|
|
|
|
|
|
АННА СТЕПАНОВНА ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
ЧЕЧЕНСКИЙ 37-Й
Механизм вербовки
доносчиков поставлен на поток
Жизнь в нынешней Чечне
по-прежнему не имеет ни малейшего отношения к
нормальной. И даже не потому, что это зона: кругом
блокпосты и стрельба. Главная примета другая:
каждый день в Чечне исчезают люди. По одной и той
же схеме: за ними приходят федералы и уводят «к
себе» без объяснения причин, не утруждаясь ничем
— ни расписками, ни прокурорскими санкциями, ни
предъявлением обвинений, ни судами, ни
адвокатами...
37-й год? Только отчасти. Чеченский 37-й в
российском 2000-м — это бизнес. Исчезновение
означает одно — торг. Конвейер по
посадке-высадке людей «за участие в
бандформированиях» сведен к простейшим
товарно-денежным отношениям. Плати (цена
договорная) — и получишь «своего» обратно. Нет
денег? Гони натурой. Фордыбачишься? Считай,
приговор подписан... Чечню опять захлестнула
волна заложничества, масштабы которого
перекрыли довоенный уровень. Только промышляют
живым товаром именно те, кто пришел на Северный
Кавказ положить этому конец.
Срочно требуется
оружейный склад...
Все свое свободное время
педиатр Айза Джабраилова, главврач грозненской
детской поликлиники № 4 — очень известный в
городе человек, проводит напротив дверей
Ленинского районного управления ФСБ. Обычно она
стоит на солнцепеке часами, до полного
изнеможения, до самого комендантского часа,
пытаясь хоть с кем-то, выходящим из тех страшных
дверей, договориться о том, чтобы облегчить
участь своего мужа Руслана Джабраилова.
Их медовый месяц
продолжался только четверо суток. На пятые, 21
июля, Руслана забрали люди в масках прямо из их
квартиры № 69 19-го дома по грозненской улице
Мамсурова.
Айза похожа на изваяние.
Ее не интересует жизнь вокруг. Она не просит воды.
Не притрагивается к хлебу, который ей изредка
протягивают сердобольные солдаты, охраняющие
райэфэсбе. Ее дело — другое. Она не сводит с
проклятой двери взгляда великомученицы, в
котором, впрочем, столько же страдания, сколько и
железной стойкости.
— Они — ТАМ — мне сказали,
что у нас дома, при обыске, нашли семь детонаторов
и три тротиловые шашки. Что этому есть свидетели.
Что муж террорист, и именно поэтому у него нет
одной руки, — произносит Айза. — Они сказали мне:
«Ищи склад с оружием. Или покупай — и сдай». Но у
нас в Грозном остались одни неимущие, брать не с
кого... «Тогда давай информацию о том, кто
конкретно расстрелял колонну. И отпустим
«твоего». Я спросила: «Тогда муж перестанет быть
террористом?» И меня прогнали. Я не знаю, что
делать дальше. У него оголилась кость на
ампутированной руке — от сокращения мышцы. Если
только дотронуться до этой кости — даже не бить,
человек подпишет все, что прикажут. Это голые
нервы. Недавно, впервые за два месяца, мне вынесли
ОТТУДА его белье — оно было в крови. Значит,
били... Значит, я его увижу лет через 15...
Нехитрый анализ потока
всех нынешних бизнес-арестов в Чечне показывает
следующее: хоть этот беспредел и многолик здесь,
как толпа, в нем есть свои система и структура.
Четко выделяются три типа посадок. Первый — по
доносам, выгодным обеим заинтересованным
сторонам. Именно в такую передрягу попала семья
Джабраиловых. На Руслана «настучали» соседи (они
— наркоманы), которых он гонял за устроенный в
подъезде притон.
Корыстное доносительство
расцвело в Чечне невиданно. Идет настоящая
гражданская война, стенка на стенку, с участием
третьей стороны — федералов. Люди сводят счеты с
обидчиками, давними и «свежими», самым
безотказным способом — настрочил анонимку в
комендатуру или ФСБ, что «сотрудничал с
бандитами» или «поддерживал ваххабитов», —
соседа увели. А федералы реагируют моментально:
им позарез нужен «материал». Главное тут —
безотбойный повод к «стуку». У Руслана
Джабраилова он оказался: у него действительно
нет левой руки выше локтя. А нет руки, по местным
меркам значит — есть причина подозревать, что
воевал. Нет денег при всех вышеперечисленных
обстоятельствах — значит, есть шанс посадить как
участника бандформирований. Наркоманы, которых
также немало, особенно в Грозном, получили «за
сигнал» временный покой и отступного. Военные
отчитались перед начальством за хорошую работу
«по выявлению»: «бандит» налицо. А если бы жена
еще и нашла склад с оружием — запахло бы и
медалями.
Все вышеописанное — не
умозрительная схема. Это анализ ДЕСЯТКОВ
подобных человеческих трагедий, участники
которых уже месяцами за решеткой, в Чернокозове,
Пятигорске...
...Но вот наконец Айза
соглашается выпить принесенного чая. Ее лицо
теплеет, и она рассказывает историю своего
недолгого счастья. Осенью они ушли из-под
бомбежек Грозного в Шали — и Руслан, и Айза, но
каждый еще своим путем. Айза устроилась в
районную больницу. В начале января в центр Шали,
через которые тем утром прошел (и ушел) отряд
боевиков, упало несколько ракет. Погибли больше
сотни людей — старики, которых как раз собрали
для выдачи пенсий, дети, пришедшие в школу за
подарками по случаю праздника, их учителя,
случайные прохожие. Руслану повезло: он был
тяжело ранен. Так, придя в себя после ампутации,
познакомился с Айзой — она как раз дежурила по
отделению. Айза выходила Руслана, и уже вместе
они вернулись в Грозный. 17 июля стало днем их
свадьбы. А 21-го случилась беда.
«Я требую суда над
собой»
— Вы видели когда-нибудь
ТАКИЕ мозоли? Я не пил, не курил — только работал
всю жизнь! Так почему ваш русский подполковник,
годящийся мне в сыновья, разговаривает со мной на
«ты»? — спрашивает замученный Хусейн Бисиев,
седобородый старик-красавец из Курчалоя —
человек, загнанный безысходностью в угол.
У Хусейна — русская жена
Нина Дмитриевна, школьная учительница
математики, 35 лет назад после окончания
Ивановского пединститута распределенная в
Чечню. А значит, и дети Бисиевых — наполовину
русские. Старший сын Шамиль подолгу жил у бабушки
в Иванове, получил там образование и только перед
войной приехал к родителям.
Когда Курчалой
«освободили», его арестовали первым — за
ивановскую, а не курчалоевскую прописку в
паспорте.
— Почему мой сын из
Иванова не может находиться в Чечне? Мы боремся
за единую Россию? Или за независимость Чечни от
России? — кричал тогда Хусейн в республиканском
УВД в Гудермесе. Но его не собирались слышать. Ему
было сказано: 10 тысяч рублей — и сын дома.
Старик уступил — и сильно
ошибся. Именно на этом выстроены все
бизнес-аресты второго типа — если один раз дал,
обязательно наступает второй. Вскоре и сам
Хусейн сидел перед следователем.
— «Ну что, накуролесил?»
Это было первое, что он мне сказал. Без
«здравствуйте». — Хусейна трясет. — И я ответил:
«Да, накуролесил. 32 года учил детей без единого
замечания или выговора. Стал заслуженным
тренером РСФСР по борьбе. Ушел на пенсию —
построил животноводческую ферму. Чтобы
производить, а не перепродавать. У меня
получилось: вместо 10 тонн мяса сдавал
государству 30...» «Мне это не интересно, — прервал
следователь. — Ты скажи: преступник ты или нет?»
И выдвинул обвинение,
конечно, на словах: Хусейн — ваххабит, на своей
ферме он обучал боевиков и поставлял в
Урус-Мартан, взрывы в Курчалоевском районе —
тоже на его совести...
— Я пытался объяснить, что
даже алфавита арабского не знаю, а жена —
русская. У ваххабита ведь не может быть русской
жены... Все бесполезно. За 60 лет своей жизни я
порога милиции не переступал. А тут меня сняли «в
двух позициях»: профиль, фас. Потом отпечатки
пальцев! — Хусейн не может пережить позора,
которым его «омыли».
Ну а дальше последовала
главная часть спектакля: оказывается, он лишь
бесплатно останется «бандитом», а за 10 тысяч
долларов перестанет им быть. И его отпустили
искать деньги. В этот момент мы и встретились.
— Я так думаю: если кто-то
преступник, то и за деньги отпускать нельзя, —
говорил Хусейн. — Поэтому я требую суда над
собой. Следствия. Предъявления официального
обвинения. Что это за конституционный порядок,
когда ничего этого нет? А занимать деньги под
себя не позволю. И продавать что-нибудь для
выкупа тоже. Всю жизнь мы строили дом, чтобы
теперь стать бездомными? Никогда!
Каждую неделю только в
одном селе — Курчалое — «за связь с бандитами»
забирают по человеку. Почти все позже
возвращаются. Но ни один из них пока не пришел
домой БЕЗ ВЫКУПА, ЗДОРОВЫМ, ПОСЛЕ СУДА И
СЛЕДСТВИЯ. За трансформацию в законопослушного
гражданина родственниками были заплачены самые
разные суммы — от 10 тысяч рублей до нескольких
тысяч долларов. Всех без исключения били. Но по
отношению ни к одному не провели следствия, не
довели дело до суда. У Хусейна перед глазами
пример соседей — таких же трудяг, как он сам. У
них в семье забрали троих — мужа и двух сыновей.
Пытали электрическим током, мучили голодом. Они
продали усадьбу — и выкупили всех. Теперь
скитаются.
— Меня три раза в жизни
объявляли бандитом. В первый раз — в 1944 году,
когда мне было три года. Сказали: «Бандит» — и
выслали. Во второй раз — в 95-м году. В третий — в
2000-м. А я ни разу так бандитом и не был. Терпение
лопнуло. Если все это не прекратится, если не
добьюсь суда над собой, то буду мстить всем — за
нанесенные оскорбления. Любого привлеку, чтобы
вместе мстить. И внука научу.
Съемный протез
Однако главное, ради чего
сегодня в Чечне происходят «зачистки» с
арестами, — это мародерство. Оголтелое и
беспредельное. А «бандитами» объявляют тех, кто
воспротивился гангстерски-рэкетирским методам
обхождения, качает права. Все, что случилось с
большой семьей Читаевых из селения Ачхой-Мартан,
— классическая современная чеченская трагедия.
В любом селе и городе подобного столько, что
этими рассказами можно заполнить не один номер
газеты — от и до.
В марте, во время
очередной зачистки в Ачхой-Мартане, в доме № 28 по
улице Матросова офицеру «не понравился» еще не
распакованный радиотелефон, который прислал в
Чечню средний сын Читаевых, живущий в Москве,
чтобы в любой момент можно было связаться с
родными. Только не подумайте, что телефон офицер
конфисковал, запротоколировав изъятие, как
положено, — он просто его унес с собой.
Глава семейства 70-летний
Салауди Читаев, человек старой закалки и редкого
упорства, пошел жаловаться и сумел добраться до
высоких военных чинов — телефон пришлось
вернуть, причем оказалось, что офицер уже отослал
его домой в Воронеж.
Что было дальше? Высокие
чины далеко, а в Ачхой-Мартане Читаевым стали
жестоко мстить за несговорчивость. 12 апреля в дом
№ 28 федералы нагрянули с повторным обыском. Они
тщательно все осмотрели и «обнаружили» в сарае
две старые солдатские шинели, в которых братья
Читаевы когда-то уволились из рядов Советской
Армии. (Шинели лежали в сарае и при первой,
«радиотелефонной», зачистке.) Два сына Салауди,
Арби и Адам, были арестованы. Позже выяснится, что
шинели — вещественные доказательства, а
обвинение, предъявленное братьям, такое: Читаевы
держали в подвале пленных солдат, которым и
принадлежат шинели!
«Через час после того, как
забрали братьев в ВОВД (временный отдел
внутренних дел) Ачхой-Мартана, военнослужащие
вернулись, поставили двух автоматчиков у ворот,
загнали три автомашины во двор, закрыли в одной
комнате женщин и детей и загрузили из нашего дома
все, что представляло какую-либо ценность...
Забрали даже съемный протез с золотыми зубами,
принадлежавший моему отцу...» — это строки из
письма Рашида Читаева, того самого брата, который
живет в Москве, генпрокурору России. Об этих
письмах — чуть позже, пока — продолжение
истории.
14 апреля отец — Салауди
Читаев — пошел в ВОВД узнавать, за что там держат
его сыновей. И измывательства продолжились.
Несколько часов старика продержали в здании
ВОВД, наконец выпустили, но не прошел он и
нескольких метров, как его окликнули и
арестовали на 15 суток «за нарушение
комендантского часа». К этому моменту стало
известно: братьев перевели в «фильтр» в поселке
Чернокозово. С тех пор отстучало почти пять
месяцев. Сначала приходили посредники,
предлагавшие разные выкупы за освобождение
братьев Читаевых — от 5 до 8 тысяч долларов.
Салауди категорически отказал — он по-прежнему
верит, что беззаконие вот-вот падет. Естественно,
посредники перестали приходить. Время от времени
братья передают домой записки, из которых
следует: ни единого следственного действия за
прошедшие месяцы так и не производилось! Вообще.
А их отец продолжает рассуждать в следующем
ключе: если есть шинели — предъявите тех, кого
семья якобы держала в плену, пусть будет очная
ставка. Но кто его слышит?
По рассказам очевидцев,
все было именно так и в 37-м. Родные исчезнувших
людей просили об одном: судите их! И верили: суд
разберется.
Рашид Читаев написал
всюду. Не один раз — генпрокурору Устинову. Не
один раз — спецпредставителю президента по
правам человека Владимиру Каламанову. Все
безрезультатно. Там, где мозг генпрокурора, если
он — в принципе прокурор, не может не
среагировать, а сердце хоть и привластного, но
все же правозащитника обязано побудить его к
действиям — Рашид зафиксировал полнейший штиль.
Никого не заинтересовали очевидно вопиющие
факты — за время войны у высшего
госчиновничества уже стало традицией: если речь
идет о нарушениях прав чеченцев, а ты ничего не
делаешь — это доблесть, ты получаешь повышение и
похвалы за равнодушие. Кстати, в московской
приемной «спецправозащитника» Каламанова
хлопочущему за братьев Рашиду неоднократно
намекали: а он-то, собственно, почему в Москве и на
свободе?
Пока все это происходило,
братьев Читаевых «обрадовали»: их дело соединено
с другими аналогичными делами в одно большое под
условным названием «война». И все получат один
приговор, невзирая на законы и Конституцию?..
Это юридическая
шизофрения. Сотни людей — из разных чеченских
сел и городов, не знакомые друг с другом,
попавшие, каждый по своим причинам, под колесо
бизнес-войны, — оказывается, теперь пройдут ПО
ОДНОМУ ДЕЛУ! Для технологической простоты
процесса. Когда фабрикующие его заранее уверены:
всех всё равно осудят. Так зачем переводить
бумагу?
И это уж точно 37-й год.
Когда «врагов народа» предпочитали судить
скопом. За отсутствием доказательств брали
массовостью, что не отражалось на сути приговора.
Не можете думать о
чеченцах — подумайте о себе. И наконец
смертельно испугайтесь не только настоящего, но
и будущего — смысл войны на Северном Кавказе все
больше сводится к смене этнической
принадлежности бандитов и воспитанию нового
поколения беспредельщиков.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,
Чечня
04.09.2000
|
|
|