ДЕЛО «ЮКОСА»: В ХОД ПОШЛИ ПСИХОТРОПЫ?

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

ДЕЛО «ЮКОСА»: В ХОД ПОШЛИ ПСИХОТРОПЫ?
Татьяна Пичугина обратилась к российской и международной общественности, умоляя о защите. В ответ Генпрокуратура начала проверку — пытали ее мужа в «Лефортове» или ему это только показалось

Татьяна Пичугина

       Досье
       Алексей ПИЧУГИН — 1962 г. р. Родился в г. Орехово-Зуево Московской области, окончил высшее военное училище и высшие курсы военной контрразведки. В советское время работал в КГБ, откуда уволился после путча 1991 г. После этого сначала работал в «МЕНАТЕПе», потом перешел в «ЮКОС» вместе с основной командой «МЕНАТЕПа». Последняя должность — начальник отдела службы безопасности «ЮКОСа». Находится под арестом в СИЗО ФСБ РФ «Лефортово», предъявлено обвинение по ст. 105 (ч. 2) — «Двойное убийство».

       17 июля жена Алексея Пичугина, начальника одного из отделов службы безопасности «ЮКОСа», обратилась с открытым письмом «к российской и международной общественности». Жанр для нашей страны не новый, даже привычный, однако впервые с таким обращением выступает жена человека из мира самого крупного российского бизнеса — тамошняя корпоративная этика такова, что представительницы этого круга ВИП-женщин молчат при любых вариантах развития событий вокруг их мужей. Так что шаг Татьяны Пичугиной — еще одно доказательство, что обстоятельства действительно экстраординарны. Итак:
       «Я, Татьяна Пичугина, жена Алексея Пичугина, арестованного 21 июня 2003 года по обвинению в убийстве, которого он не совершал, обращаюсь с призывом о помощи...
       По закону мне разрешено видеть своего мужа не чаще 2 раз в месяц. Каждый раз перед свиданием в следственном изоляторе ФСБ «Лефортово», где содержится под стражей мой муж, представители следствия предупреждают меня, что я могу рассказывать ему только о семье и о нашем пятилетнем сыне Сергее. Моему мужу запрещено что-либо говорить мне о том, как его содержат, чем он питается, как часто его допрашивают.
       14 июля адвокаты Алексея сообщили мне, что едут в «Лефортово» для проведения следственных действий. Вечером того же дня я узнала, что к моему мужу адвокаты не попали.
       На следующий день вместе с матерью Алексея я пришла на свидание и заметила, что Алексей сильно изменился. Он имел откровенно болезненный вид, был очень бледным и вялым, речь его была затруднена. Но самое ужасное, как я поняла по его жестам, — ему принудительно были сделаны внутривенные инъекции. Я поняла, что в понедельник он был подвергнут многочасовому допросу, в ходе которого потерял сознание после укола. В нарушение уголовно-процессуального закона адвокаты на этот допрос допущены не были.
       Я обращаюсь ко всем организациям, которые могут хоть чем-то помочь: у меня есть серьзные основания считать, что на моего мужа оказывается давление с применением сильнодействующих психотропных средств. Алексея, честного и достойного человека, склоняют к самооговору. Я боюсь, что следователи решили пойти на все, чтобы добиться от него признания в преступлениях, которых он не совершал.
       Я обращаюсь к российской и международной общественности только с одной просьбой. Помогите добиться независимого общественного контроля над следствием по делу моего мужа!
       Я хочу спасти его жизнь и здоровье. Я вижу только один путь защиты — закон».

       Странное чувство по прочтении письма жены: текст откуда-то из Солженицына... А год-то — 2003-й... Почему?.. Почему фээсбэшники диктуют жене, о чем ей можно говорить с мужем? И почему это — только о семье и сыне? Почему муж не имеет права рассказать, что у него было на завтрак? Узкая ли у него кровать? И сколько длятся допросы? Почему?..
       Потому, что допрашивают очень много часов подряд? И ночью? На измор? Намеренно истощая и шантажируя психику человека? И, значит, пытая?
       Но зачем истощают и шантажируют? Да еще и с подмешиванием в кровь некой «дозы правды» — чтобы было легче сознаваться?
       Дураков, конечно, нет — все мы, люди в России, в тюремном деле грамотные, Солженицына штудировали. Если в дело пошли психотропы, значит, с доказательствами у следствия негусто. Кто бы иначе возился с уколами?..
       Выходит, нужны чистосердечные признания. И поскорее. Но зачем они нужны? Если в суде их все равно не примут в качестве доказательств вины?
       Чистосердечные показания нужны для громкого телевизионного отчета, как это теперь водится в нашем государстве. Чтобы кто-то из очень больших прикремлевских начальников смог бы отрапортовать о быстро проделанной работе: мол, имярек «уже начал давать показания»... Вы, конечно, слышали этот старо-ново-яз.
       А как же будущий суд? Суд будет не скоро. И поэтому власти его ничуть не боятся. Он пройдет когда-нибудь, и тихо — главные телеканалы освещать его не станут. И даже если суд не найдет состава преступления — и что? Это все случится, когда от политических врагов и следа не останется, да и смысла в этом следе не будет — выборы останутся за спиной.

       P.S. Как сообщил «Новой газете» адвокат Алексея Пичугина Георгий Кагенер, Генпрокуратура уже «занимается проверкой этих обстоятельств».

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
       21.07.2003