АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ

(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская


  

БИОГРАФИЯ

ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»


СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…

АУДИО / ВИДЕО

СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

ВАШЕ СЛОВО


Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

ПОЛЕ КУЛИКОВО ПОД КОМСОМОЛЬСКИМ
Согласно сообщениям, в этом горном селе вторую неделю решаются судьба России, ее целостность, незави-симость и экономи-ческое процветание
       
 Фото Владимира Павленко
   
       Как ни старайся, а то, что действительно происходит сегодня в Чечне, никак не укладывается в рамки официальных сообщений. И не то чтобы реальность шире и глубже, она просто откровенно не соответствует пропаганде ни Ястржембского, ни штаба объединенной группировки.
       30-летний Лема и 26-летний Руслан — родственники, представители одного тейпа (условием интервью была невозможность публикации их фамилий), а также бойцы одного и того же отряда под командованием Руслана Гелаева.
       Мы особенно не прятались, чтобы поговорить, хотя Лема вышел из Комсомольского лишь накануне ночью, то бишь во время самых интенсивных боев и «полной» его блокады федеральными силами, а внешний вид Лемы не оставляет никаких сомнений в характере его недавних занятий. Он чрезвычайно худ и черен лицом, постоянно чешет голову — это вши. Руслан выглядит значительно лучше: по требованию командира он покинул отряд раньше Лемы. Но все по той же схеме — выходил из окруженного Шатоя, шел горными тропами вместе с ранеными, доставил их в больницу (это было его заданием), во время перехода сильно обморозился и теперь лечится.
       Оба бойца не скрывают, что ждут апреля, когда деревья в Чечне покроет листва. Тогда они опять уйдут воевать. Говорят, большинство отдыхающих в данный момент боевиков тоже ждут этой самой листвы.
       В прошлой, довоенной, жизни оба — обычные сельчане. Один выращивал в Науре кукурузу, другой — зерновые в Самашках. Лема в первую войну вообще не брал в руки оружия. Руслан опытнее — он воевал.

       
       — Как вы смогли выйти из Комсомольского, если войска образовали живой щит вокруг села?
       Лема: Ночью, конечно. Солдат стоит на посту, идет артобстрел — это свои стреляют в солдата. Солдат стоит и всего боится: ему жить хочется. В нашем случае солдат сидел под деревом, потому что обстрел был очень сильный. Мы шли в десяти метрах от него.
       — Вы уверены, что солдат вас видел? Ночь все-таки...
       Лема: Уверен, видел. Он молча передернул затвор, и мы тоже в ответ. Обменялись «приветствиями» и разошлись. Я понимаю это так: солдат знал, что если он выстрелит, мы его тут же убьем. А солдату эта война как таковая не нужна — ему выжить надо.
       — Уточните: вы вышли из Комсомольского с оружием?
       Лема: Конечно, с оружием. Были случаи, шли отрядом и по 50 человек — мимо солдат, которые нас видели.
       — Что происходило в Комсомольском, когда вы там были?
       Лема: По селу бьют из всех видов тяжелого оружия. Мирные жители стали заложниками, много погибших. Иногда — штурмы. Наши главные силы в горах, а в Комсомольском — небольшой отряд. Ситуация такая: в селе отряд, дальше кольцо федералов, а вокруг федералов — наши бойцы.
       — А не рассматривался ли в вашем отряде такой план: раз из-за вас не выпускают людей из села, включая мальчиков от 10 лет, — то взять и уйти из Комсомольского? И тем самым спасти село от уничтожения?
       Лема: Хотели сначала, но потом такой возможности уже не было.
       — Почему? Вы ведь смогли выйти? А людей с собой не взяли...
       Лема: Люди не идут с нами, боятся смерти. Мы ведь двигаемся ночью, без гарантий.
       — Хорошо, из Комсомольского выбрались. А дальше?
       Лема: Пройти ночью посты — нет проблем. Но о деталях я говорить не буду.
       — «Детали» состоят в том, что вы платили федералам на постах и при зачистках?
       Руслан: За проход постов — никогда. А вот оружие и боеприпасы у российских офицеров, конечно, покупаем. У федералов много новейшего оружия, и они его продают.
       — Когда вы лично в последний раз покупали оружие у военных?
       Руслан: Примерно месяц назад.
       — Как это технически происходит?
       Руслан: Через посредников-чеченцев. Для этого мы нанимаем тех чеченцев, которые в хороших отношениях с военными. Например, из вновь созданных администраций. Обычно это закупки оптом, и военные прекрасно понимают зачем. Были случаи, когда нам специально подсовывали такие боеприпасы для снайперских винтовок, что наш снайпер потом взрывался. Но подобных случаев мало. А вообще большинство боеприпасов и оружия мы достаем в бою.
       Лема: Я вообще заметил, на этой войне у солдат особенно в ходу омнопон. И, конечно, промедол. Они часто идут в атаку не в себе, у них страха совсем нет. Нам и пленные об этом говорили: что перед боем они кололись, и тогда нет страха.
       Руслан: У каждого в кармане — желтый пакет, индивидуальная аптечка. Мы видели их у убитых. Из желтых пакетов мы обычно забираем обезболивающее для наших раненых.
       — Но и о ваших бойцах говорят то же — что они балуются наркотиками перед атаками, и поэтому такие отчаянные.
       Лема: Это неправда. У нас страха перед смертью нет, потому что мы в рай попадем, если погибнем на поле боя. Что касается наркоманов, то они в отрядах попадались, особенно, когда мы находились в Грозном. Но наркоманы — не вояки, и поэтому мы от них избавлялись.
       — Как лично вы попали в отряд?
       Лема: Обычно, как все. Когда война началась, ребята из села собрались: что будем делать? Решили — воевать. Кто у нас командир? Договорились — тот. Так и пошли. Мы воюем, начиная с поселка Советская Россия в Наурском районе. Не с Дагестана.
       — Сколько в вашем отряде наемников?
       Руслан: В нашем их не было. Вообще наемников — 1—2 процента от общего числа, не больше, они держатся вместе. Врут военные по телевизору, что их полно. Я лично вообще ни одного негра или китайца среди наших так и не видел.
       — Строгая дисциплина в отряде?
       Лема: У нас сейчас идет борьба с сигаретами — чтобы никто не курил. Воин Аллаха не должен курить. Пока он воюет, должен все запрещенное бросить — выпивать, материться, с женщинами гулять, красть, врать...
       — А если кто-то нарушает, во время боевых действий палками наказывают?
       Лема: Обязательно. Если выпил — получишь палками.
       — Вы считаете наказание палками нормальным?
       Лема: Конечно. Это очень развивает самосознание — взрослому человеку неудобно, когда его палками бьют в присутствии других.
       — Какая у вас в отряде зарплата?
       Лема: Я вообще не знаю, что это такое. В последний раз получал ее, когда мне было 18 лет и перед армией работал в строительной бригаде.
       Руслан: У нас построено так. Есть командир — у него в руках финансы. Если мне нужна материальная помощь — я заболел, семья просит или еще что-то произошло, то командир мне дает деньги. А так, чтобы каждый месяц мне платили какую-то определенную сумму, — этого нет. За газават деньги не платят.
       — Кем вы себя считаете? Боевиками? Военнослужащими чеченской армии? Партизанами?
       Лема: Воинами Аллаха. Я освобождаю свою землю от врагов и неверных. И представляю Чечню свободной исламской республикой — хочу, чтобы она была такой. А что хочет кто-то другой в России, меня не интересует. Когда война закончится и Чечня освободится, я перестану быть воином Аллаха — стану обычным человеком, рабом Аллаха.
       — Вы — гелаевцы. Объясните, кто в ваших рядах сейчас кому подчиняется?
       Руслан: Общее командование — за Масхадовым. Никто сам по себе не действует. Никакой самодеятельности — у нас жесткая централизация. Регулярно собираются военные совещания. Я лично сам несколько раз участвовал в них, и там был Масхадов.
       — Когда лично вы видели его в последний раз?
       Руслан: Уже месяц назад. Я как охранник нашего командира ездил на совещание.
       Лема: А я слышал голос Масхадова по рации в Комсомольском. Там все беспрекословно слушались его приказов, он контролировал обстановку. Это брехня, что он неизвестно где. Здоров. Не ранен.
       — На ваш взгляд, какова сейчас, в марте, численность воинов Аллаха?
       Руслан: Около 20 тысяч воюющих. А сколько в резерве, трудно сказать.
       — А что такое резерв?
       Руслан: Те, кто отдыхает по селам до тех пор, пока им не скажут: пора.
       — Ради чего вы воюете?
       Лема: Ради Аллаха. Когда нас штурмуют, у нас праздник — ворота в рай открываются.
       — Вы считаете себя ваххабитами?
       Лема: Нет, мы просто мусульмане.
       — Население Чечни поддерживает вас?
       Руслан: Одни поддерживают, другие нет. К тому же люди слишком запуганы, чтобы говорить о поддержке.
       — Вы знаете, что в тех селах, через которые вы прошли, пробивая себе коридоры из окружений, — после этого были тяжелейшие зачистки с многочисленными жертвами? Вас не останавливает то, что вы подставляете своих же людей?
       Руслан: Мы же не специально это делаем. Война есть война, жертвы неизбежны. Хоть они будут села уничтожать, хоть людей убивать — мы эту войну не остановим. Потому что, даже если мы прекратим, они чеченцев в покое уже не оставят — продолжат уничтожение. Так говорили нам пленные, и солдаты, и офицеры: что у них устный приказ убивать как можно больше, все равно кого — боевиков, женщин, детей, стариков.
       Лема: Вот почему эта война никогда уже не кончится. Даже если войска выйдут, возмездие неизбежно: столько жертв...
       — А вы думаете, что войска уйдут из Чечни?
       Лема: Конечно. Россия — непредсказуемая страна. Сегодня такая политика, завтра — другая. Да и мы не потерпим никаких постоянных гарнизонов на нашей территории.
       
       Необходимое послесловие
       Обязана обратить внимание читателей на две принципиальные вещи. Во-первых, говорили мы с боевиками на той территории, которая, если судить по официальным сведениям штаба объединенной группировки, уже несколько месяцев полностью контролируется федеральными войсками. При этом Руслан и Лема вели себя спокойно, особенно не скрытничая. Лишь изредка как-то исподлобья, одними глазами, почти не поворачивая шеи, озирались по сторонам. Но делали они это скорее по партизанской лесной привычке, а не из-за какой-то опасности, которая действительно не грозила. Вокруг нас было много всякого народа. Ходили солдаты, офицеры. Наверняка среди последних — и эфэсбэшники, которыми сегодня наводнена прифронтовая зона. В нескольких десятках метров стоял пост. Глядя из Москвы, в подобное трудно поверить: вот военные с автоматами, вот беженцы, а вот и гелаевец Лема прямым ходом из «полностью блокированного» Комсомольского. Но именно таковы будни нынешней войны на Северном Кавказе — царство двойного стандарта, ежедневно уносящего жизни людей.
       А теперь — во-вторых. Обе воюющие стороны исповедуют единую идеологическую платформу: и тем, и другим абсолютно не жаль мирное население, мечущееся по Чечне. Они считают многочисленные гражданские жертвы неким обязательным приложением к собственной «работе». И тут ни у кого не наблюдается двойного стандарта.
       Вот почему, как попугаю, в который раз приходится повторять уже очевидное: ТАК воевать можно бесконечно, и всегда будут находиться веские оправдания по обе стороны баррикад. А значит, пора остановить безумие!

       
       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
       
20.03.2000

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»