РЕПОРТАЖ ОТТУДА, ГДЕ НЕТ ТАРЕЛКИ СУПА ОТ ИМЕНИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

РЕПОРТАЖ ОТТУДА, ГДЕ НЕТ ТАРЕЛКИ СУПА ОТ ИМЕНИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

       У нас редкой души государство — в том смысле, что мало где встретишь до такой степени циничное и продажное чиновничье нутро. Ненависть к собственному народу беспредельна. Зато любовь к его деньгам — бесконечна.
       Все, что сегодня происходит вокруг обустройства беженцев на так называемых «освобожденных территориях» Чечни, слишком смахивает на крупномасштабное свинство: люди продолжают влачить жалкое существование в бесчеловечных условиях, зато скоренько прискакали граждане с уже известными по первой войне фамилиями и устраивают цирковое представление под названием «Восстановление Чечни-99».

       Знаменский эшафот
       Только не думайте, что хоть кто-то кого-то искренне ждет по тому «коридору» из Грозного, о котором широко объявлено! ВСЕ слова, прозвучавшие по ВСЕМ каналам из уст ВСЕХ министров и генералов, — это лишь дымовая завеса политики. И поэтому не дай вам Бог оказаться сейчас в том самом чеченском райцентре Знаменское, что по пути из Грозного в ингушский Малгобек, где якобы развернуты благоустроенные лагеря для новой волны беженцев!
       — Вон, видите, стоит там одна... Говорят, только что вышла из Грозного... — сказали люди и двинули рукой в сторону горки из хаотично наваленных строительных плит у неприглядного забора на окраине Знаменского.
       И правда, наверху кто-то был. Одинокая тоскливая фигура на грязном бетоне, слишком похожая на изваяние. Ни поворота головы, ни движения, ни звука. Полная отрешенность и фатальная отчужденность.
       — Я — Дина Салихова. Мне 18 лет. — Фигура оказалась живой. Но девушка пребывала в тяжелейшем оцепенении и, даже отвечая на вопросы, продолжала походить на скульптурное изображение самой себя. От нее остро тянуло валерьянкой, кто-то, похоже, уже попытался вывести ее из шока. И это ему не удалось: лицо девушки было бледно, как гипс, из которого лепят бюсты, глаза потусторонне-поверхностно, по-стариковски, упирались в забор. — Я пришла из Грозного. Пешком через хребет. Мы шли на авось. Дойти не надеялись. Там постоянно стреляют... Если люди не успевают увернуться — умирают. Боевики были рядом с нами — в поликлинике N 5. Наша семья решила идти, потому что уже все равно, где умирать.
       Дина выдавила монолог, пропуская вопросы мимо ушей, и снова ушла в себя, в сторону от всего живого и мельтешащего вокруг. Ее состояние тривиально для нынешней Чечни — это шок войны. Таких людей много на дорогах, а уж те, кто выходит из зоны боев (где, как известно, «не бьют по жилым домам»), все имеют похожий внешний вид и внутреннее содержание. Они обращают в твою сторону безучастные глазницы и не просят ни о чем, кроме прекращения бомбежек любой ценой.
       Но это — ИХ взгляд на окружающий мир. А НАШ ответ? Что им, настрадавшимся, грязным и голодным, предлагает сегодня Знаменское? Что может сделать «новая власть» на штыках, чтобы из застывших изваяний люди быстрее превратились в похожих на нас — всех остальных, не переживших ужасы бомбометания прямо тебе на голову?
       Ответ примитивен — Знаменское не предлагает ничего.
       Где тот врач, который готов немедленно принять Дину Салихову?
       Его нет.
       Где кровать, на которую можно было бы сразу уложить Дину Салихову?
       Нету!
       Где тарелка горячего супа от имени Российской Федерации, которой следовало бы накормить Дину Салихову, — в беженских лагерях соседней Ингушетии хотя бы это уже налажено?
       Тарелки тоже нет.
       А как в таком случае чувствует себя Николай Кошман (его тут величают Кошмаром — правда, не с ужасом, а с юмором), якобы всесильный представитель президента в регионе? Где он? Ау! Почему многочисленные сегодняшние сотрудники Кошмана, потрясая новенькими «корочками», бестолково снуют по райцентру туда-сюда, а на Дину им наплевать? С чего бы это сам Кошман бесконечно дает в Москве духоподъемные пресс-конференции об отсутствии какой-либо гуманитарной катастрофы на «его» территории и никак не начнет в Знаменском налаживать эту самую жизнь?
       Если судить по результатам, Кошмар только и делает, что зарывает деньги «на восстановление» в землю. И именно этому «святому» делу служит пошлая политическая трескотня, поднятая им в Москве. Вместо того чтобы оперативно организовать для настрадавшихся людей горячее питание, баню, о существовании которой многие забыли, показать врачам, проконсультировать у психологов и психиатров, в данный момент господин Кошман занят беготней по высоким кабинетам. Он всеми доступными ему средствами переводит на себя финансовые «беженские» потоки из Ингушетии, а также выбивает право единолично распоряжаться гуманитарными грузами.
       Зачем? Чтобы уже не президент Аушев стал «главным» по чеченским беженцам — а он, Кошман, великий и могучий. И тут самое время полюбопытствовать о главном: каким образом контора Кошмана распорядилась первыми «беженскими» финансовыми вливаниями? Что она на эти деньги сделала?

       Привет братку Потемкину!
       Возведение потемкинских деревень — любимая забава в нашей стране. На окраине Знаменского — ряды зеленых армейских палаток, их приобрели на Украине на деньги, выделенные ООН. Палатки, понятное дело, обычные, со складов, оставшихся со времен СССР. Только на Украине их удалось купить по цене в два с половиной раза выше той, по какой они же продаются в России.
       Эти палатки и есть новые лагеря для беженцев из Чечни, которые на территории самой Чечни. Это их все время демонстрируют народу по телевизору в качестве доказательства заботы государства о несчастных, и вполне может создаться впечатление, что аккуратность и порядок — от высокой организации и продуманности новых заведений для перемещенных лиц. На самом деле причина порядка — незаселенность лагерей, рукотворная пустынность пейзажа. Ну нет там людей, и все тут! По периметру стоят вооруженные контрактники «системы МВД», как они представляются, под командованием усталого майора Сергея Викторовича Дмитриева. А беженцев — днем с огнем. И очень любопытно — почему?
       Медсестра из Грозного Зулай Узаева — замученное существо неопределенного возраста, от холода и ветра замотанное в груду платков, с галошами на сильно опухших ногах. Вместе с двумя другими женщинами Зулай красит стройные ряды местного «санузла» (так они называют череду умывальников по образу и подобию пионерлагерных).
       — Мы должны каждый день приходить сюда работать, и тогда, может быть, нас сюда поселят.
       — А деньги за работу вам платят? (Напомним, средства из бюджета на это выделены.)
       — Нет. Но просто от того, что ты беженец, места в палатке не предоставят. Я уже два месяца как из Грозного. Измучилась, негде выспаться... — причитает Зулай.
       Посреди Знаменской райадминистрации стоит пенсионерка Нина Михайловна Новикова — обладательница гордой осанки и эффектного профиля красивой когда-то казачки. Всю свою жизнь она провела в Грозном на «Индюшке» (такой микрорайон), на улице Питомника. Нина Михайловна сидела в подвале до последнего, потому что ехать в Россию ей некуда. За военные месяцы женщина настрадалась так, что искренне удивляется собственной живучести на старости лет. Говорит, раз по двадцать на день прощалась в Грозном с белым светом, да и когда стала выбираться — перед самым федеральным блокпостом солдаты пустили ей, старухе в грязной одежде и истлевшей обуви, автоматную очередь под ноги.
       Поражает тональность рассказов Нины Михайловны. О смертях и страстях — без всяких эмоций. Как и Дина. Не плачет, не кричит, а просто выдает информацию, бесстрастно и голо, будто закаленный в боях военный корреспондент. Ей не так много лет, но выглядит на 80. Только что она проделала 26-километровый пеший марш-бросок и тут быстро поняла, почему беженцы называют Знаменское эшафотом. Ни хлебом ее тут не угостили, ни лекарств не дали. Тогда Нина Михайловна пошла, куда люди показали, к солдатским палаткам. Ее пустили переночевать, но предупредили, что это против правил: надо сначала зарегистрироваться, потом получить еще какой-то номер и бумагу, дальше пойти еще к кому-то... Нина Михайловна признается, что не в состоянии понять, почему ее гоняют по кругу, в чем ее личная вина перед государством, которое не устает издеваться над ней, своей полноправной гражданкой. Вокруг возмущающейся пенсионерки быстро накручивается толпа, и тут выясняются весьма важные обстоятельства.
       Да, в лагерях — места для трех тысяч человек. Но, оказывается, в самом Знаменском — уже шесть тысяч беженцев без «коридорных» грозненцев! Эти люди сами себя называют «первой волной» — они сбредались в поселок по ходу войны, и ни единая душа не обращала внимания на их проблемы. Хотя Знаменское уже два месяца как под контролем федеральных войск, тут не платили пенсий и детских пособий. Голодные обмороки — местная примета. Безысходность — тотальная. И, видя все это, нет сил радоваться микроскопическим достижениям страны в области размещения людей, которым удалось вырваться из-под бомбежек!.. Сколько можно демонстрировать заезжим западноевропейцам, прибывшим с очередной инспекцией, длинный ряд специально построенных для беженцев туалетов!.. И пускать слезу умиления в связи с открытием полевых школ для маленьких чеченцев!.. Это только крошечная часть правды о беженской жизни. И, будучи вырвана из контекста, она превращается в ложь.
       А картина такова. Большинство стариков-беженцев вот уже третий месяц перебиваются с чая на хлеб и сходят с ума от кровавого геморроя, и ты слышишь их мучительные вопли, несущиеся из тех самых проклятых гуманитарных туалетов.
       А дети? За три недели до двадцать первого века они приходят в школу в легких ботиночках, а то и в тапках, обернутых в полиэтиленовые пакеты и подвязанных у щиколоток бечевками от мешков с гуманитарной мукой.

       «Кошманный» сон
       ...Некоторое время назад беженцам в Знаменском объяснили: да, решено здесь ставить палатки, и они организовали очередь, в несколько раз превышающую число койко-мест. При таком положении вещей каждый «новенький» — грозненец из «коридора» — воспринимается толпой совсем не гостеприимно! Кто должен был развеять плохие предчувствия толпы? Конечно, местная власть. Но в поселке с этим отвратительно: за военные месяцы глава районной администрации менялся несколько раз. Не успевали беженцы запомнить одну фамилию — им уже объявляли другую, обвиняя предыдущего в воровстве. В результате многие сегодня говорят об окончательно утраченной вере в мало-мальски приличное «завтра», устроенное федералами. Наконец замученные люди самоорганизовались — образовали общественный комитет защиты беженцев, то бишь самих себя.
       — Защиты от кого?
       — От всех, кто нас мучает. И обманывает, — считает Аминат Давлетмурзаева, председатель этого комитета. — Мы никому не верим. Поэтому стали сами составлять списки на палатки. Сделали, утвердили. И тут началось... Теперь, когда пошли грозненцы, власти сказали: списки переписывайте полностью, а там ведь несколько тысяч фамилий! Мы понимаем, почему это происходит: чтобы под шумок новой бумажной работы заселить лагеря «новой волной» и отделаться от нас, «первой волны». Зачем нас стравливают друг с другом? Чтобы объявить все это «мятежом боевиков» и подавить его силой оружия?.. А по радио мы продолжаем слышать, что в Знаменском — рай, что сюда потоком идут средства из России. Где они? Как нам найти их концы?
       Да никак. Инфраструктура по обслуживанию беженской трагедии пухнет, «кошманцев» все больше, они дублируют функции друг друга и не отвечают ни за что. По мере этого ширится и множится идеологическое обслуживание кампании: редкий журналист сегодня в одиночку доберется до Знаменского (таковы условия работы СМИ), а значит, в сознание людей можно безнаказанно вбивать иллюзию, что процесс идет успешно... А дальше верти, как хочешь. И вот уже по заинтересованным правительственным кабинетам в Москве (от которых зависит финансирование беженских нужд) бродит бумажка — «официальное заключение» того самого Госсовета Чеченской Республики, который высосан из пальца в столице с целью хоть кому-то дать власть в будущей Чечне. Госсовет, оказывается, уже проехал по лагерям в Ингушетии, выяснил, что дела там обстоят не лучшим образом, и быстренько сделал вывод: «беженские» деньги — нам, под эгиду Кошмана, а финансирование Ингушетии, где продолжает находиться до двухсот тысяч беженцев из Чечни, прекратить!

       Лицо России 90-х
       Вот так живем: была первая чеченская война, республику разбомбили, разграбили, потом назначили руководить «строительством новой Чечни» Кошмана, стали возить туда деньги «на восстановление», деньги пропали, Кошман перебрался в Москву. Началась вторая чеченская война, республику разбомбили, разграбили, потом назначили руководить «строительством новой Чечни» Кошмана, стали возить туда деньги «на восстановление»...
       ...Нет сил забыть Дину Салихову — как она стоит на груде бетонных плит. И вот почему. Помните, как с актрисы Катрин Денев, а потом и с певицы Мирей Матье лепили «лицо Франции», чтобы на века оно осталось символом страны определенной эпохи? Если идти этим путем, то одинокая, поникшая Дина, выруби ее изображение в камне или граните, — чем эта девушка не «лицо Чечни», не «лицо России девяностых годов»? Памятник измученному бесконечными гражданскими войнами последнего десятилетия тому самому «грозненскому мирному жителю», за конституционные права и гражданские свободы которого глотку рвут все кому не лень, о котором твердят без умолку российские политики, вот уже какие выборы подряд зарабатывая на нем электоральные очки, но которому никто из них и руки не подаст в беде!

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ.Чечня
       20.12.99, «Новая газета Понедельник» N 48