АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская

  
•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

МАТЕРИ-ВОРОВКИ
Новая война на Кавказе заставляет сотни российских женщин идти на преступление
       
       История, которую рассказывает сегодня Сергей (его фамилия известна редакции, но пока обнародована быть не может), способна потрясти даже сознание бывалых, опытных людей, прошедших армию, не говоря уж о гражданских. Это история о том, как для Сергея, рядового самоходно-артиллерийского полка (воинская часть N 52157-Б), расквартированного в поселке Мулино Нижегородской области, и его сослуживцев начинался Дагестан.
       Слухи о перспективах полка отправиться на войну долгое время оставались лишь трепом на солдатских перекурах. Офицеры упорно их опровергали и орали по телефону на родителей-паникеров, звонивших со всех концов страны в попытке заручиться обнадеживающими обещаниями.
       — Вас не собираются отправлять ТУДА? — всхлипывали и кричали в трубки папы и мамы, наивно полагая, что тут-то им и выдадут военную тайну.
       И получали в ответ твердое и веское: «Ни в коем случае».
       Как известно, накрепко увязнуть во лжи — опаснее дороги нет. Так вот, та августовская офицерская неправда к этому дню уже породила столько трагедий, что конца-края им не видно.
       Наконец наступил вечер рубикон. В части все шло не так, как обычно. Офицеры были ласковы, как девы. Через КПП совершенно открыто да еще под руководством прапорщика пронесли много ящиков с водкой. В ответ солдаты-»старики» позапирались кто где мог и носа не показывали. А когда выползали на воздух, совсем не матерились на первогодков. Даже напротив — угощали куревом и намекали на скорую отправку в Дагестан. Сергей и еще около ста таких же, как он, восемнадцатилетних, решили между собой, что поскольку призвались только в конце июня и автомат им показали всего один раз, с ними лично пока ничего не произойдет.
       После ужина офицеры вдруг позвали солдат еще к одному столу, чего ранее не случалось никогда, ни при каких обстоятельствах. Там было много вкусной домашней еды и небывалое число бутылок.
       К 10 часам все упились. А утром в казарме недосчитались 50 человек. Половина исчезнувших была как раз из тех, кто стрелял по одному разу. Оказывается, в 2 часа ночи по заранее составленному списку их, абсолютно пьяных, офицеры подняли с постелей, погрузили, бессознательными, в эшелон и в 3.30 отправили в Дагестан.
       Попойки-предвестники потом случались в части еще. Но никто уже не упивался до полусмерти — боялись отъезда. Однако сценарий не менялся: глубокой ночью — подъем, короткие сборы... Никаких объяснений от офицеров, куда и зачем едут, специальных бесед, подготовки. И уж, конечно, рапортов о «желании продолжить службу в горячей точке». Многие солдаты обо всем написали домой. Но, как выяснилось позже, ни один из солдатских конвертов не нашел своего адресата. Сотрудникам мулинской почты приказали собирать их в отдельные мешки и безжалостно сжигать...
       Итак, зафиксируем ситуацию — солдат поили и, «бездыханными», пока не очухаются, отправляли на войну. Это — можно? В то же время в конце августа — начале сентября по всем телеканалам крутили выступления самых высоких армейских и правительственных чинов, которые убаюкивали сознание солдатских матерей ложью о том, что «принцип добровольности» на новой войне соблюдается самым серьезным образом. И это — можно? Далее — наше телевидение, уподобившись хитроумному Мовлади Удугову времен чеченской кампании, бодро сообщало со ссылками на силовых министров, что в Дагестан отправляют лишь хорошо обученных и подготовленных воинов. Значит, им — можно?
       Так на какой же результат надеялись наше военное руководство и мулинские офицеры? Каким должен был быть ответ семей на эти тайные, лживые и беззаконные махинации с их сыновьями?
       Абсолютно естественным! Помыкавшись от безызвестности по «горячим линиям», матери солдат самоходно-артиллерийского полка получали короткие ответы — «ваши дети в части». Но почему тогда ни от кого нет ни единого письма? На этот вопрос следовало молчание. И тогда матери поехали в Мулино. И кто успевал — чьи сыновья еще были на месте — предпринимали личный демарш против нагло обманывающего их государства. Они подгоняли к забору части машины, упрашивали дежурных офицеров «отпустить на часик, покормить, поговорить» и увозили своих детей прочь, автоматически превращая их в дезертиров, а себя — в пособников преступления, по которым плачет УК.
       ...Сергею, если честно, не позавидуешь. Сегодня он смотрит на всех вокруг тяжелым остановившимся взглядом, и тому много объяснений. И маму жалко, и себя, но ведь многие его друзья все же уехали на Кавказ... И как ему жить дальше, когда он встретится с ними глаза в глаза?..
       — Я все понимаю. Но решила — дальше тянуть нельзя. Да, я его обманом выкрала. Да, отобрала все документы. Да, заперла. Доказывала. Настояла на своем. И уверена, что поступила абсолютно правильно. Нам, матерям тех, кто сейчас оказался в армии, деваться некуда. Ни о какой «добровольности» речи нет. На войну ребят, пришедших просто служить, отправляют фактически насильно, ничего не объясняя, никак не готовя к передовой. Я исхожу из того, что государство поставило нас в невозможные рамки. — Так считает Надежда Ивановна, мама Сергея.
       Вслед за ней те же слова повторяют сегодня сотни других матерей, ставших воровками поневоле. 16 сентября москвичка Лидия Игоревна Бурмистрова увезла своего 19-летнего сына Ивана, рядового Таманской дивизии (в/ч 73881), прямо перед отправкой очередного эшелона и после того, как более двух тысяч солдат оттуда отправились на Кавказ. Вот ее непростой, неоднозначный рассказ:
       — Иван очень не хотел, упирался. Но я переломила его. Я растила сыновей одна. Государство мне ничем — ни копеечкой не помогало. А как забирать на смерть — государство тут как тут! Власть не сумела урегулировать конфликт и решила — надо воевать, и теперь мы для исправления чужих ошибок должны отдать своих детей! Никогда! Никого не интересует, что мой старший 24-летний сын, попав в одну из подмосковных частей, испытал на себе дикий разгул «дедовщины» и вернулся из армии человеком не вполне нормальным! И я, а не государство вытягиваю его, лечу нервы и психику, расшатанные такой армией, уже много лет! И теперь отдавать следующего? Ни за что.
       Матери, которые не успели украсть сыновей до отправки, ринулись теперь в Дагестан и Ингушетию, где, подвергая себя серьезной, смертельной опасности, бродят по дорогам и селениям в поисках детей. Цель их — та же. Найти — и не отпускать. Большинство из этих женщин, прежде чем отправиться на Кавказ, приходили в комитеты солдатских матерей посоветоваться. И там им говорили одно — крадите, увозите, и чем скорее, тем лучше, легче помочь вам сейчас, чем потом, когда сын станет инвалидом!
       Так каковы же они, эти самые «невозможные рамки», которые предлагает государство своим гражданам? Что должны знать и понимать родители, чьим детям выпало попасть на новую кавказскую войну?
       — Я говорю мамам так: «Вы сейчас должны очень трезво оценить обстановку: вы сможете потом всю жизнь тянуть своих детей? У них будет только 280 рублей пенсии от государства». Должна сказать, еще не встретила ни одну маму — а вы видите, какая тут толпа теперь, — которая бы ответила мне: «Смогу, пусть служит, как положено», — это говорит Мария Федулова, сопредседатель Координационного совета комитетов солдатских матерей.
       Не надо думать, что Мария Григорьевна исключительно меркантильна и приземленна. Все совсем не так — просто лучше многих других она знает реальное положение дел, действующие законы, постановления и распоряжения правительства, приказы силовых ведомств. Социальных гарантий там — ноль! Как для прошедших чеченскую мясорубку 1994-96 годов, так и для солдат дагестанской войны. Отсюда — первое и главное, что обязаны знать родители: у вернувшихся из боев не будет никаких льгот. Ни на обучение, ни на лечение, ни на протезы, ни на лекарства, ни на трудоустройство и уж тем более на жилье. Все в их жизни будет происходить, лишь исходя из того, нашелся поблизости «добрый дядя» или нет. Захочет глава местной администрации оплатить протез — оплатит. Не захочет — никто его не заставит. Найдет парень спонсора для получения профессии — отлично. Не найдет — на том и конец... Власть, не стесняясь, подчеркивает: она принимает решение только о войне, но ни о ее последствиях! Она — никому ничего не должна! Но все — должны ей!
       Именно таковы сегодняшние правила игры нашего государства со своим народом, и их не меняет даже то обстоятельство, если отдельные его представители совершают подвиги и демонстрируют беспримерное мужество во славу Отечества. Отсюда — единственной верной опорой пришедшим с войны ребятам будут семьи и родные. Как если бы они послали их воевать.
       Трагедии имеют мерзкую особенность — пухнуть на глазах, размножаться простым и скорым делением. Сын Александра Николаевича и Марины Сергеевны Клочковых из подмосковного Красногорска — рядовой внутренних войск Алексей Клочков только 9 месяцев прослужил в армии (в/ч 3642-Н) до отправки в Дагестан. 6 сентября он был тяжело ранен в ноги, одну — оторвало. 30 сентября перенес уже очередную по счету ампутацию. Если подвести черту, то «практически здоровым» Леша недотянул даже до своего 19-летия: его день рождения был 8 сентября, а к этому времени он, уже в беспамятстве, лежал в Хасавюртовском госпитале. Отныне парень — инвалид, пожизненно. И отец Александр Николаевич постепенно прозревает:
       — Я теперь осознал, что воинам и инвалидам не предусмотрено никаких социальных гарантий! Раньше, когда слышал об этом применительно к ветеранам чеченской войны, считал — журналисты преувеличивают. Теперь я сам хожу по инстанциям и все вижу. Я не могу пока добиться даже малого — выплаты страховки сыну по ранению. Красногорский военком говорит, что, может быть, часть выплатят, если появятся деньги... Но когда — неизвестно. Я задаю вопросы, а как теперь Леша будет учиться или работать? И где? Вы поможете? Мне отвечают: «На этот счет нет законов». То есть как? Воевать — нашли законы? Помогать инвалидам войны — нет? Я спрашиваю дальше: а как мне теперь быть с младшим сыном? Ему — 16. Наверное, он теперь не должен идти служить? Оказывается, нашего младшего освободили бы от армии, только если бы Леша погиб...
       Тамара Михайловна Панина, пенсионерка из удмуртского города Воткинска — родины композитора Чайковского, 22 сентября увидела своего сына Алексея по телевизору. Там выступал военврач с рассказом о поступившем из Дагестана бойце с пулевым проникающим ранением черепа и головного мозга — тот не знал своего имени, не говорил, ничего не помнил, не знал. Это были амнезия и паралич. Ко всем прочим бедам по позорной халатности отцов-командиров (в/ч 3537) на груди у Леши был пустой, без единой цифры-буквы, солдатский медальон. Мама узнала сына и тут же вылетела в Москву. Теперь Тамара Михайловна — у его постели в нейрохирургическом отделении Главного клинического госпиталя МВД. И ее положение то же, что и у Александра Николаевича Клочкова. Она не знает, поможет ли командование вытянуть сына из беды и как долго будет продолжаться помощь после выписки из госпиталя. При этом Тамара Михайловна понимает — вдвоем с мужем им этого не осилить.
       Какой вывод делает Тамара Михайловна? Очень жалеет она об одном — что не оставила Лешу всеми правдами-неправдами дома после отпуска, а позволила вернуться в часть всего за пару месяцев до войны...
       Но, быть может, есть хотя бы предпосылки, что власть, заварившая всю кашу, не ограничится словами о горячей любви к раненым и инвалидам и не оставит их, тех, кто получил увечья исключительно по ее вине, в беде на всю оставшуюся жизнь?
       Прямо беда — обнадеживающих признаков «оздоровления» власти найти не удалось. Ни один государственный орган, который мог бы сдвинуть эту гору, у которого есть на то полномочия, пока не предпринимает ни единого телодвижения в сторону инвалидов новой войны. В правительстве редакции напомнили: и «чеченцы» никаких льгот до сих пор не имеют, а вы хотите, чтобы их получили «дагестанцы», прыгнув через голову ветеранов «первой» войны?
       А как в Госдуме? Там — вообще пока спят. Но, может, в Совете Федерации проснулись? Нет, все то же... Такое ощущение, что в СФ даже и не поняли, в чем вопрос. Зато хлебом не корми депутатов с сенаторами, дай поговорить о поддержке силовых операций! А о том, что после таких операций требуется большое число инвалидных колясок, — молчок.
       А Министерство социальной защиты — ведь забота об инвалидах их прямая обязанность? Там признались: никаких бумаг на этот счет в аппарат правительства пока не отправляли, и даже не сочиняли проектов, и даже не планировали проекты сочинять.
       А Министерство обороны? МВД? ФСБ? ФАПСИ? Те ведомства, чьи солдаты и офицеры сейчас воюют, получают ранения и увечья, стремительно пополняя армию российских инвалидов? Увы — ничегошеньки. Их аппараты увлеченно работают на войну — им не интересно все, что будет после нее.
       Совершенно очевидно, что новая война на Кавказе застала и наше гражданское общество врасплох. Где они — правозащитники? Интеллигенция — совесть народная? Куда сгинула армия активистов-общественников? Почему не слышен их голос в защиту жертв войны? Или хотя бы в пользу истины — ведь пока идет война, все ее участники продолжают числиться в документах как «участники антитеррористической операции» и не более? И пока нет соответствующего правде жизни юридически корректного статуса — нет ничего... Где война? Нет ее! А где они, эти военные инвалиды 99-го года? Да таких не может быть, потому что не было войны!
       Не до правды нам опять — страной уже полностью правят военные, а у них нет жалости к солдатам. Сознание большинства населения стремительно и тотально милитаризуется (»мочи», «круши», «вали»), а меньшинство по мере роста военной экзальтации в стране впадает в кому социальной апатии. Естественно, в такой обстановке совершенно не надо удивляться тому, что самым активно действующим антивоенным «лекарством» оказывается биологический материнский инстинкт. Как в примитивном обществе.
       ...Тамара Михайловна Панина, мама тяжелораненого Алексея из Воткинска, недавно попыталась «поговорить» с сыном. Ну хотя бы чуть-чуть, на доступном ему теперь языке. Вложила в руку фломастер, поднесла к листу бумаги, Леша вывел: «ПА...». Но не дотянул до конца слова — в изнеможении ослабшая рука старшего сержанта упала на постель. Тогда, обрадованная хоть каким-то успехом, Тамара Михайловна решила угадать ход мыслей сына и дописала еще слог: «ПА». Получилось «ПА...ПА» Она подумала, Леша хочет узнать об отце, оставшемся в Воткинске.
       Но Леша заплакал — матери показалось, от обиды, что она его не поняла. И тогда Тамара Михайловна снова дописала слово: «ПА...ЦАНЫ». Сын увидел — и тут с ним случилась настоящая истерика. Мать поняла, что теперь угадала. Алексей хотел рассказать ей, что же стало с его боевыми товарищами... Одни полегли в тяжелых боях начала сентября. У других — тех, кто выжил, впереди, за горизонтом, после госпиталей будет наша лживая жизнь, где очень скоро постараются забыть, что вот эти парни — герои. Зато сами они этого не забудут никогда.
       Кто понял Лешу? Только мать. Даже не врач. Вот и ответ на вопрос, правы ли те женщины, которые сегодня идут на преступление?
       
       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
       04.10.99, «Новая газета Понедельник» N 37
       

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»