АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ

(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская


  

БИОГРАФИЯ

ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»


СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…

АУДИО / ВИДЕО

СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

ВАШЕ СЛОВО


Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

ПАДЕНИЕ БЬЮЩИХ
Этнические чистки в Подмосковье
       
Рисунок С. Аруханова
   
       — Они заставляли нас раздетыми ползать по полу из комнаты в комнату...
       — Они ходили по нашим кроватям прямо в ботинках...
       — Они называли нас обезьянами, черными тварями...
       — Они плевали нам в лицо...
       — Они били нас по голове книгой «Судьба чечено-ингушского народа»...
       — Они драли у нас волосы...
       — А вы?..
       — Лично я? Я — Труффальдино. Который из Бергамо. У меня сейчас эта роль. А вообще-то я — Бес. Беслан Гайтукаев, староста группы. Сам из Грозного.
       — И вы тоже ползали по полу?
       — Да. Они мне кричали: «Задний ход! Заползай в комнату!» И я полз... Потом: «Хватит! Двигай обратно в коридор». И я опять полз...
       
       
28 марта студенты национальной чеченской театральной студии «Нахи», в октябре прошлого года созданной при Московском госуниверситете культуры и искусства для подготовки ядра будущей труппы грозненского театра, впервые не вышли на занятия. Причем в полном составе. 6 девушек, 19 юношей, художественный руководитель — профессор Мималт Солцаев, народный артист России, а также куратор — заслуженный артист и Кабардино-Балкарской, и Чечено-Ингушской АССР доцент Алихан Дидигов.
       Однако это была не забастовка и не массовый прогул с целью протеста. В 5.30 утра на пятый этаж общежития, где все они живут на улице Библиотечной в подмосковных Химках, без стука и звонков, орудуя кувалдами для взламывания дверей и замков, ворвался отряд крепких вооруженных дядек в масках и с собаками. Ловко, как наш спецназ при штурме захваченного террористами самолета, братва моментально рассредоточилась по комнатам, и уже через секунды у каждого «спящего» виска был автомат или пистолет.
       Следующий акт последовал без антракта, тут же: полусонных студентов-актеров принялись стаскивать за волосы с кроватей, одновременно избивая, пиная и вопя всяческую непотребную нецензурщину.
       Беслан—Труффальдино, староста, пришел в чувство первым — и зря. Он лишь еще больше разгневал захватчиков. Лежа в одном нижнем белье на полу, староста только и спросил: «А одеться можно?» И получил, во-первых, добротную зуботычину, во-вторых, витиеватый, с отборным матом, отпор. В-третьих, фразу с издевкой: «А чайку не принести?..» А дальше дюжий битюг в камуфляже и маске, но без имени, удостоверения или любого другого опознавательного для его личности знака распахнул балконную дверь, а другой аналогичного вида мужик протянул руку к входной...
       С того самого момента и на ближайшие три с лишним часа студенты, разложенные в одних трусах по полу, «прохлаждались» на весеннем утреннем сквозняке. Пока длился погром по национальному признаку.
       — Нас обзывали грязными чичами, обезьянами, черными тварями, быдлом, моджахедами, которых надо резать, чабанами... Говорили, что чеченцы всю жизнь пасли баранов, и они нам устроят возврат к пастушьей жизни. Вопили, что раз мы чеченцы — значит, во всем виноваты... — вспоминает Шудди Зайраев, элегантный юноша с манерами героя-любовника. Он — Сильвио из «Труффальдино».
       
       
Удивляет, что в его рассказе нет ни тени изумления. Только констатация. Эмоции перегорели еще в Чечне?.. Студентов в студию «Нахи» набирали по беженским лагерям и в Грозном, а там ведь теперь живут особые люди — привыкшие к геноциду больше, чем к завтраку.
       Самый младший в студии — Тимур Лалаев. Он — только что 17-летний. Худющий, улыбчивый, юркий и смешливый, будто Купидон на модернистской картине. В то утро его травили собаками: наверное, непоседливостью не приглянулся... У Тимура — роль как раз по характеру. Он готовит Хлестакова к весеннему переводному экзамену, и, видно, она ему идет, а он, заметно, ею очень гордится. О своих переживаниях, впрочем, в отличие от Хлестакова рассказывает скупо. Говорит о других:
       — Шудди больше других досталось. Они спросили: «Есть тут кто из Старопромысловского района?» Шудди ответил: «Я». И началось!.. «Мы туда, в Старопромысловский, в 95-м заходили... Сколько наших ребят там полегло...»
       Шудди—Сильвио, у которого действительно в паспорте прописка на одной из улиц Старопромысловского района Грозного, исколошматили вдосталь. А потом сказали, что теперь повезут его в лес, расстреливать, и закопают там в яме.
       — Вы о чем тогда подумали? Что просто пугают?
       — Нет. Решил, конец мне... С другими уже не шутили. Тимуру Батаеву и Орце Зухайраеву вырвали клочья волос...
       ...Так, постепенно, из криков и перебранок, выплыла разгадка страшного утра — кто же они, собственно, эти невменяемые хлопцы, что ввалились к студентам «Нахи» на рассвете? И главное — зачем?
       28 марта в Химках лютовал подмосковный РУБОП, 9-й его отряд, не раз и не два замеченный в последнее время в подобных «подвигах». На сей раз отряд к тому же объединился «по интересам» с областным СОБРом. Смысл-прикрытие — якобы проверка анонимного звонка на «02» о возможном месте нахождения тротила. Настоящая цель — поразмять душу в жесткой «адресной зачистке». Истинный повод к мероприятию один — национальность студентов.
       
       
– Вам было понятно, что же конкретно они хотят?
       — Нет. Абсолютно. Били, крушили. И все.
       ...По ходу зачистки выяснилось: большинство «масок» только что вернулись из боевой командировки в Чечню. Естественно, никакой реабилитации после войны, перед вступлением в мирную жизнь, они не прошли. И вот итог налицо: руки чешутся, головы шалеют, души, как только наступает рассвет, горят и требуют похода на зачистку, совсем как наркоманские вены — иглу.
       Постчеченский синдром обуревает тех, кто прошел через все мерзости нынешней чеченской войны, и накал внутренних страстей еще очень надолго остается душевным вулканом, требующим выхода.
       — Мы поняли, что им просто надо было на ком-то оторваться, — говорит грозненец Анзор Хадашев из комнаты № 34. Сейчас он репетирует мольеровского Сильвестра из «Плутней Скапена», и как полнейшие качели от виртуозно-утонченных сценических реалий — грубость окружающей действительности. Анзор, по-актерски кокетливо встряхивая шикарной смоляной кудрявой шевелюрой, продолжает: — В Чечне они — хозяева. Приехали сюда, и тут тоже хотят быть хозяевами. Мы — самая подходящая почва для этого. Если же серьезно, то у них — съехавшие «крыши». Зачем у меня забрали семейные фотографии? Зачем они им? Зачем забрали у другого нашего студента даже телефонную карту? И еще сгребли студенческие деньги, собранные на еду, — мы питаемся, как и большинство студентов, в складчину. Я заметил: они боятся всего. Когда нас подняли, чтобы везти в РУБОП на допрос, лишь слегка посмотришь им в глаза — тут же вопль: «Не смотреть в глаза! Хочешь запомнить?.. Отвернись!» Боятся, даже когда в масках. Разве это жизнь у себя дома?
       Впрочем, на каждой адской сковородке всегда есть место анекдоту. Даже если вперемешку с кровью. Тамерлан Дидигов — сын куратора театральной студии доцента Алихана Дидигова и выпускник Московской государственной юридической академии. Он живет вместе с отцом — тут же, в общежитии, в комнате № 37. В утро погрома отцу и сыну Дидиговым досталось больше всех. Быть может, потому, что Тамерлан не спал в тот момент, когда нагрянули камуфляжники, — он уже встал, чтобы не спеша собраться на госэкзамен. В то утро Тимур должен был сдавать гражданское право. И как только его попытались повалить на пол, он так и сказал: «Ну посмотрите мои бумаги! Какой я боевик? У меня сейчас экзамен по гражданскому праву!»
       Кто бы мог подумать, что бандитов это так разозлит: «Ах, ты еще и гражданское право изучаешь, обезьяна! Твое место — в горах. Отправляйся туда!» И дальше отца — 55-летнего доцента Дидигова — стали избивать до потери сознания прикладами, ногами. Плевали ему в лицо. Ходили по спине. Рвали одежду, выкручивали пальцы... Когда сын попросил за отца, Тамерлану надели наручники, заведя руки назад, вставили между ними автомат — и стали прокручивать его... Это — чистой воды пытка.
       Однако что же тут анекдотичного? Посреди этого расистского ада?.. Вот рассказ Тамерлана:
       — У нас в комнате лежали пачки номеров газеты «Державные ведомости». Потому что отец дружит с депутатом Госдумы Асламбеком Ахмедовичем Аслахановым, который, например, подарил студии «Нахи» машину «Газель». «Державные ведомости» выходят, как известно, не без помощи Аслаханова, а также при содействии и поддержке Совета Федерации, Госдумы и Центризбиркома. Кредо издания — идеология партии и фракции «Единство». Аслаханов иногда дает нам номера «Державных ведомостей», и мы распространяем их среди знакомых... Так вот, когда «маски» увидели эти пачки газет, они как закричат: «Что?! Антироссийскую пропаганду тут ведете!» Совершенно неграмотные люди — ничего не знают, не понимают, не читают.
       Анекдоты длились недолго. Когда доцент Дидигов от побоев потерял сознание, прямо на глазах у Тамерлана ему под подушку засунули пистолет. Дальше спросили: «Где пальто отца?» Сын показал, и тогда в карман опустили глушитель от пистолета... Обувь выбросили с балкона. Порвали все плакаты с изображением депутата Аслаханова. Забрали всю документацию студии «Нахи». 900 рублей. А также духи жены доцента... Сгребли в карманы все, что под руки попадалось: носки, ручки, мелочь с холодильника, остатки растворимого кофе, боксерские перчатки...
       Зачем? Ну носки, например?.. Потому, что так привыкли в Чечне. Зашел в дом — берешь, что захочешь. И никаких иных объяснений.
       Так — до полудня. Потом бойцы стали собираться. Они выстроили всех чеченских студентов-актеров в затылок друг другу и покомнатно стали сводить вниз, к машинам... Там, конечно, места на всех не хватало. И потому опять их били и унижали... Допросы в РУБОПе длились до вечера, и занятия 28-го студия прогуляла... Впрочем, у студентов осталось впечатление, что спрашивать их было особенно не о чем. Вот примерный перечень вопросов: воюют ли родители? где гексоген? видел ли боевиков? как относишься к армии?..
       Вывод студентов сегодня один: рубоповцы с собровцами просто душу отводили, израненную на войне... А наш вывод будет другим: мы — уже за опасной чертой. Не маргиналы-баркашовцы-лимоновцы, а представители правоохранительных органов — госслужащие по своему статусу, действующие от имени закона и Конституции, — провели в Химках настоящий погром по национальному признаку. И никто их не остановил — никакие прокуроры не прибежали, чтобы восстановить законность. Это значит, люди в погонах, абсолютно безнаказанно и беспрепятственно, не просто заняты разжиганием межнациональной розни, что автоматически влечет за собой уголовную ответственность, — они инициируют моноэтничность в стране, а значит, дальнейший ее распад по национальным квартирам, что, в свою очередь, неминуемо ведет к сепаратизму. Тому самому сепаратизму, с которым якобы борется президент Путин.
       
       
Напоследок — о нашей творческой интеллигенции и творческой среде. Негромкая она у нас — в который уже раз. На химкинский погром театральная корпорация отреагировала настолько апатично, будто в Москве не проживает армия весьма влиятельных актеров и режиссеров, исповедующих либеральные ценности.
       Реальность такова, что сейчас на помощь студентам пришли только их педагоги.
       «Я работаю в Институте культуры 25 лет. Преподаю русский язык. Сейчас учу ребят из чеченской студии. Они очень трудолюбивые, стремление учиться — огромное… После всего случившегося с ними я просто заболела, — голос Светланы Николаевны Дымовой, преподавателя Московского госуниверситета культуры и искусства, дрожит. — Первое, что я сказала им: «Знайте, это были бандиты, они могут прийти и к вам, и ко мне. Не отчаивайтесь! Мы, педагоги, очень хотим, чтобы вы у нас учились!» Я понимаю, что бандитов не найдут, никого не привлекут к ответственности, и это очень плохо. Ведь самое страшное, что они им кричали тогда: «Мы вам не дадим учиться в России!» Отношение педагогов, которые работают с «Нахи», — прямо противоположное. Я хочу, чтобы об этом все знали.
       ...Финал погрома оказался полностью в его же стиле. Вечером весь мужской состав студии «Нахи» просто-напросто отпустили на все четыре стороны, не предъявив никакого обвинения. При этом некоторые рубоповцы, как рассказывают студенты, пытались даже извиняться, уверяя, что это собровцы «плохие» — «торпеды, сначала бьют, потом думают».
       Но сейчас, согласитесь, это уже не важно — кто там из погромщиков был чуть «хуже»...
       Главное в другом: кто ответит за уголовно наказуемые деяния силами представителей правоохранительных органов, имевшие место 28 марта в подмосковном городе Химки, на улице Библиотечной, 23б? И в какой форме?
       Как и положено, мы попытались выяснять точку зрения второй стороны — следователя Лысенко. Однако от комментариев он умело уклонился, сославшись на закон, который ему это позволяет.
       Это значит слишком многое, принципиальное: из многих вариантов поведения господин Лысенко пока выбрал корпоративную немоту и курс на отмывание «своих» добела. Люди-то мы опытные и отлично знаем, когда следователи готовы обсуждать с журналистами очередное превышение служебных полномочий, совершенное коллегами, и когда — нет. Интуиция подсказывает, что в данном случае Лысенко вряд ли устоит на страже закона.
       
       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
       
09.04.2001
       

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»