ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ

       Война — дыба не только для народа, проживающего в Чечне, но и для находящихся там солдат. Круговерть сотворенной несправедливости поставила армию в такие условия, что теперь она занята лишь одним делом: ВЫЖИВАНИЕМ.

Рисунок Сурьяны Асуевой (20 лет)

       СЕЙФЫ
       На одном из самых «горячих» грозненских блокпостов неподалеку от площади Минутка вовсю идут фортификационные работы. Военные «Уралы» энергично подвозят партии новеньких бетонных надолбов. Клокочет кран, визжит экскаватор. Из окрестных руин потихоньку стекаются их обитатели. Но близко к блокпосту никто не подходит. Предпочитают держаться на расстоянии, молча примостившись на холмах из битого кирпича и изуродованных панелей.
       Явно неуютно. И солдатам на блокпосту — под немыми взглядами со стороны. И людям на руинах — под дулами направленных на них автоматов.
       — Мое дело тут одно — сохранить своих людей, — говорит командир поста у Минутки питерский омоновец Юрий Сидоров. Он руководит возведением дополнительных укреплений, то и дело обводя вымотанным взглядом пустые оконные глазницы полуразвалившихся домов напротив.
       — И больше никаких дел?
       — И больше — никаких. Очень жить хочется.
       А кому — нет?..
       Подступает вечер. И надо где-то устраиваться ночевать — в Грозном теперь совсем нет гостиниц. Просимся на блокпост в конце Старопромысловского шоссе, на окраине. Там оказались бойцы Архангельского отряда быстрого реагирования. Сначала командир благосклонен. Но вскоре, подумавши, категорически отказывает в ночлеге и пище — ему не хочется дополнительной ответственности. Прошу: хорошо, ну поселите в каком-нибудь из безопасных домов вокруг (блокпост — на высотке, а «подошва» — поселок частных домов, кое-где не разбитых), вы же знаете, кто там и что... Вот какой был ответ: «Поселок нами вообще не контролируется! Как я могу вас туда отвести!?»
       А зачем была война? Ведь на часах — уже год после старта «контртеррористической операции». Тысячи погибших и искалеченных воинов. Десятки тысяч сгинувших мирных жителей...
       Можно долго и глобально рассуждать на тему о целесообразности всего случившегося на Северном Кавказе, но вот к чему пришло: каждый блокпост в Грозном «держит территорию» — только свою.
       Он должен выживать самостоятельно и надеяться только на себя, как маленькое государство в окружении внешнего агрессора. А все блокпосты вместе — это как отсеки подводной лодки: дружба дружбой, но когда горит один, другой, задраив люки ради спасения, не имеет права прийти на помощь соседу. И поэтому начиная с семи-восьми вечера блокпосты в Грозном закупориваются, как сейфы.
       Так вечерний город становится самим собой, без прикрас. На улицы вываливают неизвестные вооруженные люди. Их много. Они повсюду — в спортивных костюмах, кроссовках, без формы и с автоматами. Кто они? Чей это город?..
       Ответы на вопросы, конечно, есть. Это так называемые новоиспеченные «чеченские милиционеры», большинство из которых сами себя назначили. И, понятное дело, мародеры — главные действующие лица нынешних летних грозненских вечеров.
       Но суть даже не в этом, хоть и малопонятном стороннему человеку положении вещей.
       — А почему вы их не ловите? — это вопрос вятским милиционерам, оккупирующим блокпост на 8-й Линии в Старопромысловском районе.
       — Очень жить хочется.
       Вот они опять — три ключевых слова нынешней войны.
       Их, как пароль, слышишь в Чечне десятки раз на дню, везде. От военных с любыми знаками отличия, орденами, звездочками — на любом посту, в любом подразделении. «Очень жить хочется» — вот она, настоящая конституция для людей в погонах, оказавшихся в Чечне. Порочно зачатый неписаный воинский устав, который от «А» до «Я» регламентирует их службу.
       Разве так чувствуют себя люди, когда они дома?
       Нет. И еще раз — нет. Чечня — не наша.
       И пока не будет таковой.
       А как же быть, спросите, с бурными потоками публичных патриотических речей на эту тему? Не слушайте их: кто не боится врать, пусть их и произносит. Но когда перелетаешь из Чечни в Моздок, где штаб и покой, у вертолета офицеры радостно говорят так: «Здравствуйте на родной земле».
       Вот — истина. И с ней надо сжиться.

       АРГУНСКИЙ МИД СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ
       — Да, мы тут иностранцы, — откровенно признают многие военные, несущие службу в Чечне.
       Естественно, когда это «не для печати» и без фамилий. Подавляющее большинство из них ненавидит чеченцев и круглосуточно готово отражать их атаки. Даже завидев коллег — вновь организуемый чеченский ОМОН, тихо выталкивают сквозь зубы оскорбления. Жизнь военных в Чечне тонет в двусмысленности. И как с этим быть дальше?
       — Инспектор по международным отношениям. Зобов Анатолий Борисович. Заместитель командира сводного отряда челябинской милиции, — представляется молодой офицер.
       — Инспектор по международным отношениям?.. — Сначала это просто шокирует. Думаешь: ну, и загнули же... — А какие международные отношения вы, собственно, тут инспектируете? Кого с кем? Челябинских милиционеров — с арабами-наемниками?
       — Нет, с чеченцами — с гражданским населением. Наши взаимные отношения сейчас, по сути, международные.
       Спокойно, без всякого спора, не обращая внимания на иронию, ни на чем не настаивая, как абсолютно уверенный в необходимости своей работы человек, майор Зобов рассказывает, чем он, собственно, занят по службе. Сутками разговаривает с аргунцами (челябинские милиционеры дислоцированы в Аргуне). Ходит на рынок, в районную администрацию, просто по улицам, хотя это совсем небезопасно.
       И не то чтобы майор, уходя в народ, пытается в чем-то переубедить аргунцев, — он понимает, это невозможно. Скорее просто наводит давным-давно разведенные мосты, устанавливает контакты, пусть даже шаткие, заводит знакомства, пытается сойтись, подружиться, если, конечно, получится.
       То есть действительно МИД — в чистом виде.
       Анатолий Борисович понимает сверхзадачу своей весьма оригинальной для местных условий деятельности, как смягчение нравов, пусть даже в рамках одного небольшого чеченского городка. По принципу: пусть они поймут, что мы тоже люди, и всем нам будет легче, раз уж такая нам выпала доля.
       Возможно, там, где нет рядом войны, такое инспекторство кому-то покажется смешным. И даже глупым. Наивным. С бредовинкой.
       Но не спешите с выводами. Введение столь необычной должности, по-моему, это прежде всего, честно, восприятие жизни как она есть, а не как хочется в Генштабе, без всяких маниловских прикрас, чего катастрофически не хватает сегодня в нашей армии. Люди скинули с глаз пропагандистские шоры и поняли: тут не Москва, где можно безнаказанно трепаться и все сойдет с рук. Здесь — чтобы выжить, надо уметь не только рвы копать поглубже, но и договариваться. С теми, кто по ту сторону колючей проволоки.
       Деятельность майора Зобова — это один из примеров, когда сами военные, доведенные страхом до точки, стали искать тропы, по которым выходить из чеченского тупика. Парадоксально, но нащупанный путь оказался подчеркнуто политическим, несмотря на всю предыдущую риторику.
       Вот уж действительно никогда не говори «никогда».
       Особая статья — где же мы встретились с майором. Временный отдел внутренних дел Аргуна, куда прикомандирован отряд челябинских милиционеров, понес самые большие за последнее время потери в Объединенной группировке войск на Северном Кавказе. Именно здесь произошла та страшная трагедия, когда в один из июльских дней на полном ходу в здание казармы въехал водитель-самоубийца на грузовике, начиненном взрывчаткой. Вот почему майор так уверен в необходимости своей работы — она оплачена кровью товарищей, и надо все сделать, чтобы не допустить новой подобной беды.
       К сожалению, этот МИД специального назначения действует в Чечне пока в единственном экземпляре. Зобов уникален. И поэтому рано говорить об итогах и результатах. Но прорыв очевиден, он уже в том, что офицеры встали над собой и осознали: сколько ни взгромозди бетонных шпал, хоть до небес, это никого не спасет от смерти в том случае, если тебя кто-то приговорил, — весь вопрос лишь в количестве взрывчатки. И значит, у тебя только один выход — надо смотреть глаза в глаза, слушать людей, убеждать их, чтобы попытаться отменить приговор.
       Увы, в подавляющем большинстве подразделений очень далеко до подобных моральных изысков — там царит жесткая мстительная атмосфера. Взорвали бронепоезд под Гудермесом — тут же, в ночь после трагедии, последовала акция усмирения и устрашения. Глупая и бездарная по форме и существу, потому что усмиряли, как водится, не тех, кто взрывал. Досталось другим, кто подвернулся под руку, исходя из логики: все равно — бандиты все.
       Такая война действительно будет бесконечной, потому что жертвы усмирения непременно захотят отомстить, — и опять взлетит на воздух очередной бронепоезд!
       А у челябинцев с аргунцами тем временем хотя бы появился шанс.
       Уверена, майору Зобову сегодня во сто крат тяжелее, чем спасающимся в разнузданном мщении, — ведь он пытается изменить русло реки, а тот же питерский омоновец Сидоров двигается по предложенному течению и работает ксероксом по размножению страха.
       Кстати, с Сидоровым мы встретились не случайно. К нему меня послали женщины из двора напротив его блокпоста в Грозном — сами же подойти боялись. Дело в том, что питерские омоновцы расквартировались в здании 18-й школы и мамы попросили выяснить, освободят ли бойцы классы к 1 сентября. Оказалось, выезжать ОМОН пока никуда не намерен, но командир не против того, чтобы «жить» в школе бок о бок с учебным процессом.
       В доказательство Сидоров пригласил на экскурсию по всем трем этажам. Где и стало ясно: никакого соседства не получится. Бывшие школьные стены теперь — в боевой наскальной росписи. Самая добросердечная из которых: «Всем волкам — собачья смерть».
       Остальное — мат с пола до потолка, популярно и натурально разъясняющий, что надо сделать с чеченцами, чтобы их не было. Наглядное пособие по межнациональной розни, мимо которого Сидоров проследовал горделиво, будто это гобелен в Эрмитаже.
       Особенно витиевато-злобной оказалась та часть «пособия», что в школьном коридоре, который дети никак не минуют, идя в классы.
       Что это значит? Дети с улицы Ленина и в наступающем учебном году за парты не сядут. Политика выжженной нации для нескольких десятков мальчиков и девочек продолжится.
       Мы подискутировали об этом с Сидоровым. Командир развел руками и попросил согласиться, что лично он, маленький человек нынешней войны, в этом не виноват. А кто же тогда, если не мы?.. Ведь все дело в желании? Хотим — попадаем в двусмысленное положение. Но ведь если захотим, то и выходим.

       P.S.
       Редакция благодарит за помощь в подготовке этого материала бойцов Архангельского ОМОНа — Александра Сухарева, Дмитрия Макеева и Петра Велейкина.

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, Наш спец. корр., Чечня
       03.08.2000