 |
 |
 |
 |
 |
 |
АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
ЕВРЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ
Совсем простая история. О
детях, которым повезло. И которым не очень
Если на кого и похож сейчас Алихан, то
на наследного лорда — хорошими манерами и мягким
обхождением.
А Ильяс? Лишь на
зашуганную дворняжку. Голодную, холодную и
битую-перебитую...
Алихан, приветливо и
почтительно рассуждая о памятниках мировой
культуры, неназойливо советует, что следует
посмотреть в Израиле непременно, если вы там
окажетесь впервые.
А как же Ильяс? Апатично
ковыряя пальцем обшарпанную стенку, он
предпочитает молчать.
— Ты сколько классов
окончил? А, Ильяс?
— Не знаю...
И спустя длинную паузу:
— Не помню...
Может, в возрасте
загвоздка — почему они такие разные?
Действительно, Ильяс выглядит где-то на 10—12,
Алихан — на все 17...
Но выясняется — Алихану
лишь 15 лет, а Ильясу — уже 14... Значит, и тут
разница не принципиальна и не в пользу Ильяса.
Остальные исходные у обоих одинаковы, хуже не
бывает: они — грозненцы, дети военного времени и
беженцы из Чечни. Одним миром мазаны — бездомные,
нищие, без особенных перспектив на сытое
обеспеченное будущее. Обитают в
Кабардино-Балкарии на птичьих правах — причем
через дорогу друг от друга. Ильяс — в 5-м корпусе
нальчикского пансионата «Эльбрус», Алихан — в
7-м. Вот-вот обоих выкинут в неизвестном
направлении. Если и есть внешние различия между
подростками, то они состоят лишь в том, что у
Ильяса, хоть он весь дергается и выглядит
затравленным, существует хотя бы мама. А Алихан,
спокойный и вежливый, давным-давно детдомовец, с
трех лет...
А теперь — о нас. Каждый,
конечно же, не раз слышал разговоры о
бесперспективности чеченских детей. Мол, в
условиях войны они — уже почти десятилетие
стрелять умеют, считать — нет, голодать и
выживать научились блестяще, думать и быть
людьми — увы... Чем дальше война, тем более
склоняется общественное мнение к выводу дурному,
но сулящему нам дальнейшую всеобщую
безответственность: что этих детей вряд ли уже
кто-то отогреет и приведет в нормальное
состояние, что это крест страны на долгие годы и
поколения...
Одно дело — чувствовать,
что все это бредни и наше плутовство. Совсем
другое — получить доказательства. Оказалось,
скорость чуда — превращения психически
надломленного ребенка, свидетеля катастроф и
кровавых ужасов, вывезенного из воюющей Чечни, в
благополучного и привычного — всего каких-то
пять месяцев. И именно это чудо недавно случилось
с Алиханом Орцхановым...
АЛИХАН И ЕГО КОМАНДА
До войны в Грозном было
два детдома. В Старопромысловском районе — № 1,
который был эвакуирован в Надтеречный район
Чечни. И № 2 — на улице Киевской, 49, в микрорайоне
«Олимпийский». 28 сентября прошлого года, когда
стало ясно, что бомбежки города еще долго не
прекратятся, детей с Киевской улицы в Грозном
эвакуировали в Ингушетию и поселили в бывший
пионерлагерь в районе станицы Троицкой. Туда-то и
приехали как-то представители известной
сионистской организации «Сохнут», занятой, как
известно, собирательством евреев по всему миру.
Дело в том, что во 2-м детдоме с трехлетнего
возраста воспитывалась девочка-еврейка — Наташа
Сучкова. И вот, узнав об этом, государство Израиль
через «Сохнут» предложило Наташе уехать на
историческую родину.
Но Наташа ответила так:
«Одна не поеду — только вместе с детдомом. Или
везете всех — или никого».
Результат ультиматума
получился ошеломительный — Израиль пригласил к
себе 52 человека — всех детей-сирот с
воспитателями и их семьями. Ингуши, чеченцы,
русские, украинец... 14 мая 1999 года «Сохнут» довез
2-й детдом в полном составе до Пятигорска, а
оттуда — самолетом в Тель-Авив.
— Нас поселили в кибуце —
это такая еврейская деревня, — рассказывает
Алихан Орцханов. — Там все много работают и умеют
отдыхать. Наш кибуц назывался «Адасса-наурим».
Это рядом с Иорданией, но и от Тель-Авива
недалеко. По три раза в неделю нас возили на
разные экскурсии. Мы изучили весь Израиль В
остальное время — учеба, спорт... Просто отлично.
Нам было очень хорошо.
Мариам Домбаева, дочь
директора интерната Асланбека и по
совместительству воспитательница, отсылает
Алихана по какому-то делу и говорит то, что не
хотела в его присутствии:
— Среди наших ребят было
много энуретиков — мочились под себя от
пережитых бомбежек и обстрелов. Пока были в
Ингушетии, давали лекарства — и никакого
результата... В Израиле все быстро прекратилось.
Без всяких таблеток. Взяли да и вылечились.
Просто от человеческой жизни...
Собственно, итог
израилетерапии налицо: 36 совершенно нормальных
детей — от трех до семнадцати. Любопытное и
неожиданное ощущение спустя какое-то время
общения с ними: и Алихан, и другие воспитанники
2-го детдома разговаривают с тобой, как с ровней,
свободно, непринужденно, раскованно, — и это
именно то, что часто отличает людей западного
мира от нашего... А если вспомнить еще, что все
дети — грозненские, то удивление становится
просто безграничным. Нигде — ни в беженских
лагерях, ни в чеченских поселениях — сегодня
ничего подобного, как правило, не встретить. Люди,
а тем более дети, там нервные, надрывные,
опущенные, ушедшие в себя так глубоко, что не
достучаться...
Неужели это и есть рецепт:
небольшая доза сытой, спокойной и занятой
полезными делами жизни — и комплексы долой?
ДОМОЙ!
Через четыре месяца всем
без исключения детям и взрослым предложили
остаться в Израиле. С гарантией работы и
образования... Но все они сказали: «Домой».
— Сначала было здорово —
мы купались в удовольствиях. А потом вдруг очень
заскучали по дому, — продолжает Алихан.
— А что вы считаете домом?
— Грозный, наш интернат.
— Но там ведь одни стены?
— Ну и что...
14 ноября Наташа Сучкова
проводила «своих» на Кавказ, а сама все же решила
остаться в Израиле. Когда дети прилетели обратно
в Пятигорск, потребовались два «Икаруса», чтобы
довезти до Нальчика, куда решили временно
поселить сирот, все, что им надарили. Велосипеды,
игрушки, тетради, книги, ручки, одежда и обувь — и
сейчас носить, и на вырост. Приданого у каждого из
воспитанников получилось так много, что хватит
года на два.
— Жаль, пока не знаем, что
с нами будет дальше, — ничего не известно: где
будем жить, где дети станут учиться... — говорит
воспитатель Азиз Дадагов. — В Нальчике нас
поселили в пансионате «Эльбрус». Здесь хорошо,
чисто, кормят. Но долго такую ораву здесь держать
не могут — нужно платить за проживание и питание.
А кто это будет делать? В Грозный возвращаться
тоже невозможно... Получился прежний тупик: за
границей мы, выходит, люди, на родине — на птичьих
правах. Пока, тем не менее, решение детей — жить
дома. Хоть его и нет.
— Не жалеете, что
вернулись? Может, все-таки стоило остаться в
Израиле? Получить образование? А потом уж решать,
где жить и где ты нужнее... — это вопрос Алихану.
— Нет. Мы — дети своих гор
и своей страны. Приехали в Нальчик поздно вечером
и тут же побежали в столовую: так захотелось всем
нашей каши...
— И была каша?
— Нет. В это время
столовая закрыта.
— А горы?
— Дождались рассвета и
вылетели на улицу — смотреть на наши горы.
Все время этого долгого
разговора на диванчике поблизости сидела
женщина. Молча и внимательно слушала. Тяжко
вздыхала, терла слезящиеся глаза. Радоваться бы
за 2-й интернат, а она плакала и приговаривала:
«Надо было оставаться. Пока оставляют...» На лице
— тоска, страх, безысходность и все то, что
отличает человека нормального от погруженного в
тяжелейшую депрессию.
Шарипат Махмудова —
сотрудница министерства образования Чечни. Она
привезла на отдых в Кабардино-Балкарию более 500
грозненских детей сроком на 30 дней, и их поселили
тоже в «Эльбрус». Так встретились два мира:
«израильские» сироты и только что вырвавшиеся
прямо из военного пекла. Первые — одеты, довольны
и чувствуют себя отлично. Вторые производят
непростое впечатление: явно отстают в развитии,
худы, бледны, разуты-раздеты, расторможены.
В комнату влетает
крошечный парнишка. Он кашляет, надрывая легкие,
— наверное, тяжелый бронхит или того похуже. Он
очень раздражен — похоже, в гневе никого и ничего
не видит. Выкрикивает что-то на лету в сторону
Шарипат, та ему отвечает в том же ключе. Оба на
взводе — искры летят... И мальчик убегает,
недовольный, готовый драться, биться, кусаться —
как уж там придется.
— Мы с ними не дружим, —
констатирует Алихан. — Хотя и понимаем, что они
не виноваты. Мы сами такие были. Но дружить с ними
еще невозможно.
Шарипат соглашается:
— Как мы сюда приехали,
так считаем дни. Вот через 28 дней обратно... Через
25, 23... Никому не хочется обратно. Но деваться нам
некуда. Возвращаться придется. А всем очень
страшно... Поверьте.
— Из чего состоит ваш
отдых в Нальчике?
— Событий тут мало. В
основном сидим в пансионате. Наши дети вырвались
из дома — и тут же заболели. Поголовно! Потому что
расслабились. Ведь в Грозном ты живешь, мобилизуя
все свои силы: надо выживать, отовсюду стреляют,
холодно, сыро. А тут нет обстрелов, тепло, сухо — и
дети раскисли... Провели медицинское
обследование здесь — и все оказались больны, в
чем я не сомневалась. Однако здесь не лечат — не
предусмотрено. Нам лишь констатировали болезни,
не более. Так что с чем приехали — с тем и уедем. Я
очень благодарна властям Кабардино-Балкарии, но
наших детей не принимают в больницы Нальчика
даже в тяжелом состоянии. Говорят, давайте полис.
А откуда он у нас? Так что у кого в Грозном был
энурез, у того он и останется... Если бы нас
вывезли в Израиль — мы бы воспользовались
шансом... Бежать надо отсюда, чтобы стать людьми.
ПУТЬ ИЛЬЯСА
В 5-м корпусе пансионата
«Эльбрус» семья Ильяса Досхоева занимает
комнату № 231. Это небольшой загончик-пенал с
самодельными нарами, мерзлым полом и нищетой,
которая стреляет глазами изо всех углов.
Зухра Досхоева, мама
Ильяса, сразу переходит на крик с рыданиями, а
Ильяс опускается у стены на корточки и утыкает
лицо в колени, чтобы больше не произнести ни
звука. Зухра бросает на пол сумку, и маленький
мальчик, только что научившийся ходить (внук
Зухры), неуклюже вынимает оттуда куриные потроха.
— Голод у нас — это самое
лучшее, что мы едим... Думаю, лучше бы нас добили в
Грозном, чем здесь мучить! Каждый день могут
нагрянуть милиционеры и вы-
швырнуть на улицу. Наших
детей выкинули из школы. Путь в институты
запрещен. Работать нельзя.
Подавляющее большинство
живущих в этом корпусе людей — беженцы со стажем,
застряли тут еще с первой войны. Во-первых, в
ожидании обещанных государством компенсаций за
свое разрушенное (в основном в Грозном) жилье.
Во-вторых, не имея политической возможности
вернуться домой — главным образом тут оказались
представители ичкерийской оппозиции.
Беженские дети из 5-го
корпуса год за годом растут под такой, как у
Зухры, ежедневный вой и склоки взрослых. Мужчины
нигде не могут найти работу. Женщинам не из чего
приготовить еду, и они кричат на мужчин. Есть
несколько семей, где от всего пережитого у женщин
развились тяжелые психические расстройства, но
они, буйные, грязные и невменяемые, продолжают
бродить по тем же этажам, где играют в салочки
дети, которых давно повыгоняли из школ за то, что
у них нет кабардино-балкарской регистрации, а в
кабардино-балкарской регистрации родителям
отказано, потому что вот-вот должны быть
выплачены компенсации и люди тогда съедут из
«Эльбруса», но компенсаций все нет, годами нет...
Свинцовая атмосфера вечного ожидания, которое
никогда не завершается.
Наконец Ильяс поднимается
с колен, отводит в сторону, подальше от
причитаний отчаявшейся Зухры, и оказывается, он
способен внятно говорить:
— Я больше так жить не
могу. Я учиться хочу. Я веселиться хочу. Я
работать хочу. Или я вообще больше ничего не хочу.
Если мы вам до такой степени не нужны — отправьте
нас отсюда. Кто согласится взять, туда и поедем...
И я обратно уже не попрошусь. Обещаю. Мне надоело
быть вторым сортом. Я хочу быть первым.
Вот все окончательно и
прояснилось — в чем он, корень еврейского
счастья, свалившегося на воспитанников
грозненского детдома № 2. Они просто вели в
Израиле нормальную детскую жизнь — ни больше ни
меньше. С конфетами, компотами, школой,
переменами, тетрадками. А значит, просто поверили
в то, что они — первый сорт, как все. Вот и секрет
чуда превращения.
Остальные чеченские дети
— в Нальчике, в Грозном — продолжают сегодня
усваивать главный урок окружающего мироздания:
они — второй сорт. По факту своего рождения.
А что же общество? Все
возмущается отсталостью детей?
В какой раствор опускаем
— то и имеем... Мы упорно не желаем делать работу
над ошибками. Именно «второсортные» — парни и
девушки из черт оседлости, пораженные когда-то
Российской империей в гражданских правах,
однажды решили отомстить человечеству за все
причиненные им унижения и доказать: они равны
остальным и, значит, могут диктовать свои
условия. Так получились «Аврора», Зимний дворец,
17-й год, гражданская, 37-й и т.д. и т.п.
Страна обязана
определиться, как принято называть теперь в
России момент принятия решения. Кого она хочет
видеть своими гражданами лет этак через 10—15?
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
Нальчик
28.12.2000
|
|
|
