Подполковник ГУБИЧ: СКАЖИТЕ ИМ — ВОЙНА ЭТА БЕССМЫСЛЕННАЯ...

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

Подполковник ГУБИЧ:
СКАЖИТЕ ИМ — ВОЙНА ЭТА БЕССМЫСЛЕННАЯ...
Даже когда все кончится, мы будем нести потери...

       Забудь о логике всяк сюда въезжающий. Отряхнись от всех московских стереотипов и мотивов. Сбрось иго агитпропа войны. И быстро убедишься — ну нет там теперь, хоть умри, той армии, что красиво и без особых потерь штурмует высоту за высотой, будучи уверена в своем священном предназначении...
       А что же есть?
       Бесконечно усталые люди с проблемной психикой.
       И еще — холод. Грязь. Чесотка. Грибок. Пьянство. Анаша. И всем очень жить хочется.
       Смертельная атака на буренку
       — А ОНИ мне ... денег не платят! Вот я и... — Генерал орал так смачно, что по горам затарахтело эхо, перекрывая вопли артиллерийской канонады.
       — Вот в Москве и требуйте денег! Зачем же здесь куролесить?
       Мы стояли на окраине далекого предгорного ингушского селения Мужичи. Ни с того ни с сего генерал-федерал только что застрелил корову — худую, юную и коричневую, кормилицу одной ингушской семьи. До суверенной Грузии от Мужичей рукой подать, да и мятежная Чечня в двух шагах через перевал. Поэтому в селении давно войска и гаубицы, а дети плохо спят по ночам от орудийного грохота.
       Погибла корова так. В тлеющих сумерках брела себе рогатая вместе с товарками с пастбища в родимый хлев и уже видела впереди и знакомый забор, о который бывало так приятно почесать бока, и хозяйку Хадижат — обладательницу теплых рук, каждый вечер ласково обихаживающих ее упрямые сосцы... И тут на пути коровы к своему привычному и понятному миру возник Он. Генерал. (ФИО имеется в редакции — не публикуем, потому что у него есть дети, и они ни в чем не виноваты.)
       Генерал был молод, красив и впечатляющ — из ранних, боевых. Грудь нараспашку. Камуфляж внакидку. Буря в глазах. Гормон наружу, как у подростка, — третий месяц в прифронтовой полосе... Оставив солдат позади, он поместил свою VIP (по местным меркам) персону прямо посреди дороги, лоб в лоб стаду. Генерал явно кого-то выбирал. И наконец лихо, с бедра, одной правой вскинул автомат. Хадижат закричала. Мужичи содрогнулись, подумав, что завтра чьи-то похороны.
       Сначала генерал собственноручно застрелил корову. Потом собственноручно прицепил тушу на крюк бронетранспортера. И отдал приказ оттащить на полевую кухню под вой и причитания хозяйки.
       — Вам есть нечего?
       — Почему? Я сыт. Просто ОНИ мне денег не платят!
       — Кто? Ингуши из Мужичей?
       — Нет, москвичи из МВД.
       Нас очень внимательно слушали солдаты.
       — Как вас зовут?
       — Военная тайна. — Победитель коров пахнул застарелым перегаром. — Нам запрещены контакты с журналистами. Еще вопрос, и арестую за шпионаж...

       Обидно: в предложенных ему обстоятельствах наш генерал явно утратил способность к анализу и самоанализу. Хотя именно по этому дару определяют профессиональную состоятельность высшего офицерства. Кстати, равно как по теплым и ласковым рукам берут в доярки. Но, быть может, вас утешает мысль, что сей генерал — лишь досадное недоразумение из того допустимого процента зверюг, случайно затесавшихся в стройные и чистые ряды спасителей Отечества от международных террористов? Ответ — впереди, а пока — вторая картинка с северокавказской военной выставки.

       Кайф размером в «цинк»
       Юрик явно заговаривался. И Володя демонстрировал чрезмерную странноватую болтливость — именно такая бывает признаком легкого наркотического опьянения. Когда мысли путаются, цепляются друг за друга, бродят кое-как и непременно возвращаются туда, где уже были, — в итоге выходит бесконечное и хаотичное перемалывание одной и той же навязчивой темы. «Анаша», — такой приговор вынесет Юрику и Володе каждый, кто хоть однажды уже имел дело с потребителем «травки».
       Юрик и Володя — омоновцы, лейтенант и прапорщик МВД, и встретились мы на блокпосту у чеченской станицы Ассиновская. Оба щеголяли новенькими нарукавными нашивками — теперь омоновцы не «барсы» и не «львы», а «TEAM SPECIAL». Прямо по-английски, что в переводе — «специальная команда». «Специалист» Юрик, не замолкая, твердил о крови и кусках человеческого мяса «лиц чеченской национальности» и плел небылицы о том, как «вчера в канаве они одного «духа» рубили-рубили — вот там». Володя так же маниакально «бродил» вокруг своей зарплаты, низкой, по его мнению.
       Володя ощущал себя до конца жизни обиженным, Юрик — главным героем американского боевика. В который раз подряд он пересказывал пакость, следя за реакцией посторонних: о видеокассетах, которые среди бойцов на Северном Кавказе распространяет ФСБ, и те их смотрят еженощно, «для настроения».
       — А что на кассетах?
       — Как убивают, насилуют. А вы не в курсе, как изнасиловали в Назрани брата Шамиля Басаева — Ширвани? Группой... А я вот видел. — Юрик очень доволен произведенным тошнотворным эффектом.
       — Тебе нравится?
       — Неплохо... — Юрик удовлетворен. Не надо долго думать, чтобы понять: Юрик душевно нездоров. Даром что аттестован.
       Человек с больной психикой в обнимку с автоматом Калашникова, находящийся на боевых позициях, — явление на Северном Кавказе уже достаточно распространенное, чтобы его перестать замечать. Но кто это будет делать? Любопытная подробность: по левую руку от Юрика стоит штатный психолог данного подразделения! И он тоже несколько странноват — хотя бы потому, что поведение Юрика не вызывает в нем никаких ощущений... Что же происходит?
       К декабрю эти люди на войне вконец выдохлись. Вокруг Юрика и Володи — измученные ночными перестрелками лица их сослуживцев. В отдалении — грязные и голодные солдаты-федералы, у них все ноги в грибках, потому что даже ночью не вылезают из резиновых сапог. Перед глазами бойцов — бесконечный поток несчастий и горя, беженцы бредут через Ассиновскую все светлое время суток. Плачущие женщины, дети и старики, смотрящие волком. Из Чечни провозят раненых, с ампутированными конечностями и сочащимися ранами.
       — А я бы их не ранил, а убил, — так комментирует Юрик. И тут есть от чего сойти с ума: ведь в российские больницы везут лечить тех, кого изуродовали российские же воины, один и тот же бюджет финансирует сегодня и смертоносные бомбардировки, и их жертв.
       Слишком унылый пейзаж перед глазами человека с ружьем, чтобы не постараться его подсластить. Собственно, так сегодня и происходит: к исходу нынешней военной осени на границе Чечни и Ингушетии, в районе КПП «Кавказ», установились строго регламентированные товарно-денежные отношения. Одна их сторона — федералы, подкатывающие сюда на боевых машинах из близлежащих «освобожденных» селений. Другая — ингушские барыги.
       Бойцы ингушского же ОМОНа, несущие вахту на первом посту по пути к «Кавказу», вводят в курс расценок на «реанимационные мероприятия». Два «цинка» (то бишь два ящика патронов в переводе с прифронтового сленга) — 20 бутылок местной дешевой водки (по 10 рублей) или один стакан анаши. Обычно процесс происходит так: солдаты привозят «цинки» (вечером или ночью, когда темно, и всегда в сопровождении офицера), а к этому времени на ингушском посту уже ждут обменщики с водкой или анашой. Милиционеры уверены: все участники товарообмена заранее договариваются о его времени и месте, действует отлаженная система.
       Но почему же всезнающие ингушские милиционеры выступают лишь в роли наблюдателей?! Где захваты? Аресты? Громкие дела?
       — Приказа нет, — отвечает доблестный ОМОН, потупив глазки.
       Вы верите? Я лично — нет. Но нельзя не думать и о другой стороне медали: военные до такой степени пошли вразнос, что торгуют теми самыми патронами, которые впоследствии скорее всего полетят именно в них.

       Пост — сторублевка
       Итак, картинка N 3. На этой войне есть еще один любопытный КПП. Называется «Октябрьский» — через него можно попасть из Чечни в Моздок (это там, где располагается штаб объединенной группировки на Северном Кавказе).
       Беженцы в лагере «Спутник» (у ингушской станицы Слепцовская) не раз рассказывали вещи удивительные. На посту «Октябрьский» солдаты якобы говорят женщинам, идущим из северных районов Чечни, на моздокский базар за продуктами: «Вам туда нельзя! Для вас Моздок — запретный город». (»Вас» — чеченцев в переводе с федерального.)
       Но, как водится, главное в России — не торопиться уйти. Проходит немного времени, и «запретный город» превращается в обычный, «безвизовый» — самым настойчивым женщинам солдаты объявляют свои ставки. С одного пешего человека за пересечение КПП — по 100 рублей. С легковушки — 500-600, в зависимости от настроения берущего. За провоз трупа (извините за цинизм!) — 1000. «Платишь, — уверяли беженки, — и даже паспорт солдаты не смотрят».
       Ну как поверить в подобные наветы? Да никак. Пока, конечно, не проверишь. Пришлось ехать указанным маршрутом — это полтора-два часа на машине от лагеря «Спутник». И радоваться там оказалось нечему — беженки не опорочили солдат. За сторублевку опыт вполне удался, и даже с лихвой: постовых совершенно не заинтересовали ни паспорт, ни прописка в нем, ни подробности личной биографии обозревателя «Новой газеты».
       И тут забрела в голову совсем крамольная мысль: а если дать 200? 300? 500?.. Оружие и боеприпасы можно будет спокойно пронести в Чечню? А выйти из нее, не засветившись в компьютере? Как вам кажется?.. Лично у меня — утвердительные ответы на эти вопросы. А вы все — Грузия да Грузия...

       Ковровые зачистки
       А как быть с данностью, с фактами — с военными грузовиками, колесящими по Ингушетии? Их внутренние полости для утепления вдруг стали устилать коврами! Где это видано? Кто бывал в той же станице Слепцовской и задавался целью повнимательнее заглянуть под случайно откинувшиеся борта — тому открывалась умопомрачительная картина. Действительно, ну откуда в грузовиках ковры? Неужели кто-то способен подумать, что, и вправду, забота генералов о солдатах дошла у нас до суворовской степени, и для согрева внутреннее убранство интенданты дополняют коврами?
       Нет, конечно. Мародерство на этой войне цветет и колосится ровно так же, как и на прошлой чеченской. Рассказы о «зачистке имущества» в ходе «зачисток освобожденных населенных пунктов» — это один из основных жанров, который в ходу у беженцев палаточных лагерей. Из всех услышанных предлагаю монолог Язират Довлетмурзаевой, 85-летней бабушки из Самашек. Ее сегодняшний адрес — лагерь «Спутник», 13-й блок, 3-я палатка. Язират — по профессии доярка, неграмотная, всю жизнь крестьянствовала, ни в какие политические истории не лезла. Она и сейчас плохо разбирается в мотивах тех войн, что проносятся в последние пять лет над ее головой, но хорошо знает одно — никакого богатства за свою жизнь не скопила и дом ее беден.
       Бабушка говорит так: «Вчера (21 ноября. — А. П.) я ходила в Самашки посмотреть, можно ли наконец переселяться. Очень хочу домой. Пришла. Из окон лезут солдаты. Дом разграблен. Уносят все, что попадается под руку, — соленья-варенья. Увели корову. Даже дверь взяли. Матрац забрали. Больше на такой хороший матрац, какой был у меня, я уже не скоплю».
       Военные, не злитесь! И согласитесь — таким образом можно превратить войну в бесконечность, где каждый следующий эшелон в Чечню, уверяю вас, будет вполне доволен передислокацией в северокавказском направлении.
       А как сбросить со счетов мерзкие истории с участием бойцов внутренних войск МВД в чеченском Серноводске? Рассказывает Берлант Магомадова: «Ходят по рынку солдаты, просят водку. Иногда приносят в мешках тушенку и меняют тоже на водку. Напьются — и стреляют. 15 ноября нашего соседа Магомеда Эснукаева, очень хорошего человека, сироту, которого воспитывала вся наша улица Наги Асуева, — солдаты застрелили только за то, что сказал им: «У меня нет водки».
       Напомню: это тот самый Серноводск, из которого 25 ноября прикатили на БМП в Слепцовскую солдаты во главе со своим командиром взвода и, требуя все той же проклятой водки, убили автоматной очередью девушку-продавщицу... Да, это был шок для Ингушетии. Но и закономерный итог всего происходящего с армией на Северном Кавказе — подобное не могло не случиться, рано или поздно.
       Кто-то обязательно скажет — это издержки войны, обязательный процент дури и непредсказуемости, которые она несет за собой. Тешьте себя! А кто там был, знает: все по-другому, куда хуже. Чем дальше в зиму, тем стремительнее меняются настроения в армии. Слишком многие ощущают тупик. В головах — разброд и шатания. В душах — глухое недовольство. Когда солдат неделями не снимает резиновых сапог и сидит в блиндаже, больше похожем на болото, а офицер должен бродить по окрестностям в поисках денег, чтобы сходить в баню в ближайшее селение, — война перестает им казаться святой и освободительной, даже если они ехали на Кавказ именно с таким чувством. Люди в погонах сегодня морально истощены и физически измучены. Они более не выдерживают предложенных им нечеловеческих условий выживания и в ответ ведут себя не по-человечески. Потому что они не боги, а такие же люди, как мы. Хватит врать самим себе — в Чечне происходит совсем не то, о чем многим намечталось в столице!
       Все это пишется не для того, чтобы штабные офицеры из Москвы и Моздока тут же бросились искать конкретных виновников конкретных преступлений, — это глупо и неэффективно. Телодвижения должны быть совершенно иными — война должна быть или резко очерчена и локализована, или остановлена вовсе. В том виде, в котором «борьба с террористами» сейчас расползается по городам и весям, она становится смертельно опасной слишком для многих, не имеющих никакого отношения к террористам.
       ...На КПП у чеченской станицы Ассиновская начинало стремительно темнеть. Оставаться дальше тут было нельзя: ночь — время реализации патронов. Начальник штаба курского ОМОНа подполковник Валерий Губич отчаянно гнал всех невоенных восвояси — так положено. Но попросил на прощание: «Передайте там, в Москве: война эта абсолютно бессмысленна». И добавил: «Это и есть главная правда».

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ. Ингушетия
       06.12.99, «Новая газета Понедельник» N 46