ВОЙНА НА ВЫРОСТ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

ВОЙНА НА ВЫРОСТ
ПЕРВОГО СЕНТЯБРЯ 2000 года РЕШИТСЯ ГЛАВНЫЙ ВОПРОС: НАЧНЕТСЯ ЛИ В 2015 году НОВАЯ РОССИЙСКО-ЧЕЧЕНСКАЯ ВОЙНА?

Фото Анны Политковской

       Рамиса Ахмедовна смотрит на мир вокруг себя блаженно-вдохновенным взглядом неисправимого идеалиста-фанатика и несколько раз подряд убежденно повторяет: «Ну вы же, надеюсь, понимаете, что слово, данное детям, — свято! КАК можно их обманывать?»
       Действительно — КАК?
       Жестом, по которому в любой толпе можно безошибочно определить учителя, она поправляет уложенные — не по войне красиво — волосы, смахивает слезы, нахлынувшие от безысходности. И снова за свое, с еще большим напором и убежденностью: «Вижу, вы согласны, что слово, данное детям, — свято».
       Категорично. Упрямо. Настойчиво.
       И, не давая передышки, припечатывает, как первоклассницу: «Так докажите это в Москве. Сколько можно терпеть!»

       Челябинская мечта
       Большего несоответствия времени, места и высоких слов о «святости» трудно придумать. Рамиса Ахмедовна Барзукаева — директор аргунской средней школы № 1. Следы войны и всеобщего напряжения тут везде. Аргун — город неспокойный, военные машины от страха подорваться летают по нему на такой же безумной скорости, как и в нервозном Грозном. Вход в школьный двор — «сквозь строй». Между гневной росписью бетонных надолбов «DJIHAD» (именно в такой безграмотной транскрипции) и кислой табличкой «МИНЫ». От большой, в три корпуса, лучшей городской школы осталась только одна-единственная, ее средняя, сиротливо стоящая часть.
       Этим путем, сквозь «строй» и руины, 1 сентября двинутся в поход за «добрым и вечным» 1070 учеников. Ремонт разрушенных школ Чечни, слегка начавшийся в июне, остановился — денег из Москвы, объявили учителям, пришло лишь 2,5 процента от положенного по специальному правительственному постановлению № 1075 от 27.7.2000... Стройматериалов — ноль, зарплаты — фиг. Рабочие покрутились — и ушли. Разруха — осталась.
       Но не об этом обмане говорила Рамиса. Интерьер, окружающий учебный процесс, — хоть и важная вещь, но не главная. Рамиса уверена: академиком можно стать и в подвале. Она рассказывает вещи куда более страшные. О том, как сегодня рушатся последние мостки доверия между «ими» и «нами». Юными чеченцами, измордованными войной, скопом поименованными в бандиты, — и той страной, которая бомбами и «градами» требует, чтобы чеченцы ее полюбили. И здесь самое время раскрыть суть разговора о святости данного детям слова.
       В марте в Аргун приезжал губернатор Челябинской области Петр Сумин — на волне благоприятного политического момента и грядущих выборов. Тогда шло весеннее федеральное прикармливание Чечни, и героизм-туры высшего чиновничества на войну были в моде. Губернатор громко объявил, что Челябинск берет возрождение Аргуна под свое крыло. Губернатору устроили теплую встречу с педколлективом и старшеклассниками 1-й школы. Пригласили аргунских старейшин. Не один час юноши и девушки рассказывали губернатору то, о чем он никогда ничего не слышал по телевизору. О главном своем желании — иметь право учиться, как остальные российские граждане, зубрить те же учебники и навсегда забыть, как свистит мина. Губернатор был потрясен и дал старшеклассникам слово: всячески помогать, а первым делом — прислать полный комплект оборудования для компьютерного класса. Видеопленка запечатлела мужественное губернаторское лицо, умиление старейшин, слезы на девичьих щеках и благодарные глаза юношей.
       До лета губернатор не успел выполнить свое обещание — Рамиса терпеливо ждала и объясняла старшеклассникам так: доставить целый компьютерный класс сегодня в Чечню — дело хлопотное, опасное и нескорое. Потому и задержка. А в июле в Аргуне случилась трагедия: в казарму челябинских милиционеров въехал грузовик, начиненный взрывчаткой, и десятки людей погибли. Губернатор с телеэкранов заявил: «Я прекращаю всякую помощь Аргуну». В этот раз он слово сдержал.
       — Я написала губернатору письмо, — рассказывает Рамиса. — Особенно ни на чем не настаивала. Просто подчеркнула: «Самый захудалый чеченец, если даст слово ребенку, обязательно его выполнит». Я больше не буду ему надоедать, но поймите, доверие к России, которого и так немного, теряется... А ведь это — самое главное. И от того, какое воспитание получат чеченские дети, зависит, случится еще война или нет. Способны ли окажутся воевать или вырастут чуждыми насилию? Почему этого не чувствует челябинский губернатор? И другие? Россия опять бросила нас. Забота о школе и воспитании нового поколения — нулевая. Более того, создалась какая-то дикая ситуация: нам, чеченским учителям, никто, конечно, не давал никаких особенных полномочий, но именно мы по собственной инициативе ежедневно говорим нашим детям: вы тоже дети России. Мы знаем: без этого осознания нет будущего. Ни у вас, ни у нас.

       Героиня без ордена
       В Чечне сегодня нет более потрясающих людей, чем ее учителя. Эта тысяча с небольшим человек, маниакально верящих в свое предназначение, — спасти нацию от невежества, вымирания и бандитизма. Рамиса Барзукаева — одна из них.
       Когда в Москве лишь только собирались с мыслями, дабы дать отпор религиозному экстремизму на Кавказе, закрывая глаза и на промысел Басаева, и на хаттабовский разгул, Рамиса, скромный школьный директор, в одиночку героически сражалась с наглостью «бородачей», наводнивших Аргун. Это именно она, трепетная женщина, под дулами автоматов, не опуская глаз, для «своей» тысячи детей отстояла право на светское образование. Это она, Рамиса, а не министр образования России, — одна против десятка зарвавшихся боевиков — выходила на школьный порог, чтобы сказать: «Нет, не будет по-вашему. Продолжаем преподавать по-русски, а не по-арабски. Девочки не прекратят ходить в школу!»
       Многие мужчины сбежали тогда из Чечни, из Аргуна, не смея вступить в открытую конфронтацию с теми, кто был сильнее их. Рамиса осталась.
       — Почему? У вас ведь дочь в Москве?
       — Приходили дети, родители, просили не уезжать. Говорили: «Вы останетесь — мы останемся». Я не смогла их бросить.
       В результате в течение трех лет — ЕЖЕДНЕВНО, ЕЖЕЧАСНО, ЕЖЕСЕКУНДНО — она рисковала собственной жизнью. Ради учеников. Лепила их настроение, мировоззрение. Колдовала над их изуродованным мироощущением. Именно так понимая свой педагогический долг. Когда все — ради будущего.
       Мужество Рамисы — на одной ступени с героизмом подводников, ценою жизни заглушающих ядерный реактор. Она лично спасла сотни (!) молодых парней от ухода в лагеря Хаттаба, от заразы бешеного экстремизма, от перевоплощения в хладнокровных убийц. Так кто же больше заботится о прекращении бессмысленной бойни? Рамиса? Или челябинский губернатор?
       — Мне не надо медалей. Я хочу компьютерный класс, опрятную школу. Чтобы все, как у других в России, — говорит Рамиса сегодня. — Я хочу, чтобы мои дети поверили: они не изгои и нужны стране. Чтобы выпускники стремились поступить в российские, а не в турецкие вузы. Мне кажется, в Москве так и не могут понять, до какой степени это принципиально сейчас для Чечни, для будущего России! Знаете, вот только от губернатора Сумина я компьютеры уже не приму. Он нам не поверил тогда, хотя и сделал вид. А я хочу уважения. А не унижения. Между подачкой и помощью — пропасть.

       Омские кадеты
       Прошлой зимой Чечню потрясла громкая история. Министерство обороны бросило клич: собрать 15 лучших мальчиков-подростков для определения в Омский кадетский корпус.
       Чечня постаралась. И проводила в далекий Омск действительно лучших своих юношей. Старейшины напутствовали внуков теми словами, над которыми думают сегодня в Чечне все, кто способен думать: «Учитесь, и вы когда-нибудь обязательно прославите свою родину и докажете, что мы — ровня остальным российским народам». Делегацию будущих кадетов принял лично министр обороны. Было много красивых слов, обещаний, пожеланий, напутствий, надежд, телекамер. Амирхан Шамурзаев писал в первые дни домой из Омска: «Мама, здесь учат очень хорошо, парней держат строго. То, что нужно. А еще мне выдали форму. Я приеду домой в ней. Ты меня не узнаешь!»
       Амирхан — типичный учительский сын. Он образованнее и воспитаннее ровесников. А его мама, Зулай Вахитовна Шамурзаева, всю жизнь преподающая чеченский язык и литературу в гудермесской школе № 1, — такой же раб своей профессии, как и аргунская Рамиса:
       — Я не касаюсь на уроках военной темы — наши дети и без того все видят своими глазами. Я говорю о дружбе между людьми и нациями, о справедливости, товариществе.
       — И вас понимают ученики?
       — Я ТАК говорю, что понимают. Но теперь, после омской истории, мне будет труднее. Я считала, Амирхану несказанно повезло. Думала, вот он вырвался из нашего ада, и теперь все зависит только от него. Но вскоре тон писем из Омска изменился. По имени в казарме наших никто не называл — только, извините, чернож... Сами понимаете. В туалете никто даже не пытался смыть обидные надписи: «Чурки! Вон из Омска!» Вскоре большинство чеченских юношей уехали домой. Остались только четверо, и среди них — мой сын. Он мне сказал, что вытерпит все обиды ради образования. И терпел. Но накануне переводных экзаменов, в мае, этих четверых вызвал ротный и объявил: «Чеченцы здесь учиться все равно не будут!» И не допустил до экзаменов. А ведь ребята туда поехали с открытым сердцем! Мечтая об одном — быть, как все российские дети. 25 мая их посадили в вагон до Ростова, дали каждому по 165 рублей и отправили без документов через всю страну. Мальчики добрались до дома лишь 9 июня — без денег и документов не могли выехать из Ростова. Голодали там, ночевали на вокзале, просили военную комендатуру помочь им — все бесполезно... А недавно по телевидению опять выступал военный комендант Чечни. И сказал: «Чеченские ребята учатся в Омске. Сейчас на каникулах, скоро поедут обратно...» Кому нужна эта ложь?
       Сегодня Зулай говорит так: «Все трое моих сыновей очень хотели быть военными. Теперь — нет. И я никак не могу переубедить их, что все случившееся с Амирханом — не система, а досадное стечение обстоятельств, просто плохие люди попались на пути, большинство же русских — добрые... Но мои сыновья меня не слышат: доверия к России в их душах сейчас меньше, чем в войну».
       — История с Амирханом как-то изменила суть ваших разговоров с учениками? Вы не станете 1 сентября проводить урок мира и говорить с ними о дружбе и справедливости?
       — Мне тяжело, но я не изменилась. Будущее Чечни — только в дружбе с Россией. Я надеюсь на одно: что на уроке мира 1 сентября в Омске учителя своим детям будут говорить то же самое. О том, что будущее России — только в дружбе с Чечней.
       — Вопреки всему случившемуся?
       — Да. — Зулай, живущая впроголодь, среди всенощных обстрелов, Зулай, насмерть обиженная за отторгнутого и оскорбленного сына, Зулай, которой предстоит у кого-то занять туфли на первое сентября, чтобы пойти на праздник знаний не в тапках, уверена в этом так, как не уверена я.

       Железный марш
       Мы идем длинным коридором, испещренным мощными трещинами после обстрелов и бомбежек, в крошечную комнату, где под замком хранится только что, к новому учебному году, полученное оборудование. Задумчивый Вахит Даудович Ганшуев, директор школы № 1 селения Иласхан-Юрт (бывшее Белоречье), и Хаса Байсултанов, деловитый школьный завхоз, просят ничему не удивляться. Они тоже знают, что, согласно постановлению правительства № 1075, учителям Чечни через банки в Моздоке перечислена зарплата в размере 1,445 млн руб. Отпускных — 1,209 млн руб. На ремонт школ — 23,325 млн руб. На мебель — 7 млн руб... Но где это все?
       — Вот они — наши семь миллионов, — произносит Вахит Даудович со вселенской грустью.
       На двери, которую отпирает завхоз, детской рукой написано: «Последний крик «Титаника». Вахит Даудович понимающе улыбается. И толкает скрипучую деревяшку. В комнате — 19 столов и 38 стульев. Именно столько прислано в Иласхан-Юрт от имени российского правительства. На 617 учеников. Однако это еще не вся печаль: бедность ведь не порок. Заведомое измывательство — вот настоящее несчастье. Не получивший дополнительных объяснений человек вообще вряд ли поймет, что сгруженные железки, обернутые бумажкой, — столы и стулья. Потому что это только их остовы. Категорический некомплект. Нет ни одной деревяшки — ни спинок, ни сидений, ни крышек.
       — А также болтов, гаек, шурупов, — добавляет завхоз.
       — У нас очень пострадавшая школа. У нас очень пострадавшее село. Мы столько пережили, — говорит директор. — Половина наших детей — сердечники после войны. То и дело теряют сознание. Зачем нас унижать такими подачками? Лучше бы ничего не присылали...
       Та же самая картина во всех чеченских школах. И везде — печальные взоры директоров, учителей, детей... Глубокие рвы-окопы, вырытые вокруг школьных дворов, чтобы не прошли люди с оружием, чтобы было куда прятаться... Как через это будем пробиваться?
       Российско-чеченская война в 2015 году силами подрастающего поколения Чечни сегодня, накануне 1 сентября 2000 года, кажется почти неизбежной. Тьма насаждаема сверху, из Москвы. Смысл политики Центра очевиден — и дальше плодить в Чечне неучей, пустых аморальных двуногих особей. Единственные же люди, которые пытаются сегодня закрыть собой эту амбразуру, — чеченские учителя. Но им может просто не хватить сил.
       Впрочем, знайте, форма благополучия соблюдена: есть в Чечне одна приличная школа, она в Гудермесе — № 2. Ее лично опекал Николай Кошман. Он любил приезжать сюда вместе с тележурналистами. Он подарил компьютерный класс — при камерах. Он привозил сюда учебники, тетради, карандаши, гладил детей по головкам. Сюда же по старой привычке до сих пор возят и всех столичных высоких гостей. Им очень нравится, и потом, в Москве, они дают интервью, что система чеченского народного образования полностью возрождена.

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, Чечня
       28.08.2000