|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
НЕУГОДЕН К
СТРОЕВОЙ
Призыв в Чечне будет не
ранее, чем через год
Продолжается весенний
армейский призыв.
По всей стране — кроме
Чечни. Новый военный комиссар республики
полковник Анатолий Хрячков считает, что так и
должно быть. Об этом он заявил в интервью нашей
газете
ДОСЬЕ.
Хрячков Анатолий Иванович. В
Чечне — с февраля 2001 г. Это его первая
командировка в зону контртеррористической
операции. Ее срок — два года. Предыдущее место
службы — военный комиссар Сахалинской области.
На Сахалине отслужил 12 лет. Попал туда после
вывода войск из Афганистана. Родился и вырос в
Воронеже. Имеет три высших образования.
— Почему для
чеченских юношей сделано исключение при
призыве-2001?
— Пока еще идет
обсуждение, и решение должен принять Генштаб, но
моя точка зрения состоит в том, что никто к
призыву в Чечне не готов. И прежде всего мы — те,
кто будет призывать. Нет самого элементарного —
настоящих призывных комиссий, врачей, которые бы
произвели осмотр и исследования. Ведь
повсеместно в Чечне туберкулез...
Не готово, на мой взгляд, к
службе и большинство чеченской молодежи. Крайне
низок образовательный уровень, есть проблемы
национального характера... Например, мы послали 9
парней — по их желанию, без экзаменов, в порядке
поощрения — в Тольяттинское военное училище. И
все до одного вскоре вернулись! Прежде всего они
не выдержали нравов. Чеченский парень не может
себе представить, как он бегает с тряпкой, моет
полы, краны чистит... Правда, интересно следующее:
12 ребят — те, кто поехал учиться хоть и по нашему
направлению, но сдавал экзамены, а значит,
поступал на общих основаниях, — испытания пока
выдержали и до сих пор продолжают учиться в
военных училищах страны.
— Можно ли вас понять
так, что вам не нравится чеченский менталитет?
— Почему? Я просто
все очень хорошо понимаю и анализирую. Приехал в
Чечню с дискетой, где все — об исламе и
мусульманских традициях. А лично у меня в
республиканском военкомате отлично служат
множество чеченцев-офицеров. Расскажу об одном.
Исрапил — в прошлом десантник. Сейчас — у меня.
Недавно у него отобрали автомат солдаты, ехавшие
мимо на бронетранспортере. Да так отобрали, что
он ничего сделать не смог. А дальше было
следующее: Исрапил бежал 5 (!) километров за тем
БТРом — физически он очень крепкий человек. В
него стреляли в упор, с БТРа, а он продолжал
бежать навстречу пулям. Почему? Зачем?.. Потому
что для Исрапила честь превыше всего — чтобы
никто не смог сказать, что он отдал бандитам свое
оружие... Вот так. Я полностью доверяю людям,
подобным Исрапилу. Кстати, у меня прекрасный
офицер-чеченец — ответственный, например, за
оружейную комнату и расход патронов. Я горжусь
им.
— О вас говорят, что
вы ввели в военкомате сухой закон. Для частей,
дислоцированных в Чечне, это не просто редкость,
а из ряда вон выходящее событие. Как вас еще не
съели?.. Иногда кажется: тут пьют все где-то с
полудня, а потом, пьяные, стреляют, куда вынесет...
— Я сам не пью.
Категорический противник спиртного. На службе
этому быть места не может. Тем более в наших
условиях.
— Как вы смогли
переломить общее направление движения?
— Все зависит от
поведения офицеров. Сказал: здесь этого не будет.
Кто не согласен — уходите.
— Многие ушли?
— Да. И теперь у меня
никто не пьет. Также у меня введена жесткая форма
отчетности за использованные патроны.
— Не поверю. Ни за что.
— Пожалуйста,
смотрите, как это просто делается.
КОРОТКИЙ КОММЕНТАРИЙ.
И действительно, повел,
показал, доказал... Не придерешься. Надо
признаться, это был первый офицер за 19 месяцев
второй чеченской войны, который считал
непреложным правилом полностью подконтрольный
расход боеприпасов. И первый также, кто сумел тут
это наладить.
— А как же быть с
мифами о постоянных обстрелах со стороны
боевиков? Об отражении атак с вечера до утра?
— Для этого при
солдатах и находится офицер, чтобы
контролировать расход оружия. Но если офицер
пьян...
Мое наблюдение следующее:
получилось так, что в Чечне многие офицеры — не
лучшие. А теперь еще тут такая обозленность...
МАЛЕНЬКАЯ КАРТИНКА ИЗ
НЕДАВНЕГО ПРОШЛОГО.
Когда республиканский
военком приехал в феврале к новому месту своей
службы — военному коммиссариату ЧР, эта
организация представляла собой руины. И
моральные, и физические.
Вот что здесь было еще в
конце декабря 2000 года. ...Республиканский
военкомат — в Октябрьском районе Грозного,
располагается в бывшем здании Октябрьского РВК.
Во время штурма Грозного тут, конечно, был штаб
боевиков. И поэтому если стены и остались, то лишь
какие-то невразумительные и контурные. В конце
декабря пришлось проезжать мимо РВК.
Остановилась перекусить в крошечном кафе —
прямо рядом с военкоматом. Думала, безопаснее. В
кафе вовсю гудела кампашка. Было четыре часа.
Офицеры — лейтенанты с майором во главе, — как
выяснилось из разговоров, из РВК. Вместе с ними —
военкоматские контрактники и солдаты. Все
по-свински пьяны, но и продолжали употреблять.
Завис ничем не угомонный мат. Солдаты подносили
лейтенантам, те делились с солдатами водкой.
Картину разгула дополняли контрактники, то и
дело хватавшиеся за автоматы. Хозяйка кафе с
ужасом взирала на происходящее и показывала мне,
сколько пулевых дыр в ветхих дощатых стенах... «И
так каждый день после обеда», — повторяла она.
Смотреть на все это было не просто отвратительно
— офицеры, возглавлявшие пьяный дебош на тему
«Мы тут воюем, а вы...», вызывали тошнотворное
омерзение... И страх.
— Сколько в Чечне
призывников?
— Примерно 30 тысяч. И
эта цифра еще и занижена мною специально — для
предварительных расчетов. С первых дней в Чечне я
задаю всем вопрос — матерям, отцам, в
райадминистрациях, просто на улицах: «Каким вы
видите призыв в Чечне?» Моя точка зрения: если
призыв не поддержат родители, мы все равно ничего
не сделаем.
Ответ простых чеченцев
был точно такой же, как везде по России: «Пусть
служат рядом с домом». И я поддерживаю эту
позицию. Давайте призовем ребят в части ГО и ЧС,
здесь же, в Чечне, и в железнодорожные войска. Там
сейчас очень нужны руки. Причем призовем не всех
сразу, а человек 500, не больше: 300 — в МЧС,
остальных — на железную дорогу. Посмотрим, как
все пойдет, и лишь тогда увеличим призыв до 1500... В
Чечне сейчас с этим не надо торопиться. Если же
кто из ребят захочет поехать в другие регионы, а
также получить иные воинские специальности —
пожалуйста, за полгода присмотримся друг к другу
и поможем отправить. В армии сегодня примерно
тысяча специальностей и 700 учебок — выбор
большой, а Чечня остро нуждается в обученных
людях.
Впрочем, есть и другая
проблема: ведь и мы должны многое
продемонстрировать молодым чеченцам. Если мы их
не возьмем и не поможем им — их заберут другие,
те... Так что это путь навстречу. Думаю, за первые
полгода в армии надо хорошенько приглядеться к
новобранцам, отобрать лучших, способных, послать
в училища МВД, ВВ, МЮ. Здесь, в Чечне, должны
работать свои собственные кадры в первую
очередь.
Не могу не сказать честно
и о следующем: я еще не встретил ни одного
командира части, который бы хотел взять
солдат-чеченцев на службу... И надо что-то с этим
делать, приказами тут не возьмешь...
— Понятно, что
чеченских ребят вряд ли ждут в армии идеальные
условия... Ваше отношение к дедовщине?
— Я службу начинал
солдатом. Поэтому прошел махровую дедовщину и
потом ее выжигал.
— Из себя?
— Из других.
— А говорят, кто
испытал дедовщину, тот сам навсегда «дед»...
— Тот, кто не шакалил,
а боролся за свои права, как правило, потом не
хочет, чтобы другие испытали на себе подобное.
При этом, уверен, все равно в армии старшие должны
учить младших. Так повелось со времен Петра
Первого, и в этом был смысл. Все дело в методах.
— Ваше отношение к
профессиональной армии?
— Поверьте, офицеры
ждут ее, как Бога. Нам нужны обученные солдаты, а
не постоянные новенькие желторотики. Но и к сроку
отрапортовать о создании профессиональной армии
невозможно — дело тонкое. Это мне ясно.
— Что вас больше
всего поразило в Чечне, когда вы сюда приехали?
Разруха?
— Нет, разруху я
видел. Меня поразили тотальное расхождение слова
с делом у гражданских властей и поголовная
нелегальная добыча нефти.
— Вы надеялись, война
свернула этот бизнес?
— Да, я был уверен. А
получается, что наоборот — нефтебизнес еще
больше расцвел. Скважины везде и всюду. Продают
бензин почти все! Нефтевозы идут туда-сюда... А
госдобыча нефти при этом практически нулевая...
Загадка? В этой связи мне нравится цель, которую
поставил председатель правительства Станислав
Ильясов: бесполезно сейчас бороться с этим
бизнесом — его надо вытеснять. Например, быстро
восстанавливать бензоколонки и продавать там по
фиксированным ценам высокооктановое топливо
госкомпаний. Рынок все и решит.
— А вас не удивило в
Чечне, почему до сих пор не пойманы главари
боевиков?
— Мое мнение: они
все-таки в соседних республиках. Вроде и тут, но и
рядом. Реальность следующая: чеченцы, которые
продолжают жить в республике, прекрасно все зная,
да еще и боевики им самим сильно надоели, но они
все равно хотят, чтобы уничтожение главарей
произошло чужими руками — армии, МВД. Это меня
удивляет, но выход все равно есть: нужно в районах
создавать сильную власть, чтобы, наконец, было
понятно, где закон. Меня поражает, как грызутся
сейчас между собой главы районных администраций
— вместо работы! Вся Чечня построена на том, что
чиновники ждут деньги, не работают до их прихода
и ссорятся между собой...
— Самая мучительная
сегодняшняя чеченская проблема — тяжелейшие
взаимоотношения военных с гражданским
населением. Что делать с этим? Как понять друг
друга?
— Только
разговаривать, смотреть друг другу в глаза,
объясняться, понимая, что мы разные. И больше
ничего. Лично я это делаю с первого дня
командировки в Чечню. Военком — буфер между
военнослужащими и населением.
НЕОБХОДИМОЕ
ПОСЛЕСЛОВИЕ К РАЗГОВОРУ.
Анатолий Хрячков, без
сомнения, офицер новой формации в Чечне.
Мыслящий, знающий, заинтересованный в деле и,
главное, положительно настроенный,
непредубежденный. У него — три высших
образования. Последнее — юридический факультет
Дальневосточного госуниверситета, полковник
теперь — специалист по праву собственности.
Более того, сейчас, среди грозненских руин и
вечной стрельбы всех по всем, он пишет
кандидатскую диссертацию по проблемам
собственности. И поэтому временами начинает
рассуждать совсем не как полковник, а скорее как
менеджер.
— Знаете, мне в этом
здании спокойно существовать, — он обводит рукой
пока не слишком обустроенные стены
республиканского военкомата. — Это —
собственность Министерства обороны. С довоенных
времен. У нас все документы на руках. Никто
отнимать здание не станет. Вы даже не
представляете, как это важно. Некоторые
комендатуры заняли с налету помещения, а теперь
выясняется — они ведь кому-то принадлежат...
Например, Сбербанку, и надо переезжать и
обустраиваться на новом месте, что очень
непросто в наших условиях. Ситуация бывает еще
сложнее — настоящий собственник сейчас
выжидает, когда наступит более-менее спокойная
жизнь и можно будет забрать то, что твое. Уверен:
как только начнется выяснение вопросов
собственности в Чечне, «все начнется заново».
— Что — все?
— Война. Я слышу и
вижу это уже сейчас. Так что лучше все решить
заранее. Я как юрист вам говорю.
Беседовала Анна
ПОЛИТКОВСКАЯ, Чечня, Грозный
26.04.2001
|
|
|