ВЫ МНЕ ВСЕ ДОЛЖНЫ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

ВЫ МНЕ ВСЕ ДОЛЖНЫ
В стране бушует «чеченский» синдром

       Старший прапорщик Сергей Жмырев, 24-летний командир инженерно-саперной роты из Вятского оперативного батальона особого назначения, подорвался на мине в лесу под чеченским селением Джалка в конце октября прошлого года. Тогда его погрузили в вертолет как «двухсотый» — то есть труп. Однако он выжил. И теперь, повиснув всем телом на костылях, Сергей в тысячный раз рассматривает утепленную черную кожаную перчатку на своей правой руке. Рука эта все время мерзнет и странного черного цвета — будто обугленная.
       Мы стоим, подпирая унылую стену в больничном коридоре. Место действия — Главный военный клинический госпиталь внутренних войск МВД. Диагноз Жмырева: многооскольчатый перелом правого бедра со смещением, многооскольчатый перелом нижней челюсти, перелом правой руки с поражением локтевого нерва... Рука у него неумолимо сохнет, во рту осталось 14 зубов.
       — У меня очень хороший лечащий врач, Николай Геннадьевич. И вообще, все врачи тут хорошие, — говорит он. — Но все равно нашу боль никто не понимает. От нас отмахиваются... А я совсем калека. Мать мучается...
       В России, как известно, сейчас мода на конец войны. Обывателю надоели бесконечные страдания и напоминания, властям — тратить деньги. И всем вместе хочется побыстрее свернуть и отправить в самый дальний ящик памяти то, что именуется угрожающим словом «Чечня».
       Всем — кроме тех, кто там побывал. И более того, был ранен. Они считают свою боль единственной и неповторимой и знать не хотят, что уже не в струе. Отсюда и конфликты.
       Мы встретились с Сергеем не просто так. Группа женщин — матерей изувеченных на войне солдат, находящихся на лечении в столичных и подмосковных военных госпиталях, обратилась за помощью в Союз комитетов солдатских матерей России. Позиция матерей такова: сыновей стараются выпихнуть из госпиталей как можно раньше, наспех завершив лечение и не дожидаясь хороших протезов, чтобы потом, после увольнения, семьи сами платили за все в системе общего здравоохранения и собеса. Учитывая же, что стоимость протеза — несколько тысяч долларов, матери прекрасно понимают, что никогда на это не заработают... В результате женщины обвиняют власть, которая в данный момент предстает перед ними в лице госпитальной администрации, в циничном прагматизме: они уверены, что, так как искромсанные, но уцелевшие тела их сыновей государству больше не нужны, командование нагло экономит на них...
       Любовь Григорьевна Жмырева, мама Сергея — одна из тех, кто побывал у «солдатских матерей». Она просила помочь в поисках такой больницы, где из пробитой Сережиной кисти смогут сложить новую (в госпитале это делать отказались), чтобы получилось, как раньше, чтобы выкинул сын эту проклятую черную перчатку. И угомонился бы...
       На Любовь Григорьевну больно смотреть: нищета из каждого шва. Старые юбки, старая обувь, старое поношенное пальтишко в пятнадцатиградусный мороз, черты красивого лица будто стерлись под печатью окончательно победившего пессимизма в глазах. У Любови Григорьевны в жизни — один сын и один муж. Муж, военный медик, получил тяжелую контузию на первой чеченской войне и уже несколько лет кричит по ночам что есть мочи — «воюет», пребывая в перманентном нервном срыве, и поэтому потерял работу. А сын изуродован на второй. Из чего тут вылепить оптимизм?
       Единственное, чего хочет Любовь Григорьевна, — чтобы сын успокоился. Но у Сергея «чеченский» синдром полыхает на полную катушку. Старший прапорщик намерен побыстрее долечиться до такой степени, чтобы его оставили в армии, и вновь отправиться в командировку в Чечню. Мстить.
       — Кому?
       — Кто меня изуродовал.
       — Но их уже не вычислить! Не найти!
       — Всем остальным. Они со мной вот что сделали — я сделаю с ними во сто раз хуже. Только надо вылечиться...
       А врачи, как назло, тянут. И это — корень всей проблемы. Владимир Хареба, заведующий тем отделением госпиталя, где сейчас находится Сергей Жмырев, показывает рентгеновские снимки его руки и ноги, и даже не специалисту становится все ясно.
       — Нога очень разрушена, когда срастется, никому не известно.
       Пуля в Сережиной руке все так перемешала, что теперь это просто костная мука, сплавившаяся в единый массив на месте сустава. Операций по сбору подобных костных осколков в прежнее положение человечество еще не придумало. И вот когда Сергею и Любови Григорьевне намекнули на непреодолимость последствий ранения, мама, конечно, обиделась и пошла искать правду в другое место... Измученная Любовь Григорьевна объясняет, что никого не хотела тем самым обидеть: «Но и меня можно понять. Правда?»
       Конечно, правда. Однако страдания от безысходности далеко не всегда протекают по-людски. 7 февраля Алексею Шунину, также подорвавшемуся на мине, сделали пятую по счету операцию — на почве ранения у него развился остеомиелит, очень коварное заболевание. И Алексей измучен, и родители его. Врачи, зная, что возвращаться парню предстоит в глубинку, в Вологодскую область, где не найти хороших протезистов, всеми правдами и неправдами пытаются спасти Алексею ногу от ампутации.
       — Мы давно бы ее должны были отнять... — объясняет доктор Николай Мульменко. — Но стараемся до последнего...
       Но родители подозревают, что их просто водят за нос. И перешли в наступление... Почему нескольких раненых бойцов отправили на лечение в Германию? А нашего — нет? Почему выгодных спонсоров привели на третий этаж? А не на второй? Почему в соседнюю палату — плеер, а моему только галстук?.. Как выбить «боевые» сына?
       — На наших глазах война превращается в рынок по выбиванию из государства всего чего только можно. Родители откровенно спекулируют на несчастьях своих детей. И мы отвечаем за эти жесткие слова, — комментируют врачи. — Доходит до того, что некоторых не слишком интересует состояние здоровья сыновей — их волнуют спонсоры, привилегии. Ранение сына как шанс хорошо заработать всей семье... Нужное и ненужное. Хватательный рефлекс оказался выше материнского, а Чечня — выгодным делом...
       Тимофей Лейднер — нагловатый светлоглазый парень, и держится с вызовом. Но он без руки, и еще все лицо изрезано осколками... Тимофей — солдат-срочник родом из Алтайского края, проходил службу в Грозном (в/ч 3723). 24 ноября в расположение части залетела граната, и Тимофей схватил ее, пытаясь отбросить в сторону. Граната разорвалась в руке, чем он и спас жизни сразу нескольких человек, своих сослуживцев. Результат — Тимофей изрешечен десятками осколков, а правую руку оторвало. Спасенные же сослуживцы даже с Новым годом Тимофея забыли поздравить, а от родного государства рядовой Лейднер получил не слишком симпатичный, прямо скажем, протез.
       — Советский... — презрительно говорит солдат, показывая желтое «нечто».
       Конечно, любая барышня сбежит, как только это заметит.
       — Зато 42 насадки... — парируют врачи. — И надежный. Поймите, не надо ребят ориентировать на биопротезы! Пока это не для нас!
       Врачи имеют в виду не лирику — свидания при луне, а жестокую правду нашей жизни. Насадками они называют специальные приспособления, с помощью которых напрямую к протезу подсоединяются в данном случае 42 разных инструмента. И человек может слесарить, ремонтировать, брать в свою новую «руку» все столовые приборы... 19-летнему Лейднеру отныне доступны 42 операции. Врачи уверяют, что в российских условиях это — высший класс. А биопротезы стоимостью 30–40 тысяч долларов — это компьютеры, работающие от сохранившихся у человека живых импульсов, и косметически очень симпатичные. В России, говорят доктора, широко практиковать пока невозможно. Потому что в провинции, из которой по большей части и состоит наша страна, чинить их совершенно негде, и парень, получивший в Москве биопротез, обречен в скором времени оказаться вообще без искусственной руки... Врачи знают, о чем говорят: все последствия они уже видели, слышали, поняли...
       Однако солдат Лейднер смертельно обижен на весь мир — и за спасенных неблагодарных товарищей, и за страшный протез... И все свое раздражение он, конечно, обратил на госпиталь — пока больше не на кого. Тимофей решил госпиталь наказать, чем может. По ныне действующим правилам солдат, излечившись после ранения, должен ехать в свою часть, чтобы там получить «боевые» — деньги за участие в боях, а также справку, подтверждающую, где получена травма. Госпиталь не имеет права это делать самостоятельно. Более того, то свидетельство о болезни, которое он дает при выписке, не принимают к рассмотрению специальные комиссии по месту жительства, назначающие военную пенсию. Инструкция дурная, но какая есть: нет справки из части, подтверждающей ранение в боях, — нет военной пенсии, а только обычная, инвалидная, куда меньшая... И значит, опять обиды, слезы матерей, чувство тотальной непонятости... И хотя государство, конечно же, оплачивает раненому и сопровождающим его родным весь проезд — в часть, а потом домой, «чеченцы» воспринимают процедуру как оскорбление: вот, мол, мы за вас кровь проливали, а вы не хотите даже выправить нам все документы в госпитале, чтобы ехать прямо домой...
       — Но при чем тут врачи? — спрашивают врачи, обязанные лишь лечить.
       Конечно, ни при чем, если правительство, затеявшее войну, издало соответствующее издевательское постановление. Но мама Тимофея Лейднера, Валентина Николаевна, смогла найти всякие лазейки, чтобы госпиталь получил телеграмму «сверху»: оставить Тимофея на месте и чтобы все бумаги ему привезли прямо в палату... И госпиталь подчинился. Теперь лежит Тимофей уже три недели без всякого лечения — просто занимает место. Коек же в 400-коечном госпитале катастрофически не хватает, а самолеты все летят с Кавказа с новой порцией груженых носилок и новоиспеченных тяжелораненых располагают в коридоре...
       — Вы все мне должны, — отбивает слова Тимофей. И даже не замечает, как оскорбительно его поведение для других, таких же, как он, «чеченцев». Среди жаловавшихся в Союз комитетов солдатских матерей была и мама Андрея Новоковского из Краснодарского края. 4 ноября Андрею оторвало ногу в Грозном, на фугасе. Ему сделали протез в Москве и отправили, безногого, за бумагами в часть в Волгоградскую область. На глазах у безрукого Лейднера, которого путем «большой волосатой руки» оставили лежать. Возможно, Лейднер прав — кто-то ему должен. Но это не Новоковский.
       Итак, что же происходит? Что стоит за жалобами матерей и поведением раненых «чеченцев»?
       Главное — нищая страна-авантюристка не готова ни к войне, ни к миру после войны. Наш бюджет неспособен выдержать ни продолжения боев, ни их окончания, неизбежно влекущего за собой большие расходы на протезы, инвалидные коляски, длительное лечение. Ни военный бюджет — там по-прежнему нет соответствующих строк. Ни наш общий гражданский карман — там тоже нет соответствующих строк. Мы оказались в тупике в связи с Чечней, да еще к тому же осложненном непростым моральным климатом: в искалеченных головах и душах «чеченцев» сегодня чудовищный коктейль. С одной стороны, они, не моргнув глазом, пропоют тебе идеологическую «песню о главном» — что честно отвоевали за страну, против терроризма и поэтому внесли свою лепту в спасение России. С другой — они же рэкетируют это свое государство! И это не просто плохо воспитанные молодые люди и их родители, сломленные нищетой по месту жительства, — дело куда серьезнее. ОНИ НИ НА ЙОТУ НЕ ДОВЕРЯЮТ ГОСУДАРСТВУ, ЗА КОТОРОЕ ВОЕВАЛИ. Значит, воевали только за «боевые»? Значит, коммерческая война? И только коммерческая? Значит, и результат требуют, хоть и с потерей здоровья, но с материальной выгодой?..
       Вот такой у нас «чеченский» синдром — с уникальным финансовым вектором. И в этом смысле не похожий ни на «вьетнамский» в США, ни на «сербский» в бывшей Югославии. Потому что война у нас получилась — вранье, враньем запряженное и враньем погоняемое... Никуда не деться от реальности: армия, развращенная преступными методами ведения войны в Чечне, молчаливо допущенная там мародерствовать и хапать, приученная на Кавказе к немыслимым безобразиям, приступила к мародерству, вернувшись с поля боя. Ареал отмороженности медленно, но верно расширяется.
       Так что же из этого всего выйдет в конце-то концов? Какие люди будут населять нашу территорию через десяток лет? Не похлеще ли носителей двойной морали советского образца...
       Нас могут спасти только скорейшим образом разворачиваемые специальные реабилитационные центры. Воины, прошедшие Чечню, должны возвращаться в гражданский мир исключительно через них. Экономия на психиатрах, которые только и способны сейчас спасти «чеченцев» от самих себя, а общество — от «чеченцев», равнозначна преступлению против страны.
       Многим в госпитале задавала вопрос: «А если не оставят на службе по здоровью? Что тогда делать будете?»
       Вот ответ, у большинства он был одинаков: «Пойду в бандиты. Все равно мстить. Всем. Подряд».
       Итак, в России мода на конец войны?..

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
       15.02.2001