АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ

(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская


  

БИОГРАФИЯ

ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»


СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…

АУДИО / ВИДЕО

СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

ВАШЕ СЛОВО


Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

СОЛДАТ СЛЕСАРЕНКО, ПОГИБШИЙ ЗА ГЕНЕРАЛА
В Басманном суде Москвы начинается процесс: солдатская мать Надежда Бушманова, потерявшая здоровье после гибели сына на второй чеченской войне, против генерала Казанцева, лично спланировавшего операцию, в результате которой «свои» разбомбили «своих» и Саша погиб
       
Александр Слесаренко
         
       
Когда государство ведет войну, кто отвечает за ее последствия и совершенные ошибки? Пятый год идет вторая чеченская война, а ясности в ответе на этот вопрос все нет. Президент — он вообще святее папы римского, не тронь. Его генералитет бегает от ответственности в губернаторы и полпреды, а офицерская честь не поспевает за этим спринтом.
       Но как быть людям, по вине генералов потерявшим на войне сыновей? Чьи судьбы оказались полностью исковерканы? Как они могут выживать среди нашей нынешней политпатриотической трескотни? Говорит ли хоть что-то имя Надежды Ивановны Бушмановой, жительницы нищего поселка Заречный в Скопинском районе Рязанской области, Виктору Казанцеву, нынешнему президентскому полпреду в Южном федеральном округе, а ранее командующему Северо-Кавказским военным округом? А имя Александра Слесаренко? Станислава Волкова? Николая Николаевича Волкова из Йошкар-Олы?
       Похоже, ничего. Хотя Казанцев и отнял у Николая Николаевича и Надежды Ивановны все. Подчистую.
       
Надежда Бушманова до гибели сына... ...и после.       Мать Надежда
       Надежда Ивановна стягивает с головы голубую вязаную шапочку, и, вдобавок к нарисованным по надбровным дугам черным полоскам и припрятанным за очки глазам без ресниц, обнажается ее голова. Она гладкая, как шар. Ни волоска.
       — Потрогайте, — говорит Надежда Ивановна и проводит моей рукой по блестящей коже. — Ничего. Все мертво. Это тотальная скоротечная алопеция, я осталась полностью без волос. Все выпали за первые две недели после Сашиных похорон. Прядями лезли. Но я была такая плохая тогда, что было не до врачей… Теперь я инвалид. Левая часть тела ничего не чувствует. Утром не могу свет включить — такая слабость.
       Ворошу ее фотографии — на них редкая красавица с густыми, вьющимися волосами и темными глазами, глубокими и прекрасными. Поверить, что это и есть Надежда Ивановна, сидящая рядом, нет никаких объективных «за».
       — Все это было до 10 сентября 1999 года, — говорит она и смотрит на себя, прошлую, удивленно, как на постороннюю. — А после я уже и не снималась.
       10 сентября 99-го года, четыре с лишним года назад, старший сын Надежды Ивановны Александр Слесаренко, не дожив до своего двадцатилетия пяти месяцев и будучи разведчиком-снайпером так называемого армавирского спецназа (в/ч 6761, 15-й отряд специального назначения Северо-Кавказского округа внутренних войск МВД России), погиб в результате операции, разработанной и лично проведенной тогдашним командующим Северо-Кавказским округом генерал-полковником Виктором Казанцевым: штурмовая авиация отбомбилась прямо по «своим». Среди «своих» был и Саша.
       — Идейный он был. Несовременный, — произносит Надежда Ивановна. — Многие в поселке откупают сыновей от армии, а Саша сказал: «Нет, я должен».
       …Фотокарточки сползают на пол — Надежда Ивановна не церемонится со своим красивым прошлым. Она говорит, что ей не просто «тяжело жить» — это не так называется… Ей невозможно выжить и примириться, что Сашу убили «свои»…
       — Казанцев от имени командования принимает участие в вашей судьбе?
       — Нет, никогда.
       — Ни одного письма? Извинения?
       — Им нужны только наши дети.
       Из школы появляется Женя, младший сын Надежды Ивановны. Ему исполнилось двенадцать, он тоже в трудных отношениях с окружающим миром: старшего брата он боготворил и теперь обходит стороной его старых друзей («они живы, а Саши нет»), бросил секцию борьбы, которую, оказалось, ведет бывший воин-«чеченец» («он жив, а Саша нет»)…
       — Видишь? Журналисты приехали… Но я не хочу разговаривать… — громко шепчет он соседскому мальчишке.
       — А ты бы им рассказал, что его убили наши. А не какие-нибудь фашисты…
       
       Война на высоте 715,3
       Было самое начало второй чеченской войны — первый ее официальный день, 5 сентября, день указа о начале «контртеррористической операции». Шли бои в дагестанских селах Ахар, Шушея, Тухчар, Гомиях… Около пяти вечера боевики заняли дагестанское селение Новолакское на границе с Чечней, и липецкий ОМОН оказался заблокирован ими в здании райотдела милиции — его надо было спасать. К ночи 5 сентября в Армавире был поднят по тревоге 15-й отряд спецназа внутренних войск в 120 человек. 6 сентября он оказался в Моздоке, 7 сентября — в дагестанском Баташ-Юрте, 8 сентября — в Новолаке, где армавирцы попали в распоряжение Виктора Казанцева, командующего СКВО — армейского генерала, назначенного руководить операцией по освобождению Новолакского и Хасавюртовского районов Дагестана с подчинением ему всех остальных родов и видов войск.
       В тот же день, 8 сентября, Казанцев приказал генерал-майору Николаю Черкашенко, своему заместителю по внутренним войскам на время новолакской операции, разработать план захвата господствующей высоты 715,3 (гора с телевышкой) в соответствии с его, Казанцева, соображениями по этому поводу. 9 сентября план был Казанцевым утвержден, и в 21.30 майор Юрий Яшин, командир армавирских спецназовцев, получил приказ идти в бой — занять высоту 715,3, чтобы сверху вести огонь по Новолаку, где погибал липецкий ОМОН, и продержаться до прихода подкрепления.
       И они пошли — как приказали. Почти «голенькие» и «глухие» — без положенных закрытых средств связи, только с открытыми рациями да еще с разряженными аккумуляторами, потому что времени зарядить не предусмотрели. С непросчитанным запасом боеприпасов — армавирцам просто не сказали, сколько потребуется продержаться до подхода своих. «Вперед» — и больше ничего. Потому что — «мясо», да к тому же чужое. Гадость нынешней тупой войны в том, что все «свои» там — «чужие». Армейцы в контрах с ФСБ, внутренние войска — с МВД и армейцами и т.д. Погибли «не наши» на армейском языке часто означает, что полегли милиционеры или внутренние войска. Отсюда и многолетняя свара за то, кто должен возглавлять объединенную группировку на Северном Кавказе.
       К часу ночи 10 сентября 94 спецназовца высоту заняли — слава богу, без потерь и боев. В 6 утра генерал-майор Черкашенко услышал по рации последний спокойный доклад майора Яшина и передал информацию Казанцеву — командующий тут же уехал, поняв, что высота взята, его ничего уже не интересовало, и он не появлялся до 8.40…
       Но в 6.20 у Яшина начался бой. В 7.30 боевики стали окружать спецназовцев, Яшин запросил по рации о помощи. А Черкашенко, оставшийся на КП, уже знал, что ее не будет: другой отряд внутренних войск, которым командовал генерал-майор Григорий Терентьев, попытавшись прорваться на встречу с отрядом Яшина, встретил отчаянное сопротивление и за 500–600 метров до армавирцев был остановлен — 14 бойцов погибли, многих ранило, в том числе и Терентьева, на склонах высоты горели пять БТРов… Кроме же отряда Терентьева, другие на подмогу и не собирались…
       В 8.30 Яшин прокричал Черкашенко, что осталось по одному магазину патронов на брата и, значит, надо уходить. Черкашенко согласился. В 8.40 на КП наконец влетел Казанцев... Он не понимает: зачем Яшину отходить? Он недоволен Черкашенко: был приказ «держать высоту», пусть стоят… «До конца?» — «До конца». Помните: армейцы более безжалостны к «чужим», чем к своим?.. Но тут связь с Яшиным как раз полностью прерывается — аккумуляторы садятся, и майор становится «глухим», а потому самостоятельным…
       Дальше трагедия высоты 715,3 раздваивается и ветви ее течения становятся параллельными. Майор Яшин разделяет свой отряд на группы, одну возглавляет сам, другую — подполковник Гадушкин; и около 11 утра, собравшись с силами, они начинают медленный спуск по разным склонам горы, и другого выхода выжить у него нет. А Казанцев, все понимая и все наблюдая (он находится на полевом наблюдательном пункте, в непосредственной близости к театру военных действий!), дает приказ бомбить эти самые склоны…
       Почему? Потому что есть утвержденный план и установленные сроки разгрома боевиков на высоте. Примерно в 15 часов над группой Яшина зависают два штурмовых СУ-25 из Буденновского авиаполка (в/ч 11580) и наносят прицельный бомбовый удар. Авианаводчиком, по требованию Казанцева, выступает лично командующий 4-й армией ВВС и ПВО генерал-лейтенант Валерий Горбенко. Повторю: в этот момент оба «полководца» стоят на полевом наблюдательном пункте и видят собственными глазами, как отряд Яшина вырывается из окружения: кто по кому стреляет, как на склонах запускают сигнальные ракеты, определяя место, куда бомбить не надо…
       За что наказывали армавирский спецназ днем 10 сентября? За то, что его же и подставили. Наказывали за себя и свой глупый план. Предложили лучше умереть героями (а они не поняли намека), чем выйти из окружения и стать свидетелями. (Метод наших силовиков, позже многократно примененный и в Чечне, и за ее пределами; один «Норд-Ост» только чего стоит. И везде выживших потом порочили, как хотели…)
       Из материалов уголовного дела № 14/00/0018-99д, которое вела военная прокуратура СКВО, фактически подчиненная, согласно уродливой нашей правоохранительной системе, командующему своего округа (чинопродвижением, жильем, льготами и т.д.), в данном случае Казанцеву, и, значит, штампующая его представления о том, что случилось: «Фактически внутренние войска неорганизованно отступали. Ситуация была близка к критической… Казанцев принял решение убыть на передний край… Казанцев лично останавливал бегущие в беспорядке подразделения внутренних войск, лично уточнял им новую задачу, пытаясь направить остатки подразделений внутренних войск на блокирование боевиков...».
       Казанцев — армейский герой, внутренние войска — трусы… Понимаете, о чем речь? А солдаты действительно бежали. От организованной смерти. Тащили раненых, кричали об убитых, оставшихся «там». Казанцев все это видел. И лишь много позже отдал приказ двум армейским парашютно-десантным взводам идти на помощь раненым…
       
       Итого
       Тот однократный, в 15.00, налет «сушек» на гору закончился так: 23 армавирских спецназовца были ранены, 8 убиты прямым попаданием (один — только один! — погиб в бою с боевиками) — рядовые Сергей Горбачев из Дегтярска, Евгений Юрьев из Красноярского края, Станислав Власов из Йошкар-Олы, Антон Тихон из Ханты-Мансийска, Сергей Рудольф из Омской области, старший лейтенант Виталий Пустовой (родители — в Могилевской области, молодая жена — в офицерском общежитии в Армавире), младшие сержанты Сергей Труханов из Башкирии и Виктор Мироненко из того же Армавира.
       Общие потери внутренних войск за операцию 9—10 сентября составили «более 80 человек» — именно такую цифру называет следствие. А точнее никто не знает — прямым попаданием мальчишек разносило в клочья, и они навсегда превращались в без вести пропавших.
       К «своим» выжившие бойцы разбитого отряда майора Яшина выходили еще несколько суток подряд. Тело Саши Слесаренко привезли домой, в Рязанскую область, лишь недели через две. В запаянном гробу. 3 октября 2000 года уголовные дела в отношении всех — генерал-полковника Казанцева, генерал-лейтенанта Горбенко, подполковника Яшина (в 2000-м он перестал быть майором), генерал-майоров Терентьева и Тимченко (начштаба при Казанцеве) — были прекращены. Всю вину сначала возложили на Николая Черкашенко, решившего нарушить приказ и попытаться спасти жизни своих солдат. И на следствии Черкашенко признает себя виновным в том, что не проверил рации, и в том, что не нашел Казанцева сразу, как Яшин попросил приказа отходить…
       Казанцев ни в чем себя виновным так и не сочтет. Черкашенко конечно же не возьмут ни под какой арест. Потому что, по умолчанию, и об этом все, причастные к трагедии и штабные, знали: Черкашенко выполнял серьезное государственное задание. Он брал на себя вину, отмывая командующего. Скандала в виде «осужденного командующего» в начале войны быть просто не могло.
       Впрочем, тут же после спасения Казанцева Черкашенко подвели под амнистию — 6 октября 2000 года, через трое суток после прекращения уголовного дела против Казанцева…
      
       Что бывает дальше?
       Гробы развезли по российским погостам. Матери и отцы похоронили себя заживо вместе со своими детьми. А родное государство понатыкало на солдатских могилах самые дешевые памятники, под которыми лежать никому не пожелаешь.
       — Я была такая невменяемая, совсем бездыханная, что ни на что не обращала внимания и не проследила. А теперь — больная. И нищета… Сейчас все увидите, — говорит Надежда Ивановна Бушманова и плачет. Тихо плачет, всегда плачет… Она сняла парик, она уже не может следить за собой и соблюдать какую-то форму. И мы идем на Зареченское кладбище, а потом, договорились, в школу, где учился Саша. Там, в Музее боевой славы, нашлось место и для Сашиной фотографии, и для рассказа о нем.
       На этом сельском кладбище очень неуютно. Потому что голо. Колючий ветер кидается белой крошкой со всех сторон — слишком много открытого пространства между заброшенными сопками, где когда-то были советские угольные шахты, а теперь тут мертвый мир. Сашина могила даже скромнее остальных, более чем простых. «Памятник» оплатили внутренние войска, и получилась просто доска, где уже стерлась часть букв. Что будет еще через пять лет?
       — А что, когда меня не будет? — произносит мать. Ей 45, но вам это в голову не придет. — Мы же никому не интересны… Только наши дети, чтобы забрать их жизни. Видите — вон там, впереди, могила?.. Это мальчик, который учился с Сашей в одном классе. Виталик Колядин. Тоже 80-го года рождения. И тоже попал в Чечню, вернулся и быстро сошел с ума. Родители очень хотели положить его рядом с Сашей, пока он умирал, одна ведь судьба у них, да земля уже оказалась занята.
       Есть два пути для человека, когда на него обрушивается горе: жить этим горем и постараться скорее перешагнуть через него. Второе называется — «ради себя». Семья Бушмановых, состоящая из двух человек, выбрала первое. И кто сказал, что «ради него» — дорогой верности, пусть даже вопреки здоровому самосохранению, ради памяти любимого человека — это плохо? Надежда Ивановна истово верна памяти старшего сына и считает, что ее жизнь сломана и обратной дороги к людям нет, да и люди где-то далеко. Живет она теперь, замкнувшись в себе, и редко выходит из дома. Путь по земле измеряется отрезком от кладбища до дома, и обитателей могил, похоже, она воспринимает лучше. На это есть основания — никаким властям нет дела до полуголодного существования солдатской матери. А ролики про успехи и госнаграды полпреда Казанцева она, как и все, смотрит по телевизору. Ни извинений, ни просьбы о прощении с «той» стороны так и не поступало. Будто не Саша лег в фундамент этих генеральских побед.
       Наконец мы добираемся до школы — средней школы имени Максима Горького поселка Заречного. Если пройти через спортзал, то в правом его углу — дверь в Музей боевой славы. Особенного энтузиазма у меня нет — что можно узнать из казенных колонок наших музеев боевой славы? Да и «боевая слава» в данном случае уж точно ни при чем… Однако Надежда Ивановна просит, и вскоре я понимаю, почему — таких честных музеев ни в селах, а тем более в столицах видеть еще не приходилось. Вся правда тут до донышка. Вот портреты участников Великой Отечественной войны, учеников и учителей. Вот «афганцы». А вот и «чеченцы». На двух чеченских войнах побывали пять зареченцев. Трое — в первую, двое — во вторую. Трое выжили, двое мертвы. Саша погиб, Виталий сошел с ума.
       И вот читаю:
       «СЛЕСАРЕНКО АЛЕКСАНДР. Окончил школу в 1996 г. Призван в армию 16.06.1998… В армии вел дневник, в котором писал о том, как над ним издевались.. Попал в окружение… Посмертно получил медаль «За отвагу»...».
       — А где медаль? Вы мне не показали.
       — Женя убрал в сарай, чтобы я не видела, — отвечает Надежда Ивановна.
       — А дневник?
       — Туда же. Чтобы я не читала и не сошла с ума. Смотрите дальше, вот где правда.
       «КИШКИН ВИТАЛИЙ… Вспоминать о службе более подробно не хочет, т.к. кошмарные сны мучали его и после возвращения из Чечни...».
       «АРТЮХИН СЕРГЕЙ, 1976 г.р. Родился в д. Свинушки. Служил в ОДОН (отдельной дивизии особого назначения им. Дзержинского)… В целом пробыл в Чечне семь месяцев… Вначале было тяжело, затем понемногу стали привыкать… Жили дружно, делили все поровну, ели плохо, хлеба не хватало, одну буханку давали на восемь человек… Приходилось не мыться по месяцу, воды привозили мало, приходилось пить из луж… За это время увидел весь ужас войны, раненых, убитых, солдат, оставшихся калеками на всю жизнь».
       — Для нас все это очень важно, — говорит добровольный экскурсовод Ирина Юрьевна Виноградова, педагог-организатор, — она ведет в школе кружок «Зареченский краезнатец». — Вы не представляете, насколько это для нас серьезно, чтобы мы не врали нашим детям, как все там было…
       У Надежды Ивановны на исходе силы, которые она подсобрала, чтобы прийти в Сашину школу, и надо уходить.
       — Я долго думала: как мне быть? — подводит она черту нашим разговорам. — И поняла: смириться с тем, что моего Сашу принесли в жертву генеральским амбициям, не сумею. И подала иск в суд. Требую из казны миллион за гибель сына.
       Мимолетное «счастье» генералов, туда-сюда переставляющих роты и взводы, в том, что они не смотрят в глаза матерей, сыновей которых, поротно и повзводно, отправляют на тот свет. Но когда-нибудь и этому приходит конец: встреча Героя России полпреда Казанцева с солдатской матерью Надеждой Ивановной Бушмановой назначена на 14 января 2004 года в Басманном межмуниципальном суде Москвы.
       
       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, Рязанская область
       
Редакция благодарит фонд «Право матери» за помощь,
       оказанную при подготовке материала.
       
       
11.12.2003
       

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»