 |
 |
 |
 |
 |
 |
АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•
|
|
ПОЛЕ КУЛИКОВО ПОД
КОМСОМОЛЬСКИМ
Согласно сообщениям, в
этом горном селе вторую неделю решаются судьба
России, ее целостность, незави-симость и
экономи-ческое процветание
Как ни старайся, а то,
что действительно происходит сегодня в Чечне,
никак не укладывается в рамки официальных
сообщений. И не то чтобы реальность шире и глубже,
она просто откровенно не соответствует
пропаганде ни Ястржембского, ни штаба
объединенной группировки.
30-летний Лема и 26-летний
Руслан — родственники, представители одного
тейпа (условием интервью была невозможность
публикации их фамилий), а также бойцы одного и
того же отряда под командованием Руслана
Гелаева.
Мы особенно не прятались,
чтобы поговорить, хотя Лема вышел из
Комсомольского лишь накануне ночью, то бишь во
время самых интенсивных боев и «полной» его
блокады федеральными силами, а внешний вид Лемы
не оставляет никаких сомнений в характере его
недавних занятий. Он чрезвычайно худ и черен
лицом, постоянно чешет голову — это вши. Руслан
выглядит значительно лучше: по требованию
командира он покинул отряд раньше Лемы. Но все по
той же схеме — выходил из окруженного Шатоя, шел
горными тропами вместе с ранеными, доставил их в
больницу (это было его заданием), во время
перехода сильно обморозился и теперь лечится.
Оба бойца не скрывают, что
ждут апреля, когда деревья в Чечне покроет
листва. Тогда они опять уйдут воевать. Говорят,
большинство отдыхающих в данный момент боевиков
тоже ждут этой самой листвы.
В прошлой, довоенной,
жизни оба — обычные сельчане. Один выращивал в
Науре кукурузу, другой — зерновые в Самашках.
Лема в первую войну вообще не брал в руки оружия.
Руслан опытнее — он воевал.
— Как вы смогли выйти
из Комсомольского, если войска образовали живой
щит вокруг села?
Лема: Ночью, конечно.
Солдат стоит на посту, идет артобстрел — это свои
стреляют в солдата. Солдат стоит и всего боится:
ему жить хочется. В нашем случае солдат сидел под
деревом, потому что обстрел был очень сильный. Мы
шли в десяти метрах от него.
— Вы уверены, что
солдат вас видел? Ночь все-таки...
Лема: Уверен, видел. Он
молча передернул затвор, и мы тоже в ответ.
Обменялись «приветствиями» и разошлись. Я
понимаю это так: солдат знал, что если он
выстрелит, мы его тут же убьем. А солдату эта
война как таковая не нужна — ему выжить надо.
— Уточните: вы вышли
из Комсомольского с оружием?
Лема: Конечно, с оружием.
Были случаи, шли отрядом и по 50 человек — мимо
солдат, которые нас видели.
— Что происходило в
Комсомольском, когда вы там были?
Лема: По селу бьют из всех
видов тяжелого оружия. Мирные жители стали
заложниками, много погибших. Иногда — штурмы.
Наши главные силы в горах, а в Комсомольском —
небольшой отряд. Ситуация такая: в селе отряд,
дальше кольцо федералов, а вокруг федералов —
наши бойцы.
— А не рассматривался
ли в вашем отряде такой план: раз из-за вас не
выпускают людей из села, включая мальчиков от 10
лет, — то взять и уйти из Комсомольского? И тем
самым спасти село от уничтожения?
Лема: Хотели сначала, но
потом такой возможности уже не было.
— Почему? Вы ведь
смогли выйти? А людей с собой не взяли...
Лема: Люди не идут с нами,
боятся смерти. Мы ведь двигаемся ночью, без
гарантий.
— Хорошо, из
Комсомольского выбрались. А дальше?
Лема: Пройти ночью посты —
нет проблем. Но о деталях я говорить не буду.
— «Детали» состоят в
том, что вы платили федералам на постах и при
зачистках?
Руслан: За проход постов —
никогда. А вот оружие и боеприпасы у российских
офицеров, конечно, покупаем. У федералов много
новейшего оружия, и они его продают.
— Когда вы лично в
последний раз покупали оружие у военных?
Руслан: Примерно месяц
назад.
— Как это технически
происходит?
Руслан: Через
посредников-чеченцев. Для этого мы нанимаем тех
чеченцев, которые в хороших отношениях с
военными. Например, из вновь созданных
администраций. Обычно это закупки оптом, и
военные прекрасно понимают зачем. Были случаи,
когда нам специально подсовывали такие
боеприпасы для снайперских винтовок, что наш
снайпер потом взрывался. Но подобных случаев
мало. А вообще большинство боеприпасов и оружия
мы достаем в бою.
Лема: Я вообще заметил, на
этой войне у солдат особенно в ходу омнопон. И,
конечно, промедол. Они часто идут в атаку не в
себе, у них страха совсем нет. Нам и пленные об
этом говорили: что перед боем они кололись, и
тогда нет страха.
Руслан: У каждого в
кармане — желтый пакет, индивидуальная аптечка.
Мы видели их у убитых. Из желтых пакетов мы обычно
забираем обезболивающее для наших раненых.
— Но и о ваших бойцах
говорят то же — что они балуются наркотиками
перед атаками, и поэтому такие отчаянные.
Лема: Это неправда. У нас
страха перед смертью нет, потому что мы в рай
попадем, если погибнем на поле боя. Что касается
наркоманов, то они в отрядах попадались,
особенно, когда мы находились в Грозном. Но
наркоманы — не вояки, и поэтому мы от них
избавлялись.
— Как лично вы попали
в отряд?
Лема: Обычно, как все.
Когда война началась, ребята из села собрались:
что будем делать? Решили — воевать. Кто у нас
командир? Договорились — тот. Так и пошли. Мы
воюем, начиная с поселка Советская Россия в
Наурском районе. Не с Дагестана.
— Сколько в вашем
отряде наемников?
Руслан: В нашем их не было.
Вообще наемников — 1—2 процента от общего числа,
не больше, они держатся вместе. Врут военные по
телевизору, что их полно. Я лично вообще ни одного
негра или китайца среди наших так и не видел.
— Строгая дисциплина
в отряде?
Лема: У нас сейчас идет
борьба с сигаретами — чтобы никто не курил. Воин
Аллаха не должен курить. Пока он воюет, должен все
запрещенное бросить — выпивать, материться, с
женщинами гулять, красть, врать...
— А если кто-то
нарушает, во время боевых действий палками
наказывают?
Лема: Обязательно. Если
выпил — получишь палками.
— Вы считаете
наказание палками нормальным?
Лема: Конечно. Это очень
развивает самосознание — взрослому человеку
неудобно, когда его палками бьют в присутствии
других.
— Какая у вас в отряде
зарплата?
Лема: Я вообще не знаю, что
это такое. В последний раз получал ее, когда мне
было 18 лет и перед армией работал в строительной
бригаде.
Руслан: У нас построено
так. Есть командир — у него в руках финансы. Если
мне нужна материальная помощь — я заболел, семья
просит или еще что-то произошло, то командир мне
дает деньги. А так, чтобы каждый месяц мне платили
какую-то определенную сумму, — этого нет. За
газават деньги не платят.
— Кем вы себя
считаете? Боевиками? Военнослужащими чеченской
армии? Партизанами?
Лема: Воинами Аллаха. Я
освобождаю свою землю от врагов и неверных. И
представляю Чечню свободной исламской
республикой — хочу, чтобы она была такой. А что
хочет кто-то другой в России, меня не интересует.
Когда война закончится и Чечня освободится, я
перестану быть воином Аллаха — стану обычным
человеком, рабом Аллаха.
— Вы — гелаевцы.
Объясните, кто в ваших рядах сейчас кому
подчиняется?
Руслан: Общее
командование — за Масхадовым. Никто сам по себе
не действует. Никакой самодеятельности — у нас
жесткая централизация. Регулярно собираются
военные совещания. Я лично сам несколько раз
участвовал в них, и там был Масхадов.
— Когда лично вы
видели его в последний раз?
Руслан: Уже месяц назад. Я
как охранник нашего командира ездил на
совещание.
Лема: А я слышал голос
Масхадова по рации в Комсомольском. Там все
беспрекословно слушались его приказов, он
контролировал обстановку. Это брехня, что он
неизвестно где. Здоров. Не ранен.
— На ваш взгляд,
какова сейчас, в марте, численность воинов
Аллаха?
Руслан: Около 20 тысяч
воюющих. А сколько в резерве, трудно сказать.
— А что такое резерв?
Руслан: Те, кто отдыхает по
селам до тех пор, пока им не скажут: пора.
— Ради чего вы воюете?
Лема: Ради Аллаха. Когда
нас штурмуют, у нас праздник — ворота в рай
открываются.
— Вы считаете себя
ваххабитами?
Лема: Нет, мы просто
мусульмане.
— Население Чечни
поддерживает вас?
Руслан: Одни поддерживают,
другие нет. К тому же люди слишком запуганы, чтобы
говорить о поддержке.
— Вы знаете, что в тех
селах, через которые вы прошли, пробивая себе
коридоры из окружений, — после этого были
тяжелейшие зачистки с многочисленными жертвами?
Вас не останавливает то, что вы подставляете
своих же людей?
Руслан: Мы же не
специально это делаем. Война есть война, жертвы
неизбежны. Хоть они будут села уничтожать, хоть
людей убивать — мы эту войну не остановим. Потому
что, даже если мы прекратим, они чеченцев в покое
уже не оставят — продолжат уничтожение. Так
говорили нам пленные, и солдаты, и офицеры: что у
них устный приказ убивать как можно больше, все
равно кого — боевиков, женщин, детей, стариков.
Лема: Вот почему эта война
никогда уже не кончится. Даже если войска выйдут,
возмездие неизбежно: столько жертв...
— А вы думаете, что
войска уйдут из Чечни?
Лема: Конечно. Россия —
непредсказуемая страна. Сегодня такая политика,
завтра — другая. Да и мы не потерпим никаких
постоянных гарнизонов на нашей территории.
Необходимое послесловие
Обязана обратить
внимание читателей на две принципиальные вещи.
Во-первых, говорили мы с боевиками на той
территории, которая, если судить по официальным
сведениям штаба объединенной группировки, уже
несколько месяцев полностью контролируется
федеральными войсками. При этом Руслан и Лема
вели себя спокойно, особенно не скрытничая. Лишь
изредка как-то исподлобья, одними глазами, почти
не поворачивая шеи, озирались по сторонам. Но
делали они это скорее по партизанской лесной
привычке, а не из-за какой-то опасности, которая
действительно не грозила. Вокруг нас было много
всякого народа. Ходили солдаты, офицеры.
Наверняка среди последних — и эфэсбэшники,
которыми сегодня наводнена прифронтовая зона. В
нескольких десятках метров стоял пост. Глядя из
Москвы, в подобное трудно поверить: вот военные с
автоматами, вот беженцы, а вот и гелаевец Лема
прямым ходом из «полностью блокированного»
Комсомольского. Но именно таковы будни нынешней
войны на Северном Кавказе — царство двойного
стандарта, ежедневно уносящего жизни людей.
А теперь — во-вторых. Обе
воюющие стороны исповедуют единую
идеологическую платформу: и тем, и другим
абсолютно не жаль мирное население, мечущееся по
Чечне. Они считают многочисленные гражданские
жертвы неким обязательным приложением к
собственной «работе». И тут ни у кого не
наблюдается двойного стандарта.
Вот почему, как попугаю, в
который раз приходится повторять уже очевидное:
ТАК воевать можно бесконечно, и всегда будут
находиться веские оправдания по обе стороны
баррикад. А значит, пора остановить безумие!
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
20.03.2000
|
|
|
