АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ

(30.08.1958 – 07.10.2006)
  
Анна Степановна Политковская


  

БИОГРАФИЯ

ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»


СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…

АУДИО / ВИДЕО

СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

ВАШЕ СЛОВО


Скачать книгу «Путинская Россия»

Скачать специальный выпуск

САМОЕ СТРАШНОЕ, ЧТО ОНИ ЕЩЕ ЖИВЫ?
Очень печальная история о том, что никто не хочет вывезти дом престарелых из Грозного
       
       
Пока эта история — трагедия. Из всей гаммы чувств, доступных нашим с вами нервным окончаниям, в ней задействованы лишь самые скверные.
       Во-первых, жестокость.
       Во-вторых, равнодушие.
       В-третьих, цинизм.
       Все беженцы из Чечни, живущие в лагерях на территории Ингушетии, делятся на две группы. Одни ненавидят русских и всех, кто приехал из Москвы. Другие, напротив, лояльны и без общего дома с Россией жизни своей будущей не представляют. Когда и те, и другие начинали рассказывать о нищенском положении жителей Катаямского дома престарелых в Грозном, о бомбах, которые без особого разбору сыплются на Старопромысловский район чеченской столицы, а значит, и на головы почти сотни стариков и старушек, тридцать из которых лежачие, — все беженцы оказывались едины в оценках: «Что ВЫ (вы — русские) вообще можете хорошего сделать, если даже СВОИХ стариков из-под бомб вывезти не способны?»
       Слушать было обидно. И очень стыдно. О том, как бабушки и дедушки, оставшиеся без родных, отчаянно побираются, скитаясь по городу в поисках пищи. О том, что те, кто еще может ходить, приносят еду тем, кто прикован к постели. О том, что персонал разбежался. О том, что лекарств, воды, света, газа — нет. Лейтмотивом в этих рассказах проходил, увы, «пятый пункт»: на Катаяме доживают свой век главным образом русские и прочие русскоязычные — «ваши». Чеченцы, как известно, своих стариков в богадельни обычно не отдают.
       Так появилась идея — любыми путями надо вывезти несчастных стариков из Грозного и переселить в человеческие условия. Но как?
       Мы стали действовать. Пожалуй, вся Москва чиновничья получила один и тот же вопрос: а кто ДОЛЖЕН помочь Грозненскому дому престарелых? И кто ОБЯЗАН был помочь? Фамилия, имя, отчество?
       Оказалось — никто. Да, между двумя войнами на Катаяму с инспекцией катали сотрудники Министерства труда и социального развития РФ — якобы для оказания помощи. А сейчас? Когда бомбы посыпались? Под напором политической целесообразности «борьбы с терроризмом» о подведомственном «контингенте» они и не вспомнили. А дальше и военные помогли: объявили всех, кто остался в Грозном, пособниками бандитов. На том и конец, и спроса с Минтруда — никакого: проще разбомбить, чем спасти.
       Итак, промежуточный итог — в нынешней государственной системе нет такого человека при должности, который бы нес ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за судьбу сотен одиноких стариков, затерянных на переднем крае большой северокавказской военно-политической игры.
       И вот тогда в ход пошли ЧУВСТВА. Спасение беспомощных бабушек и дедушек, на первый взгляд почти невозможное, стало выглядеть реальным, как только мы стали действовать ОТ СЕРДЦА К СЕРДЦУ. Первый, кто принял душой нашу идею, а потом подключил свои большие ЛИЧНЫЕ связи, — это Евгений Гонтмахер, руководитель департамента социального развития аппарата правительства РФ. Это ЛИЧНО он сделал все, чтобы министр труда и социального развития страны Сергей Калашников, доселе не желавший даже вступать в разговоры о грозненской богадельне (о бедственном состоянии которой, кстати, отлично знал), — так вот, Сергей Калашников получил-таки соответствующее задание от вице-премьера Валентины Матвиенко, и очень скоро его заместитель Сергей Киселев отыскал в домах престарелых девяти регионов страны места для одиноких грозненских стариков.
       И тут мы сами допустили принципиальную и роковую ошибку. Чтобы не спугнуть проснувшийся энтузиазм, мы слишком многое пропускали тогда мимо ушей — например, те же разглагольствования задействованных в операции федеральных чиновников о якобы «политической нецелесообразности» вывоза дома престарелых из Грозного. Пропускали и даже шли на компромиссы, давая со своей стороны обещания: мол, не будем ни слова публиковать до счастливого финала, а уж когда он наступит, тогда, клялись мы, напишем обо всех участниках настоящую поэму, а дурное забудем...
       Последнего было вдоволь. Например, Сергей Калашников требовал наших гарантий, что в Грозненском доме престарелых «только русские», и чуть позже, когда ему стало ясно, что «там есть и чеченцы» (так действительно оказалось), обвинил нас в обмане... Наконец мы поклонились в ножки некоторым политикам, воюющим сейчас за места в Госдуме: помогите деньгами старикам, купите им теплые вещи, оплатите автобусы, которыми их будут вывозить из Грозного... Кандидаты в народные избранники в ответ тоже настаивали на гарантиях — да, они станут что-то делать, но только если их покажут по всем ведущим телеканалам в момент встречи с беспомощными стариками Чечни... Будущие думцы, не стесняясь, размышляли вслух примерно так: «Только сотня? С электоральной точки зрения слишком неэффективное вложение средств...»
       Мы напрасно пошли на компромисс с этой циничной гвардией и держали в себе историю о спасении Грозненского дома престарелых — ведь тем временем чиновники с политиками лишь искали шанс ничего не сделать, а главной их заботой стало то, чтобы об этом неприличном поведении потом никто не узнал.
       Пока в Москве уламывали «бомонд», военные полностью закрыли кольцо вокруг Чечни. Перебазирование дома престарелых на границу Чечни и Ингушетии усложнилось в сотни раз. Я часами простаивала на КПП «Кавказ». Смотрела в глаза его коменданту полковнику Анатолию Хрулеву. Просила. Умоляла. Объясняла, в конце концов, что есть соответствующее распоряжение вице-премьера Валентины Матвиенко, — а он отвечал просто: «А кто это такая — Матвиенко?» Или же: «А кто они вам, эти старики?» И упорно намекал, что враг не дремлет и под видом автобусов со стариками «в Россию проникнут террористы».
       Попросила помощи у коллег — работавших поблизости тележурналистов, весьма, кстати, именитых. Те внимательно выслушали — и не проявили ни малейшего интереса.
       По распоряжению Сергея Калашникова, министра труда РФ, содействовать в перевозе должен был Руслан Цечоев, министр труда Ингушетии. Но в те дни он был так занят собственным днем рождения, что вел себя постыдно — выпихивал меня из кабинета, когда речь заходила о доме престарелых. И главное, всякий раз подводил, когда нужна была конкретная помощь. Если договариваемся, что автобус должен стоять у КПП в 9 утра, то его там нет ни в 9, ни в 10, ни в 11... Наконец открылись глаза — у Цечоева просто было такое задание из Москвы: не предпринимать ничего...
       Связались с чеченской стороной. Может, люди в Грозном, стремящиеся удержать власть, пожелают продемонстрировать собственное великодушие и доставить конвой со стариками до границы Чечни и Ингушетии?
       Увы, чеченская реакция не смогла хоть чем-то отличиться от российской в лучшую сторону. Обещаний оказалось полно.
       Во-первых, из уст личного представителя Аслана Масхадова в Ингушетии — Мате Цихесашвили (руководителя департамента по межправительственным связям кабинета министров ЧРИ).
       Во-вторых, от Вахи Дудаева — депутата нынешнего парламента Ичкерии, особо напиравшего на то, что его парламент единственно легитимен и поэтому они в лепешку расшибутся, а дом престарелых вывезут.
       В-третьих, от представителя Красного Креста в Грозном, от десятков частных лиц. Клялись, божились, проникновенно смотрели в глаза...
       Но все слова были сотрясением воздуха. Постепенно стало очевидно: чеченским деятелям, которые там у руля или хотя бы близко к нему, сегодня нужно то же самое, что тем, кто у руля войны с федеральной стороны, — как можно больше крови и ужасов, смертей и бомб. Режимы сошлись лоб в лоб, зная, что каждому отступать некуда. А потому чеченская сторона неоднократно уверяла газету, что дом престарелых на Катаяме разбомблен, а люди погибли. И ни разу ни одного ОБЪЕКТИВНОГО доказательства! То же самое творила и сторона федеральная — убеждала, что дом престарелых уничтожен самими боевиками. И ни разу ни одного ОБЪЕКТИВНОГО доказательства!
       Умные люди в Назрани подсказали — остался один шанс: кидайся в ноги Валерию Куксе, министру по чрезвычайным ситуациям Ингушетии, всесильному местному Шойгу, он — единственный, кто может теперь помочь, он тесно общается с генералами объединенной группировки, у него связи с МЧС Чечни, в конце концов он — боевой друг президента Ингушетии Руслана Аушева и даже не просто друг, а командир по войне в Афганистане... Кукса выяснит, живы ли старики, Кукса их вытащит...
       Кинулась. И Кукса пообещал. Правда, удивился настойчивости. Кинулась еще раз — и Кукса опять пообещал. Но просил слишком не давить. Кинулась в третий раз — Кукса снова дал слово...
       А воз и ныне там. Все ушли в кусты.
       Сильные, смелые, активные и амбициозные особи в самом соку спрятались там от самых слабых, самых одиноких, самых безответных.
       Это и есть национальный позор.
       Что же теперь? Говорят, надо жить спокойно и не лезть не в свое дело. Говорят, у Путина рейтинг растет, потому что у него сильная рука. Говорят, что правая рука при «сильной руке» — как раз Матвиенко, которая все может, что захочет.
       Знайте, всё — врут. Сильные руки в отсутствие сердец заняты тем, что подписывают смертные приговоры.
       
       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ. Ингушетия — Москва
       
15.11.99, «Новая газета Понедельник» N 43
       

2006 © «НОВАЯ ГАЗЕТА»