СУДЬБА БАРАБАНЩИКА

АННА
СТЕПАНОВНА
ПОЛИТКОВСКАЯ
(30.08.1958 – 07.10.2006)

•
БИОГРАФИЯ
•
ПУБЛИКАЦИИ
В «НОВОЙ ГАЗЕТЕ»
•
СОБЫТИЯ ПОСЛЕ…
•
АУДИО / ВИДЕО
•
СОБОЛЕЗНОВАНИЯ
•
ВАШЕ СЛОВО
•

СУДЬБА БАРАБАНЩИКА
Тимура Хазиева не спасли, решив, что он чеченец?

       На этой неделе в Тверском межмуниципальном суде Москвы возобновляются слушания по так называемым норд-остовским искам. Однако «слушания» — так их можно именовать лишь по инерции. Судья Марина Горбачева делает все что угодно, но только не СЛУШАЕТ то, о чем ей хотят поведать истцы, требующие возмещения морального вреда в связи с потерей своих близких в ходе операции по уничтожению террористов, захвативших здание мюзикла в октябре прошлого года. Поэтому далее — то, что не желает знать судья: история ада, через который прошла московская семья Хазиевых, похоронившая 27-летнего Тимура, артиста оркестра «Норд-Оста». Сына, внука, отца, мужа, брата. Тукай Валиевич Хазиев, отец Тимура и истец за него, на этой неделе предстанет перед неумолимой судьей Горбачевой…

       Семья
       — Ну неужели Путину трудно было пойти хоть на какой-то компромисс? — все повторяет и повторяет Тукай Валиевич. — Кому было нужно это его «упорство»?.. Нам не нужно...
       Тукай Валиевич — один, кто в этом доме на Волгоградском проспекте в Москве не плачет, говоря подобные слова. Роза Абдуловна, жена его, Таня, юная вдова Тимура, 87-летняя бабушка не могут сдерживать себя, думая о том, что теперь навсегда с ними. Вокруг взрослых, как маленькая ракета, носится Сонечка, трехлетняя дочка Тимура. Накрывают на стол, Сонечка берет самую большую чашку и... «Это папе. Она папина! Не занимать!» — чеканит слова твердо и бескомпромиссно. Бабушка Роза ей однажды объяснила, что папа теперь на небе, как и ее, бабушкин, папа, и что он не сможет больше приходить, но ребенок никак не поймет, почему, собственно, «не может», если она его так ждет...
       — Я верил в силу государства, — говорит Тукай Валиевич. — Почти до самого конца этих трех суток верил. Думал, спецслужбы что-то придумают, договорятся, наобещают — и все разрешится... Не ожидал, что сделают так, как посоветовал Жириновский за сутки до штурма. Напомню: он сказал, что нужно потравить всех газом — часа два, мол, поспят и побегут... Не проснулись. И не побежали.

       Тимур

       Вся жизнь москвича Тимура Хазиева была связана как с музыкой, так и с Домом культуры шарикоподшипникового завода на 1-й Дубровской улице — сюда он ходил с детства, в музыкальную студию «Лира»; здесь и смерть нашел, поступив в оркестр мюзикла, арендовавшего именно этот ДК.
       У родителей, Тукая и Розы, раньше была поблизости комната в коммуналке, и два их сына — Эльдар (старший) и Тимур (младший) — учились в ДК игре на аккордеоне. Педагоги советовали Тимуру продолжать занятия — талантливый был мальчик, и когда после десятого класса пришло время выбирать, он, за год (!) пройдя курс музыкальной школы по ударным инструментам, поступил сначала в училище духового искусства, четыре курса которого осилил за три года, а потом и в Гнесинский институт — о чем мечтал. Педагог звал его «рафинад» — имея в виду, что рафинированный, утонченный, палочки барабанные держал по-особенному, аристократично... Однако параллельно с Гнесинкой Тимур много работал — в духовом и симфоническом оркестрах Министерства обороны. Успел съездить с ними на гастроли в Норвегию, должен был играть и в Испании, но поездка была намечена на жизнь, которая планировалась после 23 октября.
       — Вот, приготовила его форму... И фрак концертный, — твердо, чтобы не распускаться, говорит Роза Абдуловна, открывая шкаф. — Все никак не заберут... Из Министерства обороны.
       Светлоголовая Сонечка тут же хватает фуражку с блестящей кокардой, водружает себе на голову и скачет по комнате: «Папина! Папина!». Таня, не в силах выдержать сцены, уходит прочь.
       ...Когда и Гнесинка осталась позади, Тимуру предложили поиграть еще и в оркестре «Норд-Оста». Это была его третья по счету работа, но он согласился. Потому что семья, маленький ребенок, Таня пошла воспитательницей в детский садик (с соответствующей зарплатой, будучи актрисой и режиссером) ради Сонечки.
       Можно, конечно, не верить ни во что — ни в мистику, ни в предчувствия. Но...
       — За месяц до теракта Тимур перестал спать, — рассказывает Таня. — Я проснусь под утро, а он сидит. Спрашиваю: «Ложись, ну что ты маешься?». А он: «Тревожно мне что-то...»
       В семье считали, что Тимур просто очень устал. Его день начинался рано-рано: он вез Сонечку с Таней в садик. Оттуда сразу к родителям — позаниматься, его инструменты стояли тут: последнее время разрабатывал левую руку и радовался, что у него «все пошло». Позанимавшись, опять вскакивал в машину и ехал на репетицию военного оркестра, а уж оттуда отправлялся на «норд-остовский» спектакль. Возвращался домой ближе к полуночи, и с раннего утра все закручивалось заново. Говорят, он производил впечатление человека, который очень спешит жить. Почему? Ведь только 27?.. На этот вопрос теперь никто не ответит. Как и на другой: почему 23 октября Тимур оказался в «Норд-Осте»? Опять мистика...
       — Была среда, — рассказывает Таня. — Мы так установили дома, что это — наш семейный выходной. По средам в «Норд-Осте» обычно играл другой ударник, но он упросил Тимура о подмене, потому что его девушка категорически потребовала в этот вечер быть с ней. Спасла парня... А мой подменил и погиб.

       Теракт
       — Поймите, не хочется же, чтобы вещи родного человека где-то валялись. Ведь так? — спрашивает Роза Абдуловна. — Вот мы и поехали ТУДА...
       Конечно, ни мобильного телефона (Тимур только-только стал вставать на ноги и купил его), ни новых вещей.
       ...ТАМ, рядом с вещами, у Розы Абдуловны, конечно, случилась истерика — им отдали лишь его старую куртку с отпечатком армейской бутсы на спине и футболку. Больше ничего.

       И семьям погибших уже никогда не избавиться от памяти своих октябрьских чувств. Даже если им всем возьмут да и выдадут по миллиону долларов компенсации морального вреда — память останется навсегда.
       ...Впрочем, судя по футболке, Тимур в ней где-то на улице валялся. Роза Абдуловна так и не смогла отстирать эту нашу московскую уличную грязь — полубензин, полумасло...
       У Тимура, когда он в последний раз ушел на работу, в карманах было десять разных удостоверений личности с фотографиями: что он артист оркестра «Норд-Ост», паспорт, водительские права... Но в итоге 27 октября семья получила его тело с резиновой биркой, привязанной к руке, на которой значилось:

       «№ 2551
       Хамиев
       неизвест.».

       — Как это могло произойти? — спрашивает Роза Абдуловна. — Что мы его ТАК искали?
       Мать имеет в виду день после штурма — длинный день 26 октября, который семье Хазиевых тоже теперь не забыть никогда.

       — С утра до четырех вечера его фамилии не было ни в одном списке, — рассказывает Тукай Валиевич. — Когда мы уже объездили все морги и больницы, вдруг появляется... Небольшой список, человек на двадцать, и в нем Тимур — что он жив и в 7-й больнице. Мы от радости плакали, друзья поздравляли... Мы с Татьяной — скорее в 7-ю.
       У ворот стоял охранник и никого не пускал — говорил: запрет прокуратуры. Но Тукаю Валиевичу сказал, что это плохо, что «ваш» здесь — значит, безнадега... Таня стала просить, и охранник пожалел, пропустил. Внутри навстречу вышел милиционер с автоматом.
       — Знаете, ну прямо человек без души, — говорит Таня. — Ни слова: «Крепитесь, держитесь». Прямо мне в лоб: «Он умер. Идите отсюда». Я, конечно, кричала минут двадцать. И тут сбежались врачи: «Кто вас сюда пустил?».
       Когда Таня пришла в себя, попросила попрощаться с Тимуром. До вскрытия. Ей отказали. Она все просила и просила. Милиционер парировал: «К Путину идите за разрешением». Появились те самые сотрудники прокуратуры, троица: «Ну куда спешите? Крышку гроба еще успеете закрыть!». И еще: «Как-как фамилия? Хазиев? Чеченец?».
       Вот в этом и оказалась главная проблема. Семья уверена: причина смерти Тимура — неоказание помощи, так как его просто приняли за чеченца. А раз была установка чеченцев уничтожать, Тимуру реанимация не полагалась. Когда мужчины Хазиевы забирали его тело из морга, на груди было крупно написано: «9.30», время смерти в 7-й больнице. И больше ничего на теле — ни одного следа от капельницы, укола, вентиляции легких... Вот и вся история «спасения».

       О суде
       — Когда мы, истцы, говорили об этом в Тверском суде, — вспоминает Тукай Валиевич, — Горбачева делала вид, что не понимает, о чем мы. Она уверена: помогали всем без исключения.
       Естественно, у Хазиевых на руках — справки о смерти, в которых отсутствует «причина смерти». Там просто пустое место. И ни намека, что вообще был теракт. Это значит: в дополнение к госидеологии против Тимура и его семьи работает и госсистема юридического вымарывания вещественных доказательств.
       — Но вы, наверное, спросили сотрудников прокуратуры, почему в графе «причина смерти» — прочерк?
       — Конечно, 28 октября. И они объяснили, что это просто формальность, чтобы нам можно было быстро подготовиться к похоронам, а потом, мол, когда будут известны результатыы вскрытия, «обязательно впишут»...
       — Вписали?
       — Нет.

       * * *
       ...Из последних семейных новостей: недавно Таня завела Кирюшу и Фросю. Черепаху и кота. Чтобы было к кому возвращаться. Сонечка, хоть и не понимает, что случилось с папой, маленькая еще, а домой, где папы нет, идти после садика не хочет... Еще: недавно позвонили из реанимированного «Норд-Оста», предложили билеты на мюзикл, который с 8 февраля вновь поет и пляшет. Отказались, конечно, но там сказали, что в любой момент... Нам все нипочем.

       Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой газеты»
       10.02.2003