: «Да не расстраивайтесь так! Чечены — мы живучие. Вот меня никакая зараза не берет».
       — Это он так отвечал на вопрос, снятся ли ему по ночам пытки, через которые прошел...
       — Его тоже нет. Убили. Причем так же: пришли, уточнили фамилию, забрали. Только труп не выбросили, а заставили родственников выкупить. В итоге из пятерых мужчин, с которыми мы тогда разговаривали в Сельментаузене — в той комнате с печкой, — нет троих... А тракториста помните? Он чинил трактор у крайнего дома в Сельментаузене, и вы говорили с ним минут пятнадцать. Он вам рассказывал о набегах федералов, а вы его еще спросили: «А боевиков давно видели? Когда они приходили?»
       — Да, конечно. И он сказал: «Давно. Год назад. Когда отступали из Грозного. Зашли в село, сутки отсидели, федералы на эти сутки прекратили обстрелы, боевики отогрелись, помылись, пошли дальше — и тут-то начались у нас облавы...» Это его рассказ. Он у меня записан в блокноте.
       — Тракторист тоже застрелен... А помните людей, с которыми сидели ночью в Махкетах — и говорили, говорили, говорили? В комнату набилось тогда человек 20—25. Так половины теперь тоже нет на свете... Помните Таус Тагирову? Она так много вам рассказала, плакала. Двоих ее сыновей забрали прямо из дома в 45-й полк, и уже два месяца ничего о них не известно — пропали... Помните Магомедхаджиевых? Харона и его жену? Той ночью жена Харона долго-долго говорила. Так забрали Харона, избили на глазах у шестерых детей, уволокли, и тоже почти уже два месяца ничего не известно... Люди не знают, что делать дальше. Похороны — каждый день... — говорит Айна, и глаза у нее совсем сухие.
       — Айна, а как же Каламанов? Села, наверное, обращались к нему, когда начался весь этот кровавый поток? Ведь он — спецпредставитель президента по соблюдению прав человека в Чечне!
       — Да, писали, — отвечает Айна. — Умоляли разобраться. Нам даже сказали, что он приедет в села, назначили день. И мы собрались — сотни людей. Но вышел какой-то офицер и сообщил, что ничего не будет... Каламанов так и не появился. Потом мы писали в Гудермес — Кадырову, Ильясову, прокурору Чечни. Эффект тот же. Никакой реакции. Будто мы — жители другой страны.

       Что же делать дальше? Чем можно помочь Махкетам и окружающим их селам? Как прервать кровавую цепочку?
       Помощь, на наш взгляд, делится на две части. Первая — глобальная. Идеологическая, если хотите. Состоит она в следующем: необходимо наконец довести власть до состояния, когда она обязана будет дать ответ на конкретный вопрос. И этим мы, газета, конечно же, займемся — есть у нас за плечами, например, опыт борьбы за Грозненский дом престарелых.
       Но вот вопрос: зачем, спрашивается, в стране Главная военная прокуратура? И ее глава Михаил Кислицын? И иже с ним — прокурорский генералитет?.. Может, кто-то и понимает, а я лично нет. Ведь это они, прокурорские десанты, в марте—апреле проводили в Махкетах и сводном мобильном отряде массу проверок, о чем не забывали публично отчитываться: опрашивали десятки людей, что-то фиксировали и протоколировали! Ведь они же допрашивали и меня, особенно интересуясь фамилиями свидетелей, просили назвать их, взывали к гражданскому чувству, мотивируя требование тем, что нужно поехать и уговорить конкретных людей написать заявления о случившихся с ними трагедиях! (Только вот журналисты не имеют права разглашать свои источники...)
       Следующий вопрос: почему — и это обращение к главному военному прокурору Кислицыну — после отъезда сформированной им бригады из Веденского района смерть постучалась в дома именно свидетелей? Да, в Махкетах сегодня полно своих чеченцев-стукачей. Но нет сомнений (сопоставляя факты и обстоятельства), что кто-то из прокурорских деятелей, отправленных в составе правоохранительного десанта в Веденский район, поделился-таки закрытой информацией с офицерами СМО! И значит, профессиональный прокурорский долг оказался непростительно нарушен.
       Вы, наверное, заметили: мы сейчас даже не говорим, что требуем помощи для махкетинцев от правительства Чечни, возглавляемого Станиславом Ильясовым. Потому что газета неоднократно обращалась в это правительство — именно по ситуации в Махкетах, Товзени, Хоттуни и Сельментаузене, которая куда хуже, чем даже при зачистках в Серноводске и Ассиновской, получивших широкую огласку.
       Обращались мы и к премьеру Ильясову лично. И к его первому заместителю по взаимодействию с силовыми структурами Юрию Эму лично. Эм же — полковник в отставке, еще недавно командовавший в Чечне полком. Обращались, полагая, что он-то, Эм, лично знающий всех старших офицеров в Чечне, сможет-таки разрядить обстановку.
       И что? Бесполезно. Все данные Эмом и Ильясовым слова — помочь, поддержать, посодействовать, разобраться (а такие слова были даны) — обернулись лишь еще более жестокими репрессиями против жителей этих сел.

       Смотрю на несчастную, загнанную в угол Айну, каждые пять минут разговора вспоминающую о собственных детях, оставленных сейчас в Махкетах. Ее трясет от одной мысли, что, пока ее не будет, с детьми может случиться что угодно... Смотрю на Айну и вспоминаю лицо полковника в отставке Эма и детали общения с ним. Сузив глаза, Эм тогда говорил: «Обещаю, там все будет нормально». И Айна меня понимает, потому что, оказывается, она тоже ездила к нему на прием, передавала коллективное письмо махкетинцев, доведенных до края. И Эм тоже пообещал Айне разобраться и нормализовать обстановку... Стоя на ступенях нового здания правительства ЧР в Грозном, я смотрела в глаза ему, Юрию Эму, обладателю звания Героя России, и он повторял: «Обещаю вам, все будет нормально».
       И после этого военный беспредел взметнулся с новой силой!
       Значит, что же получается? Невозможное открытие: теперь даже просить ни за кого нельзя? Чем больше просишь, тем хуже делаешь тем, за кого просишь?..
       Только сейчас понимаю непоправимую свою ошибку: мы ведь не договорились с Эмом о главном — о терминах. А они у нас с ним оказались совершенно разные. Мое «нормально» значит жизнь. Его «нормально» — это смерть. Не смог человек, утюживший танками чеченские села, переродиться и превратиться в агнца, голосующего за мир. И поэтому моей принципиальной ошибкой было искать у него защиты для махкетинцев.
       Но ошибку допустила и власть. Эму дали должность именно в расчете на мир, который он поможет установить. А он спонсирует дальнейшую войну. И конечный результат его личных усилий в Чечне пока один: в условиях методов, какими ведется вторая чеченская война, он — уже от имени гражданских властей — помогает созданию отрядов народного сопротивления. 12 июля пришло сообщение: в Веденском районе нашли и с боем обезвредили очередную банду боевиков, скрывавшуюся в лесу. Во-первых, не верю, что банда. Во-вторых, а как вы, собственно, хотели? Сила действия обязательно равна силе противодействия, и, скорее всего, по веденскому лесу бродили люди, решившие мстить или за своих замученных родных, или за пытки над собой.

       Отсюда и вторая часть помощи махкетинцам. На наш взгляд, она должна быть материальной. Нынешняя ситуация в Чечне такова, что для выживания людей совершенно недостаточно газетных статей, набитых эмоциями. Сегодня надо действовать — людям требуется конкретная, осязаемая поддержка.
       Передо мной — список учебников, необходимых Махкетинской сельской школе. Его тоже передала Айна. И совершенно не случайно, что это не список носильных вещей. В селе живут потрясающие люди. Каждый день балансируя между жизнью и смертью, они в то же время — подвижники хорошего образования для своих детей. Здесь — культ учителей. И поэтому Айну, снаряжая на встречу с журналистом, многие просили: убитых не вернуть, так найди тех, кто поможет в восстановлении сельской школы и школьной библиотеки.
       В переданном списке — 86 наименований учебников с 1-го по 11-й класс. Именно столько книг потребуется, чтобы средняя школа нормально заработала. Нелишне тут напомнить, почему махкетинская библиотека пуста. История учебников для чеченских детей такова: из Москвы они, бесплатные, вышли в достаточном количестве, а вот до адресатов не добрались. Директорам школ, а среди них и махкетинскому директору, просто предложили выкупить комплекты на складе республиканского министерства образования в Аргуне по 25 рублей за экземпляр. Прокуратура, ау!
       Так и осталась махкетинская школа без учебников. А тут и военные из СМО «подсобили», доведя до точки дело чеченских коррупционеров от образования. Как-то в мае было у федералов дурное настроение (опять же — прокуратура, ау!), вот и пальнули по зданию из всех видов оружия, и теперь к новому учебному году требуется не только сделать серьезный ремонт, но и собрать хотя бы минимальную библиотеку, от которой после обстрела остались рожки да ножки. И Айна все повторяла, будто я считаю по-другому: «Детям надо учиться. Вы понимаете?»

       Понимаю. Поэтому, исходя из случившегося, наше предложение к читателям очень простое: против зла, даже если оно наступает по всему фронту, есть всего лишь один эффективный способ борьбы — добро.
       Давайте соберем для Махкетов хорошую школьную библиотеку, найдем деньги на ремонт классов. А если повезет, то еще и пригласим в августе в Москву учителей, организовав для них специальную программу, которая поможет этому педагогическому коллективу, уже два года выполняющему свой долг в тяжелейшей военной осаде, все-таки 1 сентября 2001 года войти в махкетинские классы с новыми знаниями, настроем. Мы обращаемся и к махкетинцам — выходцам из этого большого чеченского села, давно живущим в Москве, Питере и других крупных городах: поддержите свою школу, ту, которая и вас когда-то вывела в мир...
       Да, сейчас в нашей стране глухо, как в танке. И душно, как в бронежилете. Но ведь это не навсегда. Танки вернутся на полигоны, бронежилеты сдадут на склад. И главное — через десяток лет, когда сегодняшние махкетинские первоклашки превратятся в выпускников, они вспомнят о нас — тех, кто понял, что помочь надо прежде всего им. И даже скажут нам спасибо.

       P.S.
       Для координации акции «Махкетинская школа» используйте пейджер 232 0000 (для аб.49883).

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
       16.07.2001